Василий Устюжанин: Если кто и выиграл от создания СССР, то Пушкин - первый бенефициар
Неурок литературы Я снова о любимом поэте. Месяц назад разместил в ФБ текст о переводах знаменитого романа в стихах на англо-франко-итальянский и прочие языки мира. Вот ссылка. https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=2547316612250272&id=100009158736978 Я-то думал: "Онегин" - такая Джомолунгма, такая поэтическая вершина, что пытаться взойти на нее и благополучно спуститься (то бишь перевести на родной язык) - чистое безумство. Я заблуждался. Роман в стихах только на английский переведен 43 раза. На французский - 17, на итальянский - 10. На испанский - трижды. Конечно, остались еще неохваченные "Онегиным"-Пушкиным континенты, страны и наречия. Но с каждый годом все уже круг отстающих. Ну а что в родных пенатах? Что случилось с "Онегиным" в царской империи? И в многонациональном СССР? И в его правопреемнике - родной Российской Федерации? Как, где и кому покорялся на отечественных и экс- отечественных просторах "Евгений Онегин"? Взялся изучать. И вот что обнаружил, вызнал, открыл. Делюсь. "ВСЕ ПОЭТЫ - ЛЮБВИ МЕЧТАТЕЛЬНОЙ ДРУЗЬЯ..." Открытие первое и досадное. На окраинных просторах царской России до романа почти никому и нигде не было дела. Именно так - почти никому и нигде. Лишь знаменитый казахский поэт Абай (Ибрагим Кунанбаев) 5500 онегинских строк вместил в 375 своих. Поэта вдохновил не весь сюжет, а лишь любовные письма и объяснения героев - Татьяны и Евгения, да еще дуэль Ленского с Онегиным. Особенно впечатлился поэт письмом Татьяны к Онегину. В нем он явно увидел переживания, которые описывал сам в признаниях любимым. "Замечу кстати, все поэты - любви мечтательной друзья". Это не я, это Пушкин в "Онегине" заметил. Абай - не исключение из сердечных правил. Влюблялся, если почитать роман Ауэзова "Абай", тоже много и вдохновенно. Поменьше Пушкина, конечно. Даже решительно меньше. Донжуанского списка из 113 влюбленностей он землякам точно не оставил. 113 даже по восточным меркам перебор. Хотя и пушкинский список - скорее хвастовство холостого жуира, без пяти минут жениха, чем точный подсчёт. "113-й" стала ему, известно, невеста Наталья Гончарова. Но то, что Абай почувствовал в сердечных томлениях Татьяны душевное родство - несомненно. К тому же жанр девичьего письма просто идеально лег на формат айтысов - степных протяжных песнопений. Один акын начинает, другой отвечает. Как Ларина Онегину, потом Онегин Лариной, а потом еще раз по разу. И Татьяна в письме Онегину душу открыла совсем не кратко. От первых строк "Я к вам пишу - чего же боле? Что я могу еще сказать..." до последних "Но мне порукой ваша честь, И смело ей себя вверяю" вместилось еще 77. Догадываюсь - почему так много. Помните, изумленный Онегин, глядя в лорнет, о Татьяне: "Ужель она? Но точно... Нет... Как! Из глуши степных селений". Чуть ранее сам Пушкин: "На прелести ее степные с ревнивой робостью гляжу". Степные прелести! Стало быть Татьяна ментально близка казахам? Но это уж мои домыслы. На самом деле из "глуши степных селений" на выданье в Москву она въезжала через Тверскую заставу. Любовалась Петровским замком. А он в Москве на нынешней Ленинградке. С западного направления. Скорее из Псковской или Тверской губернии, из каких-нибудь любимых поэтом Ижор или Торжка двигался ее возок в Москву. Откуда там степной прелести взяться? Дубравы и рощи кругом. Что у поэтов на уме - одним им известно. Вообще поэзия - сплошные ребусы. Там, где здоровый глаз увидит серую тучу или барышню в строгом наряде, око поэта узрит мираж, мимолётное виденье, какой-нибудь чистейшей прелести чистейший образец. Отчего такие аллюзии? У меня есть догадка: поэтический глаз преломляет картинку жизни сквозь некий магический кристалл. А отраженные лучи подают иллюзорные сигналы в мозг. Иллюзорные - читай искаженные. Ну а мозг сигналит руке. Рука - бумаге. И слагается песня, баллада, сонет. Муза слагается. За что такие бонусы Всевышний даёт поэтам при жизни? Как выделяет счастливчиков? Надеюсь, добьюсь у Творца аудиенции, задам сокровенные вопросы. И мне, и вам, будет интересно. НЕ ВИНОВАТЫ ОНИ! А пока двигаюсь дальше по теме Еще латвийский поэт К. Лихзит