Оскальтесь, вас снимают. Как бывшие браконьеры стали главными хранителями снежных барсов

В Кош-Агачском районе Республики Алтай нашли себе прибежище животные, которых обычно видишь в Красной книге, а не в дикой природе. Здесь, вдали от людей, у самой границы с Монголией, можно, например, понаблюдать, как снежный барс настигает алтайского горного барана аргали. Одним ударом ирбис убивает одного из самых крупных обитателей гор. Но это единственная крупная кошка, чьи лапы не запятнаны человеческой кровью. "Снежный барс не боится человека и при встрече с ним ведет себя вполне достойно. Он не убегает в панике, а либо начинает медленно уходить, либо затаивается: с чувством собственного достоинства ложится на землю и ждет, пока человек пройдет. Во всем мире не было зафиксировано ни одного случая нападения ирбиса на людей", — говорит Денис Маликов, и. о. директора Сайлюгемского национального парка — единственного нацпарка на Алтае. Случайная жертва А вот о людях, к сожалению, того же не скажешь. В 1990-е спрос на шкуры снежных барсов на черном рынке был огромен. Скупали их в основном для отправки в Китай. Нелегальная добыча стала основным заработком для многих алтайских охотников. Одна удачная вылазка в горы приносила неслыханные деньги. В итоге численность снежного барса на Алтае была подорвана настолько, что ее до сих пор не могут восстановить до прежних размеров. Крупнейшая в России группировка снежных барсов оказалась под угрозой истребления. Чтобы ее спасти, в 2010 году на территории Кош-Агачского района был создан нацпарк "Сайлюгемский". Его сотрудникам совместно с пограничниками постепенно удалось остановить браконьерскую охоту на ирбисов. "Сейчас риск несопоставим с возможной выгодой, и целенаправленно именно на барса никто не охотится, — говорит Денис Маликов. — Но, к сожалению, это не означает, что он теперь вне опасности". За один сезон алтайский охотник устанавливает несколько сотен петель. Это ловушки из металлической проволоки, которые прикрепляют к кустам, деревьям или тяжелым бревнам-"потаскам", чтобы жертва не смогла далеко уйти. Если голова или лапа зверя попадают в петлю, он обречен: от любой попытки освободиться петля затягивается сильнее. В итоге животное медленно умирает от удушения, жажды, голода и холода. "Ловушки ставят в основном на волка и кабаргу. На волка охотятся, чтобы истребить: местные скотоводы опасаются за свои стада. На кабаргу — ради заработка. Цена на мускус кабарги на черном рынке высока и продолжает расти, — поясняет Денис Маликов. — В итоге сотни петель перегораживают пути переходов ирбиса, не оставляя ему шансов на выживание". Война без шанса на победу Бороться с браконьерами с помощью запретов и штрафов — дело неблагодарное. Алтайцы, коренные жители, привыкли считать всех здешних животных своей законной добычей. И если потомственный охотник захочет убить зверя, никакие карательные меры его не остановят. "Местные охотники знают эти места намного лучше, чем любой из сотрудников Сайлюгемского нацпарка. Ведь они здесь родились и выросли. Они знают каждый поворот реки, каждую горку, каждую тропу", — говорит Александр Карнаухов, старший координатор проектов представительства WWF в Алтае-Саянском экорегионе. Фору перед инспекторами охраны алтайцам дает не только знание территории, на которой охотились их отцы и деды. "Местные жители гораздо лучше видят зверя, — продолжает Александр Карнаухов. — У всех животных покровительственная окраска, они сливаются с фоном. Того же снежного барса практически невозможно заметить в горах. А местные — видят. Они гораздо лучше распознают движения животных, раньше их замечают. Иногда даже без бинокля. Ведь у них и зрение лучше, а главное — глаз наметан". Начав борьбу с местными браконьерами, сотрудники Сайлюгемского нацпарка очень быстро убедились, что проигрывают. "Стало понятно, что никаких сил инспекторов Алтая не хватит, чтобы ловить браконьеров в горах, которые они знают как свои пять пальцев. Знают, как от нас уйти, как спрятаться", — говорит