Василий Устюжанин: Что-то слышится родное в лирной песней Толмача
Навеяно изоляцией Не для хвастовства (но в основном для него, конечно) начну с признания - роман в стихах Пушкина знаю наизусть почти весь. А сейчас, на самоизоляции, стал учить даже на иноземных языках. Исключительно для тренировки памяти. На английском, белорусском, украинском. Других наречий не знаю. А стал учить - заинтересовался переводами. Кто переводил и как? Возможно ли вообще осилить эту непереводимую поэтическую вселенную? Оказалось, возможно! И ещё как возможно. Были бы цель, воля, вдохновение, сносное знание русского языка и стихотворной силлабики. Ну и отвязные мозги. Без последних - отвязных и отважных - Пушкин неодолим никак. Кстати, толмачами в допетровские ещё времена называли посольских переводчиков. Слово хоть и грубовато, архаично, но другого синонима не подобрал. А пользоваться одним привычным - переводчик - скучновато. Есть, правда, еще "драгоман". Однако у нас не прижилось словечко. Тогда и ну его в печку. Но обо всем по порядку. ЧИТАЮ: ЭТТОРЕ ЛО ГАТТО. СЛЫШУ: ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН Представьте: на одном итальянском существует 10 полных переводов "Онегина". Хотя этот феномен объяснить как раз просто. Пушкин сам бредил Италией. В "Онегине" он италофилом выразил себя уже в первой главе: "Адриатические волны. О Брента, нет, увижу вас! И вдохновения снова полный, Услышу ваш волшебный глас. Он свят для внуков Апполона; По гордой лире Альбиона Он мне знаком, он мне родной. Ночей Италии золотой Я негой наслажусь на воле, С венецианской молодой То говорливой то немой, Плывя в таинственной гондоле; И обретут уста мои Язык Петрарки и любви". Но это же почти итальянский сонет! Ямбический и бомбический одновременно - только садись и переводи обратно на "язык Петрарки и любви". Уходя чуть в сторону, скажу: увы, не случилось Пушкину ни "с венецианкой молодой, то говорливой, то немой" проплыть в таинственной гондоле, ни услышать волшебный глас Бренты (реки в Венеции). Тоску Александра Сергеевича о неосуществленной мечте разделяю всем сердцем. В Венеции бывал не раз, и знаю - там бы он нашёл, что искал. А императора Николая Первого, не отпускавшего А.С. за границу, конечно, осуждаю, но ...понимаю. Понимаю его мотивы. Великий поэт мог бы оказаться великим невозвращенцем. С такой-то тягой к чужбине, с таким-то пылким сердцем... Или возвращенцем, но с ещё более пылким сердцем и с ещё более дерзкими мыслями - точь-в-точь как Ленский в "Онегине". Этот "красавец в полном цвете лет, поклонник Канта и поэт" привёз, если помните, "из Германии туманной вольнолюбивые мечты, дух пылкий и довольно странный, всегда восторженную речь и кудри чёрные до плеч". Ну вылитый Александр Сергеевич. Такой, но поститальянский, Пушкин мог оказаться поопаснее Пестеля и Рылеева вместе взятых. И позаразнее нынешнего Covid19. Вечная диллема: поэт и власть, поэт и общественное спокойствие. Сам Пушкин, раз уж на то пошло, Ленского убил хладнокровной рукой Онегина. Нет поэта - нет соперника. Любовного или политического - не важно. А царь отправил Пушкина всего лишь в ссылку, к няне. Да, поступок, диктатора, но просвещенного диктатора. И оставшись в сумрачной России, ссыльный поэт стал явлением, к которому потянулись спустя годы сотни переводческих перьев. Так что, может, император Николай и прав - сохранил для нас гения. А лично для меня - еще и тему для поста. Теперь вернусь к тому, с чего начал. Итальянцы одними из первых - ещё в 1856 году перевели "Онегина". Пушкин, известно, закончил роман в 1831-м. Напечатал в 1833-м, а окончательном варианте издал в 1837, незадолго до смерти. Старт итальянской "онегиане" задал италофранцуз Луиджи Делатр. Перевод получился вольным пересказом, в котором лёгкая, словно женская ножка, онегинская строка потеряла очарование, утонув в стилизованной ритмике. Помогал Делатру поэт князь Петр Вяземский, друг Пушкина. Подозреваю, без помощи князя Италия и вовсе могла не увидеть "Онегина" в 19-м веке. И точно: 50 лет никто больше не подступался к русскому поэтическому Эвересту. Прервал паузу в 1906-м Джузеппе Кассоне. Он перевел "Онегина" уже не прозой, а в стихах. Из всех итальянских переводов больше других известны два - и оба принадлежат перу слависта Этторе Ло Гатто. В самой фамилии уже чувствую родство. Читаю: Этторе Ло Гатто - слышу: Евгений Онегин. Забавно: сначала Гатто перевел роман белым стихом. А спустя 15 лет взялся переложить на рифму - так