написал либретто к опере "Евгений Онегин" в 1913-м году. На латышском языке. Тогда Рига была столицей Лифляндской губернии. И столица, и губерния входили в состав России. Но либретто - совсем краткий свод сюжетных замет. Пересказ чужого творения. Так же пограничник или разведчик смотрит в бинокль на вражий рубеж - изучает, что затевает противник, куда перемещается, чем вооружен, потом докладывает начальству. И либретто - что то вроде донесения постановщику об оригинале шедевра. Согласитесь, это уже из другой оперы. Так что неведомый мне лифляндский переводчик с немецкой фамилией (прибалтийских немцев в Риге тогда проживало почти столько же, сколько и прибалтийских русских), хотя и совершил благое дело, однако не такое фундаментальное, чтобы оставить свое имя в анналах онегинской переводной истории. Ну вот, кажется, и вся дореволюционная онегиана. Не густо. Но буду ли я предавать остракизму царский режим, а тем более пенять коренным народам большой империи за то, что проявляли такой скромный интерес к роману в стихах? Не буду! Не виноваты они! Всему своё время. Очевидно, слабы еще были литературные традиции, переводческие школы, запасы лексических и выразительных средств. Языки, как и тесто, зреют постепенно. Но уж если вызревают, если всходит опара... В ВЕСЕЛОМ ГРОХОТЕ, В ОГНЯХ И ЗВОНАХ... Поистине ударное онегинское освоение началось после крушения самодержавия. Оковы рухнули (Пушкин этого по молодости сам страстно желал) и на обломках самовластья освобожденные братья и сестры действительно начали писать имя поэта - переводить и узнавать. Прорывным для пушкинского гения стал 1937 год - один из самых мрачных в истории СССР. По всей стране возводились тысячи новых предприятий. И одновременно - сотни лагерей для строителей нового мира. Стране мечтателей, стране ученых требовался общенациональный герой и объединяющий общенациональный праздник. Юбилей гибели поэта приспел как яичко ко Христову дню. Обычно ярко и всенародно отмечают дни рождения гениев. Не юбилеи смерти. Можно было чуть погодить и в 1939-м торжественно отметить 140 лет со дня рождения поэта. Но Пушкин нужен был именно в 1937-м. Пока гремят процессы, пока народ возбужден, пока верит: в своих дерзаниях всегда мы правы, пока пламя души своей, знамя страны своей готов пронести через миры и века, пока отбивается в сердцах и в душах звонким тактом "Марш энтузиастов". Песня из фильма "Светлый путь" на самом деле прозвучала тремя годами позже пушкинского юбилея. Но написана и пошла в массы в 1936-м. В любом случае в 37-м сердца уже бились в такт ей - стоит почитать газеты тех лет. И ЦИК утверждает программу празднования столетия гибели поэта. Как он отмечался - отдельная тема и отдельный восторг. Пушкин, конечно, мечтал, что слух о нем "пройдёт по всей Руси великой". Но чтобы такой всеохватный, всенародный, вселюбовный? Что назовут в его честь города, улицы, набережные, музеи, корабли, а его самого назовут пролетарским поэтом? Что переиначат школьные программы? Что будут проводить торжественно и массово собрания в городах и весях? Что переведут всего на языки больших и малых народов, издадут и переиздадут в государственных издательствах много- и полнотомники? А ведь стали! Переводить, переименовывать, переиначивать, издавать и переиздавать. Право, если кто и выиграл от создания СССР, то Пушкин - первый бенефециар. Писательские организации союзных и автономных республик откликнулись на призыв - вернуть Пушкина народу. Руководители союзов составляли разнарядки на переводы гениального наследия. И заискрили мысли, заскрипели перья, застучали печатные машинки (они уже были в ходу). Тогда же в 30-е пошло в рост стахановское движение. Шахтеры, ткачихи, лесорубы били рекорды в забоях, цехах, на лесоповалах. И поэты становились на трудовую вахту - за переводы Пушкина. НОЧЬ УБИТЫХ ПОЭТОВ Так, как переводили его в 30-е годы, больше не переводили никогда. В моей родной Белоруссии. этот процесс выглядел следующим образом. О нем рассказала исследователь литературы Анна Северинец: "Комиссию по переводам возглавил Янка Купала. Именно он распределил между белорусскими писателями произведения, которые те должны были перевести. Например, Тодору Кляшторному достался «Каменный гость», сам Янка Купала взял себе «Медного всадника», Алесю Дудару была оказана честь перевести «Евгения Онегина». ...