Денис Маликов. Словом, алтайцы отказывались понять, почему вдруг какие-то люди пришли на земли предков и начали запрещать им охотиться. Напряжение росло. Как его снять, придумал Сергей Спицын, старший научный сотрудник Алтайского заповедника, один из лучших экспертов в деле сохранения снежного барса. Судьба человека и его барса В 2010 году Спицын работал в бассейне реки Аргут на территории Сайлюгемского парка и впервые взял с собой в экспедицию двух волонтеров из алтайского села Инегень. Один из них, Виктор Самойлов, установил и настроил первую фотокамеру, запечатлевшую самку Виту. Она и самец по имени Крюк стали первыми ирбисами Алтая, зафиксированными автоматическими камерами. "Свое имя — Вита — самка получила в честь Виктора Самойлова. Он мечтал показать ирбиса своим сыновьям. К сожалению, мечта так и не сбылась: Виктор трагически погиб незадолго до того, как фотокамера, установленная и настроенная его руками, запечатлела снежного барса в родных местах", — вспоминает Александр Карнаухов. Через пару лет Вита и Крюк обзавелись потомством. Счастливая мать и ее дети регулярно попадали в объективы камер. Но однажды семейство барсов исчезло. Два года ничего не было известно об их судьбе. Оставалась надежда, что они мигрировали из Горного Алтая. Но потом местные жители рассказали, что нашли в браконьерских петлях погибшую самку и двух котят. "Первыми в ловушки попали котята. Вита долго оставалась на месте их гибели, бродила вокруг, а затем и сама угодила в петлю, — рассказывает Татьяна Иваницкая, пресс-секретарь представительства WWF в Алтае-Саянском регионе. — В 2018 году семье Виты был установлен памятник в селе Кош-Агач, центре Кош-Агачского района. Первая в России статуя снежных барсов служит напоминанием, насколько жестоким может быть человек". Жизнь вместо шкуры Чтобы сохранить снежного барса стало выгоднее, чем его убить, охотникам предложили альтернативу — относительно небольшой, но стабильный доход. "За установку фотоловушек, периодическую замену карт памяти и аккумуляторов в них, патрулирование охотничьих троп и очистку их от браконьерских петель выплачиваются суточные. 700 рублей в день командировочных и еще 800 рублей — как компенсацию за использование собственной лошади", — объясняет Денис Гуляев, научный сотрудник Сайлюгемского нацпарка. Полторы тысячи в сутки — неплохая сумма для алтайских деревень, где проблема безработицы стоит очень остро. Один оплачиваемый выезд в месяц на 7−10 суток дает охотникам возможность прокормить семью, никого не убивая. За шкуры снежного барса перекупщики раньше платили на месте, в деревнях, около 40 тыс. рублей. Теперь охотник может получить точно такую же сумму — но не за убийство зверя, а за его сохранение. Для этого нужно, чтобы снежный барс, который живет на патрулируемом участке, весь год попадал в объективы фотокамер. Это лучшее доказательство: ирбис жив и здоров. "Мы попытались донести до местных жителей простую мысль: живой ирбис выгоднее мертвого, — объясняет Александр Карнаухов. — Сколько барсов живет на одном охотничьем участке? Два, максимум три. Сколько можно заработать на шкурах? Не больше 120 тыс., а потом — все. А если сохранить зверя, можно зарабатывать на нем регулярно". Несмотря на очевидную выгоду, найти желающих сотрудничать с Сайлюгемским нацпарком оказалось очень сложно. Жители алтайских сел восприняли это как предательство. "Они сначала не поняли. Подумали, что я егерем буду работать, стану их ловить", — признается Мерген Марков, житель села Аргут. Хранитель по имени "Охотник" Потомственный охотник Мерген Марков стал первым постоянным участником проекта по охране снежных барсов. Его отец зарабатывал в основном охотой на волка: в советские времена местный колхоз выдавал одного теленка за три волчьих шкуры. С распадом СССР сдавать привычную добычу стало некуда. Зато появилось много желающих купить шкуры ирбисов. Один местный житель в те времена мог добыть их 9−10. Но этот вид нелегального заработка был Мергену не по душе. "Снежный барс — самое красивое