его не отпускал пушкинский слог. И в 1937-м году представил "плод одержимости и бессонных ночей". Качество переводов лингвисты оценивают по-разному. Но ценен сам литературный подвиг, ценна сама отвага. И кстати, Этторе Ло Гатто не только переводил Пушкина, Достоевского, Толстого и Чехова. Не только Бунина рекомендовал на Нобелевскую премию, чем сильно огорчил Горького. Он еще написал семитомный труд "История русской литературы". В переводческом и литературоведческом кругу он - легендарная личность. Такой личности и я бы доверил "Онегина". По следам Гатто в 70-е пошли профессор славистики Эридано Боццарелли (прозой) и поэт Джованни Джудичи (стихами). А последним из итальянцев, посягнувшим на наше всё стал Фернандо Габриэлли. Его перевод "Онегина" вышел в 2006 м году и издан в России. Но пару лет назад отрывки из "ЕО" представил Джузеппе Гини в журнале "Четыре века русской поэзии в переводах". Сам я журнал не видел, не читал. И мало кто читал. Издаётся он в Германии, малым тиражом. Поэтому мне остается только порадоваться, что за Пушкина берутся перья с такими красивыми именами: Джузеппе, Джованни, Луиджи. И конечно, Этторе. И еще. По пушкинском переводам лингвисты проводят большие научно-практические конференции. Вот их материалы я читал. В такие бездны погрузился! Доклады участников напомнили речь Льва Орловича, одного из героев культового фильма "Покровские ворота". Помните, устами замечательного актёра Игоря Дмитриева он возвышенно, с чувством рассуждает о сложном пятистопном ямбе, состоящем из четырёх хореев и одного дактиля, об античной метрике в фалеховом гендекасиллабе, требующем большой постоянной цезуры после арсиса третьей стопы. Нечто похожее звучит и на филологических посиделках. Счастлив Александр Сергеевич, что лишен возможности участвовать в них. Он мало бы что понял. Кстати, Гатто перевел "Онегина" как раз в этом пресловутом гендекасиллабе. Да еще ввел в ритмику стиха три анжамбемана. Филолог да поймёт... Увы, поэт, отпуская на волю свое творение уже не властен над ним. Первую главу "Онегина", Пушкин не без иронии заключил: "и журналистам на съеденье плоды трудов своих отдам". Про переводчиков и не подумал. На самом деле настоящую славу, "кривые толки, шум и брань" обеспечили ему как раз они. Именно они донесли всему миру слух о русском гении. В том числе, и до так любимой им Италии. Слава-слава толмачам-переводчикам! СМЕЛЬЧАКИ, БЕЗУМЦЫ, ГЕРОИ Но итальянцы с их отважной десяткой отнюдь не первые по количеству переводов "ЕО" Ещё шире "онегиана" на английском языке. Более 40! Среди них самый известный - перевод нашего выдающегося соотечественника Владимира Набокова. Да-да, того самого, что написал "Лолиту", скандальный роман о запретной любви неюного джентльмена к юной школьнице. Вот, к слову, что бывает с русским гением, вот на какие темы и откровения его тянет, когда он оказывается за пределами Отечества. Написал Набоков "Лолиту" (для справки) в Соединенных Штатах Америки. Издал во Франции. А сиди он где-нибудь в подмосковном Переделкино, на государственной даче, скользкая тема вряд посетила бы его светлую голову. Государи в России и впрямь нутром чувствуют крамолу, это факт. Правда, и так блестяще перевести "Онегина" на английский Набоков вряд ли бы смог в Переделкине. Среда обитания тоже формирует направление мысли. Из всех читанных мной англопереводов набоковский - самый дословный, доступный и понятный. Вчитайтесь. "My uncle has most honest principles: when he was taken gravely ill, he forced one to respect him and nothing better could invent. To others his example is a lesson; but, good God, what a bore to sit by a sick person day and night, not stirring a step away! What base perfidiousness to entertain one half-alive, adjust for him his pillows, sadly serve him his medicine, sigh — and think inwardly when will the devil take you?" И с начальным уровнем английского все понятно. Да, рифмы нет. Но онегинская строфа есть. Ритмики нет. Но точность пушкинских деталей есть. Что-то слышится родное в этом my uncle has most honest principles. При этом почти каждую строку Набоков сопроводил подробным комментарием - что Пушкин имел ввиду под этой метафорой, что под этим сравнением, что обозначает это слово и пр. Так подробно откоментил, что труд вылился в толстый четырехтомный фолиант. Для пушкиноведов, конечно, бесценное пособие. А для простого читателя - труд аховый, едва ли подъемный. Но что за беда? Прост или, наоборот, сложен