Текст «Евгения Онегина» по репродукторам услышал весь Минск. ...Вскоре Алесь Дудар был арестован и в ночь с 29-го на 30 октября 1937 года расстрелян в подземельях минской внутренней тюрьмы НКВД. Тогда были убиты более ста представителей интеллектуальной элиты БССР — литераторы, государственные деятели, ученые. Эта трагическая дата - ночь с 29 по 30 октября 1937-го вошла в историю под названием «ночь убитых поэтов». Да, худая примета - отмечать юбилеи смерти. Белорусская трагедия - лишь одна в ряду преступлений Сталина. И лишь одна страничка юбилейных торжеств. Террор 37-го прошёлся косой по литераторам Грузии, Украины, Армении, Казахстана, Татарстана, других союзных и автономных республик. За что? Зачем? Пролетарский интернационализм требовал жертв. Писатели, ярче других выражавшие самобытность национальных культур, объявлялись националистами и пополняли трагический мартиролог. Казахский поэт Ильяс Джансугуров перевел пушкинский роман в феврале 1937-го. А в апреле был расстрелян. Переводчик "ЕО" на армянский язык Карен Микаэлян репрессирован в 37-м, а в 41-м умер. Татарский поэт Футхи Бурнаш в 39-м перевел "Евгения Онегина", в 40-м осужден, в 42-м расстрелян. В Азербайджане "Онегина" перевел Самед Вургун. И лишь случай уберег его от расправы. В Киеве "неоклассика" Максима Рыльского посадили в Лукьяновскую тюрьму за некий отрыв от идеалов социализма. "Евгения Онегина" он, покаявшись, переведёт уже по выходе из камеры. Но не буду больше о тяжком. Не дай нам Бог новых великих утопий и практикующих палачей. Справедливости ради скажу: в 30-е годы гораздо больше повезло другим пушкинским произведениям. Повестям и рассказам, поэмам и стихотворениям. Все же роман в стихах - слишком крутая вершина, чтобы брать ее штурмом. Брали постепенно. "И С НЕЙ ОНЕГИН В СМУТНОМ СНЕ..." В той же маленькой Латвии уже в советское время вышло два перевода пушкинского романа. Их авторы Янис Плаудис совместно с Андреем Шмидре (1948 год) и Мирза Бендрупе (1974). Если учесть, что в 1929-м году вышел самый первый перевод - Герберта Дорбе, то три перевода на двухмилионный народ - мой респект латвийской культуре и латышской письменности. В соседней Белоруссии "Евгения Онегина" после Алеся Дудара перевел в 60-е еще Аркадий Кулешов. Я отыскал этот перевод. На белорусском Пушкин звучит своеобразно. Но как иначе он должен звучать на другом языке? Если бы я прочитал "пераклад Куляшова" в детстве, еще не зная языка оригинала, он бы мне точно лег на душу. Быть может, кто-то не помнит: "...юная Татьяна и с ней Онегин в смутном сне" явились впервые Пушкину в Кишиневе. Там же, в Бессарабии, он написал первые 16 строф романа. И было бы обидно, если бы молдаване не ответили Пушкину взаимностью. Ответили. В 1950-м это сделал Юрий Баржанский. Перевел "Евгения Онегина" на родной язык. Любопытно, что годом ранее в соседнем Бухаресте Джордже Лесня перевел роман в стихах на румынский. Молдавский и румынский - родственные языки. Получается, у молдаван есть два онегинских перевода. Какой лучше - знать дано только им. В Грузии "Онегин" лег на перо трем поэтам-переводчикам. В 30-х - Григолу Цецхладзе, в 1972 г. - Отару Челидзе и совсем недавно, в 2011-м - Лейле Качарава. Был бы жив СССР, то и перевод на абхазский язык, выполненный в 1969-м году Мушни Ласурия, пошел бы в зачёт Грузии. Но не случилось. СССР развалился. А два года назад поэт презентовал дополненный перевод. Все эти годы - 50 лет! - не отпускал его "Онегин". На презентации книги присутствовал и президент Абхазии. Он отметил, конечно, большой вклад Пушкина и переводчика в сближение двух народов. Я бы те же слова произнес. КАВКАЗСКИЕ ПЛЕННИКИ Вообще, горские поэты прониклись к Пушкину особенным трепетом. Например, южным осетинам подарил свой вариант "Онегина" Нафи Джусойты, а северным - Георгий Кайтуков. Вот как хвалила критика перевод Кайтукова: "Казалось, не найдётся мастера, способного передать такую сложную композицию на чужом языке. Но Г.