Андрей Вознесенский. Вечная память!
Вчера минуло ровно 10 лет со дня смерти поэта, на чьих стихах воспитались миллионы россиян. Зоя – великий человек, говорю это без иронии. Они были очень красивой парой. Зоя – умный человек, сама известная писательница , но жизнь свою, конечно же, посвятила Андрею. Как трогательно она лелеяла его все последние годы, когда он на глазах становился всё более и более беспомощным. Ведь уже в Париже, лет пять назад, на международной книжной ярмарке, он настолько с трудом передвигался, что здоровенный Дима Быков однажды взял его на руки, как ребёнка, и занёс в автобус, когда мы ехали на какое-то выступление. Пытаясь передвигаться самостоятельно, он разбил в номере лицо, и ему накладывали швы. Он, практически уже тогда потеряв голос, вёл вечер поэта Геннадия Айги и вручал ему Пастернаковскую премию. Чем дальше удаляется от нас во времени и пространстве Андрей Андреевич Вознесенский, тем ближе становится он нам и тем четче ощущается его масштаб. Андрей Вознесенский и Евгений Попов. 25.01.2010, Пушкинский музей, премия "Триумф". Фото из личного архива Е. Попова. Это он вместе с Аксеновым, Астафьевым, Ахмадулиной, Евтушенко, Окуджавой, Солженицыным спас страну и ее людей от окончательного погружения в дикость тоталитарного бытия. Я помню всё. Помню, как ребята, мои сверстники, маршировали ночью по заснеженному сибирскому городу Красноярску, декламируя из его знаменитой "Треугольной груши": "Рок-н-ролл - об стену сандалии, Ром в рот - лица как неон. Ревёт музыка скандальная, Труба пляшет как питон!" С ним меня познакомил поэт Роман Солнцев в конце 1963 года. Юный, большегубый, длинношеий Андрей Андреевич жил тогда вместе с родителями в районе "трёх вокзалов", недалеко от Елоховского храма, в старом сталинском профессорском доме. Вознесенский "открыл" Солнцева годом раньше, написал о нем в "Литгазете": "Спасибо тебе, что ты так талантлив, Роман", - и процитировал ЦЕЛИКОМ стихотворение совершенно неизвестного ему "студента из Казани", приславшего ему свои стихи по почте. Наутро Солнцев проснулся знаменитым. Для Вознесенского я был тогда всего лишь студент-геолог, друг Романа. До издания альманаха "Метрополя", куда он не побоялся дать свои стихи, оставалась более дюжины лет. Лишь тогда состоялось наше настоящее знакомство, в 1978-м. Но у меня хранится раритет - подаренная "студенту-геологу" в 1963-м "Мозаика", тот самый легендарный сборник, изданный во Владимире, с портретом молодого Вознесенского работы полуопального тогда Ильи Глазунова, с вырванной и переклеенной по требованию цензуры (из всего тиража!) страницей. Скандальный сборник, за который тогда уволили с работы редакторшу. Помню, как какой-то услужливый гад после того, как царь Никита Хрущев громил Вознесенского в Кремле, сочинил для "Крокодила" обличительные стишки, перепечатанные многими газетами "Помогли бы, братцы, парню ума набраться". И еще - "Перед вражеским тёмным ликом преступление - отступать". Помню, как он совсем больной, говорящий лишь свистящим шепотом, вручал мне в Пушкинском музее высокую премию "Триумф" и весело зарифмовал в своем вступительном слове "Попов - popoff". Помните и вы его, великого русского поэта второй половины ХХ века. Поэта, который не желал сдаваться при наступлении на него любой темной силы - и партократии, и охлократии, и властвующих дураков, и неизлечимой болезни. Он не сдался, и он победил. Его "отступления" на самом деле были атаками. Он с нами, он с Россией и пребудет здесь всегда. Его пытались держать в качестве манекена в витрине социализма, но просчитались. Я думаю, что на социализм с любым лицом Вознесенскому всегда было плевать. Он был анархиствующим левым интеллектуалом, не случайно его обожали леваки по всему миру, а в друзьях у него были и американские битники, и Ален Гинзберг, и Боб Дилан, и Пьер Карден, и Роберт Лоуэлл. И, кстати, присутствие в альманахе такой официальной звезды, как Вознесенский, сильно помогало выживанию в советском социуме таких его участников, как Юрий Кублановский или Юрий Карабчиевский, чьи отношения с "гэбухой" были весьма напряжёнными из-за их постоянных публикаций "за бугром". Об этом тоже не следует забывать. Равно как и о нежной дружбе Андрея с эмигрантом и "отщепенцем" Василием Аксёновым. Самара. Андрей Вознесенский, Василий Аксенов, Евгений Попов, Зоя Богуславская, Герман Лукьянов. Фото В. Попова. Не случайно с таким уважением относились к Вознесенскому такие "киты андеграунда", как Игорь Холин и Генрих Сапгир. Ведь Вознесенский - кому только не помогал в своей жизни! И "смогисту" Леониду Губанову, и Борису Гребенщикову, да и мне, когда меня за "МетрОполь" выперли из Союза советских писателей. Дорогой реликвией стала последняя с ним наша фотография, где на его лице, во всём облике этого человека, которого я знал совсем другим, видны следы слабости, растерянности, болезни и какой-то внезапно проявившейся детскости, доброты. Последний раз я разговаривал с ним 12 мая, в день его 77-летия, за две недели до его смерти. Да, разговаривал. Хотя сам он произносить ничего уже не мог, но слушал, слышал, реагировал. Зоя соединила нас по телефону, я долго болтал ему всякую чушь, вспоминал юные годы, о том, как познакомил его с Приговым, как он подбрасывал к небесам на заснеженной переделкинской дорожке моего крохотного тогда сына Васю, плёл, что 77 - это первые две цифры портвейна "Три семёрки", говорил, что после инфаркта мне год не велено врачами ездить на машине, но как только год пройдёт, вот уже скоро, я сяду в свой старый "Опель" и к нему приеду. Увы, не вышло! Вечная память! P.S. Слава Богу, что мы с сыном догадались сфотографировать двух моих "старшИх", когда оба они были еще в добром здравии. Москва, 2001 год.