из животных, — убежден Мерген, чье имя переводится с алтайского языка как "охотник". — Поэтому я сразу согласился, когда Спицын дал мне первую камеру. Я расспросил отца, где постоянно ходит снежный барс. Он подсказал места, где лучше всего установить фотоловушки. Я поставил — и скоро получил первые снимки". Охотник скромничает: он поразил экспертов тем, что принес первые фотоснимки удивительно быстро, почти сразу после установки камеры. Причем установил он ее там, где никто и не предполагал присутствия снежного барса. Искусство работы с фотоловушками Мерген освоил легко. Объяснить односельчанам, зачем устанавливать фотокамеры на охотничьих тропах, оказалось куда сложнее. "Мергена неоднократно даже били за то, что он сотрудничает с Сайлюгемским нацпарком, — рассказывает Александр Карнаухов. — Многие воспринимали его решение в штыки: мол, ты продался, ты нехороший человек, ты хочешь нас поймать". Но Мерген не сдавался. С каждым годом под прицел его фотоловушек попадало все больше снежных барсов. Сегодня под охраной потомственного охотника не менее пяти барсов, численность ирбисов в долине реки Аргут восстанавливается. Чтобы им ничто не угрожало, Мерген постоянно патрулирует свой участок, очищает его от браконьерских петель — снимает их и обезвреживает. Фотохудожника обидеть может каждый Мерген Марков своим примером доказал: местные охотники могут стать лучшими хранителями снежных барсов. Поэтому в 2015 году при поддержке WWF России проект вышел на новый уровень. Постоянный партнер, компания Pernod Ricard Rouss выделила средства на приобретение фотоловушек и оплату работы добровольцев из алтайских сел. Сергей Кебереков из села Джазатор честно признается: сначала его привлекла в проект возможность заработать. "Денег не хватало, работы в селе не было. И когда предложили платить деньги за снимки снежных барсов, я согласился. А еще мне стало интересно — сколько их вообще в наших местах". Новому участнику проекта тоже пришлось столкнуться с непониманием окружающих. "В деревне были разговоры нехорошие. Людям не нравится, что мы ставим фотоловушки: страшно ставить петлю, когда ты знаешь, что можешь попасть в кадр. Ведь ловушку не видно, мы их специально так ставим, — признается Сергей Кебереков. — Многие вообще считают нас стукачами. Думают, что мы сливаем информацию о браконьерстве инспекторам парка "Сайлюгемский". Лишь со временем некоторые начали понимать, что у нас другая задача. А те, кто не понимает, — таким людям и не объяснишь. Да это и неважно, что и кто думает". Для Сергея Кеберекова важнее, что с каждым годом его камеры фотографируют все больше ирбисов. И дело не только в том, что он научился лучше устанавливать и настраивать фотоловушки. Снежных барсов на его участке объективно стало больше, популяция восстанавливается. Азарт охотника за кадрами Сегодня в проекте участвуют семь жителей сел Джазатор, Аргут, Кош-Агач, Курай. Они патрулируют территорию, снимают петли и устанавливают фотоловушки за пределами Сайлюгемского нацпарка. А там, где нет постоянного присутствия инспекторов, где у них нет полномочий проводить рейды, снежных барсов как раз и подстерегает наибольшая опасность. "Общая площадь участков, которую патрулируют участники проекта, — более полумиллиона гектаров, где живет около 20 барсов, — говорит Денис Маликов. — За большинством ирбисов мы наблюдаем уже не один год, знаем поименно. Истории их свадеб, появление котят — многие этапы их жизни запечатлены на фото и видео. Причем в последние годы я начал замечать: проверяя снимки на камерах, наши помощники испытывают азарт, не уступающий азарту охотника. Они радуются каждому снимку, показывают их друзьям, знакомым". Участники проекта рады, что односельчане начинают интересоваться их работой, понимать ее важность. И у Мергена Маркова, и у Сергея Кеберекова теперь постоянно спрашивают, сколько стало барсов в горах, много ли котят. "Мерген Марков работает на участке, где рядом расположена скотоводческая стоянка. Когда он приезжает, все тут же об этом