Кайтукову удалось передать не только размер произведения, но и сложную схему рифмовки, чёткое чередование клаузул. Более того, переводчику почти всегда удаётся соблюдать эквилиниарность". Умываю руки. Эквилиниарность! Музыка орфоэпии! Для справки: эквилиниарность - это соответствие в переводе слов и строф оригиналу. Ну а что такое клаузула объяснять не стану - и второгодник знает. Жители многоязычного Дагестана (14 коренных народов) тоже получили своего "Евгения Онегина". Почти каждый народ - по переводу. На аварский язык роман перевел Магомед Сулейманов. Еще в 1956-м году. А переиздали недавно - скромным тиражом в 300 экземпляров. То есть труд, едва выйдя из типографии, стал библиографической редкостью. Еще большей редкостью скорее всего стал совместный перевод "ЕО" на кумыкский язык Ибрагима Бамматули и Анвара Гамидова. Он был напечатан в газете. Выходил ли отдельной книгой - не нашел подтверждений. А есть еще перевод на лакский язык билингва Магомеда Абдуллаева. Кто такой билингв? Не знаете? И я по сию пору не знал. Так называют человека, владеющего двумя языками. Владеющий тремя - полилингв. Четырьмя и больше - полиглот. Полезное знание. Буду козырять эрудицией. Настоящим же откровением для меня стал перевод "Евгения Онегина" на табасаранский язык. Есть такой язык в горах Дагестана. Говорят на нем более ста тысяч человек. У него сложная падежная система. Настолько сложная, что угодила в книгу рекордов Гиннеса. 46 падежей! Но для поэтессы Гюльбики Омаровой эта трудность не явилась препятствием. Жаль, в моем полилингвском арсенале нет табасаранского. Не смогу передать звучание онегинской строфы на редком языке. Но перед Гюльбикой Омаровой все равно склоняю низко благодарную голову. И это не все. На ниве (применительно к Кавказу правильней, наверное, на долинах и на взгорьях) онегианы отличились и другие горцы - чеченец Хусейн Хатаев (два года назад перевел "ЕО"), кабардинка Мида Шаоева (год назад), адыгеец Аскер Басте (1999), балкарец Салих Гуртуев (2010). Те, кто критикуют Россию за невнимание к национальным культурам - уймитесь. Все не так, ребята. "Онегин" вам в укор. Роман стал достоянием пусть не каждой сакли и не каждого аула, но почти всех народов Кавказа. Кто станет отрицать мой вывод, тот неправ. СУИЦИД ТАТЬЯНЫ ЛАРИНОЙ Отдельная история отношений с Пушкиным у среднеазиатских народов. И она - пожалуй, самая интересная часть моего исследования. Казахи накрыли Пушкина и героев его романа самой-самой горячей и пылкой любовью. Про Абая я уже рассказал. Казахский классик разбудил многих. В частности, члена колхоза Шадай аула номер 27 Аксуйского района Алмаатинской области Кувата Терибаева. Он еще в молодости перевел роман на казахский язык. Так необычно перевел, что слова перевода передавалась из уст в уста - традиционная форма передачи текстов в степных селениях. В 30-е годы республиканская газета "Социолды Казахстан" послала к нему редакционного поэта. Тот записал со слов автора 600 песен в арабской транскрипции (до 1930 казахи писали на арабике, потом перешли на латиницу, в 1940-м - на кириллицу, а с 2017-го - снова на латиницу). Ну как еще ярче можно выразить народную любовь к чужому гению? В Казахстане вообще сложился удивительный жанр переводных дастанов - условных переводов, фольклорных переложений, вольных песенных сказаний. Поэт Асет Найманбаев сложил по мотивам пушкинского романа свой дастан "Онегин и Татьяна". В нем Татьяна Ларина заканчивает жизнь самоубийством, узнав о гибели на дуэли Онегина. Именно Онегина, а не Ленского, как у Пушкина. Но степные сюжеты так обычно и завершаются - печалью, смертью героев. Не ломать же ради Пушкина традицию. В 1937 году вышли еще четыре вольных перевода "Онегина" на казахском. Их авторы - уже упомянутый мною Куват Терибаев, а также Сапаргали Алимбетов, Арип Танирбергенов и Есенсары Кунанбаев. Не правда ли, казахские имена и фамилии - уже сами по себе поэзия? Я хоть в душе славянофил и почвенник, но признаю - русские Иванов, Петров, даже Сидоров сильно уступают в звучании Алимбетову, Кунанбаеву, Терибаеву. Ну разве моя фамилия - Устюжанин, доставшаяся от прадедов, может еще посоперничать. Но тут я пристрастен. Те же Петровы вправе возразить: ты о чем? В нашей, простой и короткой, запечатлена история России. И ведь правду так. "Красуйся, град