Набоков? Читай переводы Спалдинга (он первым из англичан перевел "Онегина" - в 1881-м), Арндта, Джонстона, Фалена, Хофштадтера (они спустя век переводили). Последний так вдохновился рифмованными переводами предшественников, что понял - может перевести clearer (чище). Выучил русский язык и подарил миру свой вариант. Тоже рифмованный. И так бывает - вдохновил уже не сам Пушкин, а его перевод. При этом креативней других мне показался подход индоанглиийского поэта Викрама Сета. Он взял за основу пушкинский сюжет, пушкинский ямб, пушкинский сонет, пушкинских героев, переименовал их, полюбил их так же, как своих героев Пушкин, и написал роман в стихах "Золотые ворота". Его герой не питерский денди Юджин (как обычно звучит Евгений в английских переводах), а калифорнийский яппи Джон Браун. Джон проходит те же испытания женщинами, друзьями, любовью, хандрой (сплином по английски), что и Евгений. Только уже в другую технологическую эпоху. Браво! А у меня дома лежат два самых свежих перевода - Роджера Кларка, Джулиана Лоуэнфельда и самый старый - Генри Спалдинга. Оценивать качество работ не берусь - не специалист. Отзывы критиков, конечно, благожелательные. Но вот любовь авторов к Пушкину я почувствовал. Они дружно признаются в ней в предисловиях и послесловиях. Не только к Пушкину, но и к России. И как иначе? Как переводить Бернса без любви к Шотландии? Как переводить Гейне, не полюбив Германию? Как переводить Беранже без любви к Франции? НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В ПЕРЕВОДЧИКА! Вот так плавно перевел стрелки на французов. Пушкинская Татьяна Ларина, известно, "по-русски плохо знала, журналов наших не читала и выражалася с трудом на языке своем родном". Она читала на французском. Да, были в русской истории времена странной всеобщей безграмотности. Знать изъяснялась на французском. Простой народ - на архаичной смеси вологодского с нижегородским. И Пушкину, чтобы угодить всем, пришлось письмо Татьяны "перевесть" - на совершенный русский. Тогда его он знал один. И как прекрасно получилось: Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой. Я знаю: ты мне послан Богом. До гроба ты хранитель мой. Разве не совершенство? И вот этот великолепный перевод с французского самим французам пришлось переводить обратно на галлицизмы. Ведь мадригал на языке Вольтера существовал только в воображении поэта. Первым ступил на минное поле в 1847-м году Анри Дюпон. Он работал посланником в русской мисиии, Пушкина читал в подлиннике и в итоге крупными буквами вписал свое имя в историю франко-русской словесности. Его работа - вообще самый ранний онегинский перевод. Об этом мало кто знает. Вот, вписываю имя в скрижали. Спустя 16 лет, в 1863-м, наш Иван Сергеевич Тургенев вместе с Луи Виардо, мужем Полины Виардо, представили свой перевод романа. Тургенев отлично знал французский. А его друг-искусствовед имел, как и Тургенев, тягу к лирическому слову. Он облекал тургеневский подстрочник в поэтические строфы. Их перевод опубликовал скромный журнал и, возможно, поэтому большой известности труд не получил. И когда во Франции спустя годы стали выходить один за другим другие переводы "Онегина", в том числе и соотечественника Владимира Михайлова, Тургенев в сердцах написал другу Анненскому: "Нет, любезный друг, нельзя, как вы говорите, допустить, чтобы все, сколько угодно, гуляли и возились около Пушкина; ставят же ограды около мраморных статуй». Не рискну вступать в спор с Тургеневым. Могла и творческая ревность вмешаться. Скажу лишь, что у тандема Тургенев-Виардо тоже явно не шедевр сложился. Вот, например, стих «Звал друга Ленский на дуэль» переведен «Lenski faisait à son ami la proposition de se couper la gorge l’un l’autre» (т. е. «перерезать друг другу горло»). И не я этот ляп подметил, а профессиональный лингвист. Но не стреляйте в переводчика. Он переводит как может. Все переводы делаются так. С допущениями, упрощениями, ляпами, неточностями, но и с космическими попаданиями, угадываниями. В конце концов сам Пушкин признал: "Поэзия, прости Господи , должна быть глуповата!". На самом деле для переводчиков сущая мука - работать с языком, в котором нет артиклей, сложных времен, правильных ударений, а есть хаотичный порядок слов, вольные спряжения, бездна архаизмов (все эти молвить, ланиты, перси). Ну мы-то знаем все загогулины родной фразеологии, орфоэпии, пунктуации, синтаксиса. Самим бы въехать. А каково иностранцу? Любопытно, что в "Википедии" среди переводчиков "Онегина" значится экс-президент Франции Жак Ширак. Дорого бы я дал, чтобы увидеть его творение. Но шансов почти ноль. Сам Жак рассказывал журналистам, что в 20 лет перевел "Онегина". Кто в 20 лет не замахивался на великих? Скорее всего попробовал будущий президент. И остановил себя. Не по Сеньке (не по Жаку) оказалась шапка. Как остановил себя и куда более маститый литератор, романист и поэт Луи Арагон - одолел 13 строф из двух глав "Онегина" и прекратил муку. Зато никаких мук не испытали самые последние переводчики "ЕО" на французский - Андре Маркович (2005 год) и Флориан Вутев (2011). И какие муки? Они просто дышали "Онегиным" и он жил в них. Оба признавались в этом. Перевод Флориана Вутева стал 17-м переводом пушкинской поэмы на французский. Сам в прошлом артист балета, он узнал "Евгения Онегина" сначала в оперном исполнении. Потом прочёл. Потом понял, что никто не смог передать красоту пушкинского слога. И родил своего "Онегина". Такой знакомый и прекрасный мотив: я смогу лучше! Блажен поэт, вызывающий у переводчиков подобные озарения. Всего, на что переведен "Онегин", "пересказать мне недосуг". Есть полные переводы на немецком, испанском, датском, шведском, норвежском, польском, китайском. Даже на исландском - скромными фрагментами. И на эсперанто есть два перевода, выполненных русскими толмачами. Как можно на искусственный механистический язык переложить Пушкина - в толк не возьму. Но смогли же. Цитировать не стану. Пожалею читателей. В сети есть перевод. Увы, размер статьи не может быть бесконечным. И так чувствую - многих читателей растерял, пока добрался до посткриптума. А ведь есть ещё языки бывших республик бывшего СССР. На них тоже переложен "Онегин". И эта история переводов ещё более яркая. Не просто яркая, а драматическая. Но говорю себе: стоп. Не в этот раз. Расскажу о ней в новом посте. Немного математики Роман "Евгения Онегина" в 5540 строк, 390 строф и девять глав перевели на английский 40 авторов. Кто-то насчитал уже 43. В моей домашней библиотеке только три перевода. Самый первый - Генри Спалдинга (1881 год) и два самых последних - Роджера Кларка (2011) и Джулиана Лоуэнфельда (2015). Вот он, первый перевод первой строфы первой главы, выполненный Генри Спалдингом в далёком 1881-м. Генри Спалдинг - полковник (по другим сведениям подполковник), служил при Британском посольстве в Санкт-Петербурге. Его пример другим наука - как надо нести дипломатическую миссию. Дальше для сравнения онегинских переложений представлю сканы переводов этой самой известной - первой строфы романа. Итак, мой "Мой дядя самых первых правил"... На языке Шекспира. А это уже 1963 год. Перевод, выполненный профессором из Северной Каролины Уолтером Арндтом. Родом Арндт из Германии. Ни русский, ни английский не являлись его родными языками. Подозреваю: на качестве перевода это сказалось. 1964 год. Знаменитый набоковский перевод. Фактически пересказ прозой. Он разочаровал Корнея Чуковского: "Комментарии к переводу лучше самого перевода". 1977 год. Перевод сэра Чарльза Джонстона. Поэтический. Женой сэра была русская княжна. Этим объясняется его интерес к русской культуре. Дослужился до заместителя министра иностранных дел Великобритании. Ушел в отставку и стал увлечённо переводить русских классиков. 1990 год. Перевод Джеймса Фалена, профессора филологии из Тенесси. Считается одним из лучших поэтических переводов. Относительно лучших. Все пушкинские переводы хромают, а "Онегина" - особенно. 1999 год. Перевод Дугласа Хофштадтера, выпускника Стэнфорда. Специально выучил русский язык, чтобы перевести "Онегина" в стихах. По первому образованию математик. Лауреат Пулитцеровской премии. 2011 год. Прозаический перевод выполнен британским пушкинистом Роджером Кларком. Сопроводил подробными комментариями о содержании перевода. Издан в России. А это последний перевод. 2015 год. Автор американский поэт и адвокат Джулиан Лоуэнфельд. Сравните: как продвинулся за 139 лет американский литературный язык. И в заключение представлю перевод, выполненный в 2016-м нашей соотечественницей, преподавательницей английского языка Санкт-Петербургского музыкально-педагогического колледжа Розитой Чудновской. Может ли он конкурировать с вариантами мэтров? Судить профессионалам. Пушкин называл переводчиков почтовыми лошадьми просвещения. Сравнение в его стиле. Но груз они взваливают на себя и вправду тяжкий. Я бы за него не взялся. Уж больно уникален и неподъемен классик русский словесности.