Нина Андреева: Голос разума в эпоху распада

Имя ленинградского преподавателя Нины Андреевой прогремело в 1989 году, когда в газете «Советская Россия» было опубликовано ее письмо «Не могу поступаться принципами». Михаил Горбачев лично требовал от каждого из членов Политбюро отмежеваться от положений этой статьи. Письмо было мгновенно предано обструкции, заклеймено и названо наглой вылазкой сталинистов. Сам автор подвергся травле, а вскоре газета «Правда» опубликовало ответ Александра Яковлева «Принципы перестройки, революционность мышления и действия». Там в ход шло все подряд: вплоть до откровенной лжи. Самый показательный пример: цитата Черчилля о Сталине, приведенная у Андреевой, приписывалась совершенно другому лицу, чтобы показать ложность всех посылов и некомпетентность автора. Статья была причислена к разряду тех самых опасных терний, через которые приходилось пробираться на пути к обновлению и чаемому просветлению. В «Словаре перестройки», изданном уже в 1992 году, название андреевской статьи приводится в ироническом контексте, о ней говорится, как о «кличе антиперестроечных сил». Простое, внятное и ясное «письмо» Андреевой тогда было воспринято, как ЧП и разбиралось на самом высоком уровне. При том, что в нем не было никакого экстремизма, ни оголтелости, ни превознесения сталинизма и прочего – только голос разума. Но сколько ненависти и негодования этот голос спровоцировал в среде противников, которые клеймили и лгали. Возможно, именно этот голос разума и пугал. Был страх, что разгонит повсеместный морок. Этот голос был опасен в то время, когда производился полный переворот в сознании, когда шла гонка за миражами и шла постепенное погружение в инореальность. Он был опасен в ситуации глобального форматирования сознания, когда позиция, озвученная Андреевой, выводилась в маргинальную плоскость, где и прочно закрепилась. До сих пор пребывает там. Опасность заключалась еще и в том, что это в андреевской статье транслировалось точка зрения большинства (которое вскоре проголосует за сохранение Союза) и это большинство ломалось через колено ради победы и закреплений завоеваний «новой номенклатуры». Вся эта расстановка сил не изменилась и до сих пор. Нина Андреева отталкивается от самой популярной в то время темы – репрессий. Она пишет о гипертрофированности этой темы, но при этом не замалчивает сам их факт. Она категорически против этой одноцветной окраски и упрощения истории. Это упрощение под лозунгами правдоискательства стало стартовой площадкой для атмосферы нигилизма и создания комплекса неполноценности, через который, по словам Александра Зиновьева, началась «оргия любования своими язвами» («Катастройка»). Андреева поставила диагноз происходящим общественно-политическим процессам и, понятно, что этот диагноз был категорические не нужен главенствующим тогда перестроечным силам, которые все больше радикализировались. В письме Андреевой говорится, что историю советской страны судят безапелляционно и «не утруждая себя доказательствами». Этот «суд» как раз и вылился в большую ложь, через призму которой мы до сих пор смотрим на свою историю. Отмечается откровенный диктат и практически установившееся монопольное право одной точки зрения ниспровергателей, что «свое мнение позволительно иметь только им». По сути, ими была открыта своеобразная идеологическая «черная дыра», поглощающая все. Десталинизация – спекулятивный проект нигилистической зачистки, она далека от риторики установления правды о прошлом. Это идеологическое форматирование прошлого. Тогда этот механизм показал свою гиперэффективность и не надо думать, что забыт или отложен в долгий ящик. Кстати, требование покаяния также один из важных элементов этой стратегии. Так производится ритуальное отрицание и отречение от прошлого. Общество не избавляется от чего-то порочного – грехов, а скорее происходит срезание его от почвы. О том, что пришлось пережить и с чем столкнуться после публикации «письма» Андреева рассказывает через несколько лет в ответе на анкету о гласности «Путь к истине, но не сама истина». Она пишет о том, что «начались повальные «разоблачения» моей «антиперестроечной деятельности»» с бесконечной чередой унижений. Вплоть до высказывания писателя Виктора Конецкого, назвавшего ее «бандершей из публичного дома» и газетных заголовков наподобие: «Что делать с Ниной Андреевой и такими, как она?» По ее словам, все дело в том, что восторжествовала трактовка гласности, как права говорить, что угодно. Произошла подмена демагогией, безответственностью и вседозволенностью и все это вместе выкладывается в систему новой конъюнктуры. Андреева пошла наперекор ей и