Петров, и стой неколебимо." Ничего подобного про град Устюжну или Великий Устюг Пушкин не написал. Фамилия (в прямом и переносном смыслах) подкачала, не дала звучного исторического материала. Но вернусь к казахскому феномену. После Абая стали выходить в Казахстане и профессиональные переводы "Евгения Онегина". Их авторы - Ильяс Джансугуров, (1937), Куандык Шатгинбаев (1949), Какимбек Салыков (2007). Утверждаю: казахи - безусловные лидеры в переводной уже даже не онегиане, а Онегиаде (на пример Олимпиады). По мне такое почтение к роману - показатель зрелости национального литературного языка. При скудости выразительных средств - откуда взяться сонму переводчиков? Связь очевидная. При этом и все среднеазиатские республики в разное время получили своего "Онегина" на родном языке. Муса Ташмухамедов, более известный как Айбек, подарил "Онегина" узбекам в 1937 году, Мерзо Кенжабек тоже узбекам - в 1986-м, Эрнс Турсунов киргизам - в 1967-м, Мухиддин Фархат таджикам - в 1967-м, Мамед Сеидов и Анна Ковусов туркменам - в 1974-м. Средняя Азия проявила к Пушкину отнюдь не средний интерес. ВРЕМЯ ТУНГУСОВ ПРИДЕТ Рад, что в освоении пушкинского романа поучаствовал и мой тезка. Василий Регеж-Горохов перевел "Онегина" в 1997-м на марийский язык. А на якутском это сделал фронтовик Дьуон Дьянылы (Гавриил Макаров в переводе на русский). Обратиться к "Онегину" его подвигла война. Осколок снаряда угодил в вещмешок Дьуона, где лежал пушкинский сборник. Книга спасла ему жизнь. В госпитале стал работать над переводом "Онегина". И завершил его, уже учась в Литинституте в Москве. Вот такая она, неполная история онегинских переводов. Для полноты надо бы упомянуть эстонскую поэтессу Бетти Альвер, литовца Антанаса Венцлава, чуваша Петра Хузангая, калмыка Басанга Джорджиева, удмуртку Розу Яшину, мордвина Кузьму Абрамова. Они тоже прикоснулись пером к русскому гению и его роману. К своему огорчению, не нашел переводов "ЕО" на башкирском и бурятском. Верю, еще придет их время. А также время хантов и манси, нанайцев и ненцев, хакасов и камчадалов. И конечно, тунгусов. Тем более, что ныне "дикий тунгус" - современный продвинутый эвенк с современным продвинутым эвенкийским языком. В нем три наречия (южное, северное и восточное) и огромное количество говоров. Что еще надо, чтобы взяться за Пушкина? Если заметили, я почти ничего не сказал о качестве переводов. И зачем? Это дело критиков. Мое дело назвать тех, кто не убоялся задачи и представил землякам русского гения и его гениальный роман в стихах. Но все же закончу обзор переводной Онегиады необычным примером: переводом романа с русского на ...русский. Его осуществил наш современник Андрей Чернов. Писатель, историк, журналист, поэт, человек явно редких дарований. Он представил не перевод, а собственную реконструкцию уничтоженной Пушкиным десятой главы "Онегина". Для этого вжился в поэта, слился с ним, обмакнул свое перо в его чернильницу. На выходе получился блеск. Я книжку случайно купил на развале. Погрузился в чтение и обнаружил почти подлинного Пушкина. И так бывает. Ну и совсем-совсем уж последнее рассуждение. "Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом», - в сердцах написал однажды Пушкин. Нет, добрый черт, скорее всего переодетый ангел догадал Пушкина родиться в России. Просто гении при жизни, случается, не понимают своего счастья. Ну где, в какой еще стране герои лирического романа заговорили бы на таком немыслимом множестве языков? Разве не завидная судьба, не счастливый удел? Мне ближе иное признание поэта, сделанное в письме Чаадаеву: "Я далек от восхищения всем, что вижу вокруг себя; как писатель, я огорчен, как человек с предрассудками, я оскорблен; но клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество и иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог». Вот "речь не мальчика, но мужа". Вот близкий и дорогой мне Пушкин. Вот из каких откровений рождаются будущие шедевры. Шедевры, которые пленяют читателей, а самых талантливых из них подвигают к переложениям на родной язык. Честь и хвала этому славному племени подвижников-толмачей. Им, одержимым и безбашенным, влюбленным в Пушкина, ободренным его музой, посвятил я свою обзорную песню.