известно, что произошло: была демонизирована. Сейчас все это называется фэйкостроительство: …из газеты в газету, из журнала в журнал, из передачи в передачу нередко перекатывается и пережевывается одна и та же жвачка, часто вызывающая отвращение и возмущение множества людей». Тогда все это романтизировали гласностью, разогнавшей тучи старого мира гнета и тоталитаризма. И через это, например, «разрекламированные белые пятна» истории стали быстро превращаться в «черную полосу» послеоктябрьского периода. Все это отлично характеризует строчка поэта Виктора Кочеткова, которую приводит Андреева: Мы тридцать лет побед и бед Отхожим местом сделали… Ее вывод: «безбрежный поток буржуазного либерализма всегда мелкий и мутный, способный превратиться в зловонное болото или грязную застойную лужу. Представляется, что гласность, лишенная социальных пределов и берегов, способна стать тормозом общественного прогресса, играть вредную роль в обществе». Все это ей было проверено на себе, когда та самая безбрежная гласность трансформировалось в право на оголтелость, на оскорбления и ложь. Подобный формат гласности тогда наэлектризовывал общество энергиями разрушения. Этим строем и шли в новый дивный мир… Статья Нины Андреевой остро актуальна и в наше время. Только, что-то подсказывает, что если она сейчас появилась бы в печати, то травли было бы не меньше, чем в перестроечные годы. Можно вспомнить какую бурю возмущения вызвала публикация в 2012 году «Письма товарищу Сталину» Захара Прилепина. Там, напомним, либеральное «мы», пышущее злобой, высказывает Сталину свои претензии: «Мы поселились в твоём социализме. Мы поделили страну созданную тобой. Мы заработали миллионы на заводах, построенных твоими рабами и твоими учёными. Мы обанкротили возведённые тобой предприятия, и увели полученные деньги за кордон, где построили себе дворцы. Тысячи настоящих дворцов. У тебя никогда не было такой дачи, оспяной урод». Эта публика жонглирует историей, форматирует ее на свой лад, но при этом все равно не в полной мере ощущает свое хозяйское положение, поэтому и борется с тенью генералиссимуса, поэтому и кидает ему: «не стой перед глазами, сгинь, гадина». После этой статьи Прилепина также клеймили, также пытались растоптать, отказывали и в праве называться русским писателем. Ничего не меняется. Произведенная перестройка общественного сознания действует до сих пор. В ней важна четкая расстановка «сигнальных флажков» что считать элитарным и прогрессивным, а что скандальным, дремучим и порочным. Ответ на причины неистовой ненависти в либеральных кругах, а также среди адептов и локомотивов перестройки к письму Нины Андреевой можно найти в книге писателя и философа Александра Зиновьева «Катастройка». В ней перестройка представлена как «революция сверху», которая проводилась «властями в интересах укрепления власти». Классическая формула революционной ситуации кардинально изменилась и стала формулироваться как «верхи уже не хотят управлять по-старому, а низы уже не могут жить по-новому». По словам Зиновьева, «такого рода революцию осуществляют высшие руководители страны, возглавляющие народные массы и принуждающие их к преобразованиям». Понятно, что голос здравого смысла, озвученный в статье Нины Андреевой, полностью разрушал эту стратегию принуждения и укрепления власти в новом формате и в новых реалиях. Поэтому письмо и было воспринято крайне опасным и объявлено наглой вылазкой сталинистов. «Родина… Суровые отцы-чекисты состарились, сгорели от водки и подагры, ссохлись их сапоги, ремни и портупеи, и целый народ, никем не пасомый, мечется, одичавший, по снежным улицам и полям. КТО МЫ?! ЧТО МЫ?! ГДЕ НАШ ОТЕЦ?! — кричит каждый глаз. Мы не понимаем себя, не понимаем мира… Им СТРАШНО всем. Родина мечется полоумная и от страха подличает, отдается псевдоотцам…», а лжепророки и лжеотцы тут как тут. Это цитата из лимоновского романа «Иностранец в смутное время» достаточно точно передает ситуацию того времени, когда общество, освещенное слепящим прожектором нигилизма, потеряло ориентацию, запаниковало и в страхе от разрастающейся пустоты поторопилось прибиться куда угодно, тем более, что туда его настоятельно зазывали, суля всяческие земные блага. В таких условиях не до голоса разума. Репутацию Нины Андреевой тогда попросту смешали с грязью, а после о ней практически забыли. Ее сделали исчадием ада и символом всего самого ужасающего. Вынести этот жесткий лающий пресс мог только очень могучий человек. Один из последних заступников большой советской страны. К ее голосу не мешало бы прислушаться и сейчас, а то очень схожие тучи все бродят на горизонте, грозя полным обвалом всему.