узнают. И вечером у него там собирается целый кружок. Люди приходят посмотреть, что у него получилось, кого удалось снять на фотоловушку. И это лучший момент, чтобы донести информацию о необходимости сохранения ирбисов, о нерешенных проблемах", — рассказывает Денис Маликов. Доверительный разговор с земляком работает куда лучше, чем официальная пропаганда. "Можно сказать, что теперь бывший браконьер тоже занимается экологическим просвещением", — улыбается Александр Карнаухов. Отношение алтайцев к снежным барсам и к охоте вообще постепенно начинает меняться. "И сейчас мы ставим новую задачу: объяснить, что чем больше будет ирбисов на Алтае — тем выгоднее это будет для всех. Туризм может приносить намного больше денег, чем охота", — убежден Денис Маликов. Сегодня люди готовы платить за возможность сфотографировать зверя в дикой природе, а не за его шкуру над своим диваном. Фотосафари на краснокнижных животных — направление, стремительно набирающее популярность во всем мире. "Поэтому мы и стремимся донести до местных жителей простую мысль: на животном можно заработать, не убив его один раз, а пять раз за сезон приведя к нему фотографов. Причем заработать намного больше денег. И то, что люди начинают это понимать, — тенденция, безусловно, благоприятная", — считает Денис Маликов. Конечно, массовое паломничество в места обитания снежных барсов тоже станет для животных фактором беспокойства. "Но не таким фатальным, как отстрел. А обязанность национального парка — взять этот процесс под контроль, сделать его регулируемым", — полагает Денис Маликов. Бывшие браконьеры, ставшие хранителями снежных барсов, уверяют: сегодня они никогда не смогли бы убить их ради шкуры. Отказались бы, какие бы деньги им ни предложили. А вот сфотографировать — с удовольствием помогут. Для правнуков наших внуков С этого года Сайлюгемский нацпарк решил расширить территорию, на которой снежные барсы находятся под охраной местных жителей, на 40 тыс. гектаров. Ведь площадь самого парка не такая большая, а барсы обитают и на сопредельных участках. "Еще есть белые пятна, где обитание снежного барса пока не изучено. А для этого нужны люди. Добросовестных исполнителей, которым можно было бы доверять, найти по-прежнему сложно, — констатирует Денис Гуляев. — Отношение к природохранной работе изменилось к лучшему, люди перестали чувствовать в ней угрозу. И все же конкуренции за места в проекте у нас нет". Найти подходящих кандидатов было бы еще сложнее, если бы не помощь "ветеранов". Именно они находят себе новых коллег среди охотников, которые отлично знают алтайские горы и повадки зверей. А потом помогают им изучить все тонкости своей работы. Ведь установить фотоловушку так, чтобы она выполняла свою задачу, не так-то легко. "Если человеку просто дать фотоловушку и сказать — на, ставь, — скорее всего, ничего не получится. Местные охотники — очень хорошие полевики и наблюдатели, они прекрасно знают места обитания снежных барсов, потому что сами когда-то занимались установкой петель. Но мало знать, где поставить, нужно еще знать как. Как направить, как сориентировать, чтобы получить фотографию с нужного ракурса. Нюансов много, поэтому мы проводим обучающие семинары", — уточняет Денис Маликов. Во многих странах, где сохранились снежные барсы, за ними ведут наблюдения, отлавливая их и надевая спутниковые ошейники. Однако российские специалисты предпочитают этого не делать. "Мы подсчитали, что у нас в России пока всего около 70 снежных барсов. Пока еще не та обстановка, чтобы рисковать барсами, отлавливая их, — поясняет Денис Маликов. — При отлове применяются специальные технологии — ногозахватывающие петли, например, которые не удушают животное. Но всегда есть риск, что оно начнет биться, вывихнет лапу или повредит что-то еще. Поэтому мы относимся к этому методу с осторожностью". Так что основная ставка по-прежнему на разветвленную сеть фотоловушек. Уже второй год все полученные данные передаются в общую базу, с которой работают все эксперты в деле сохранения ирбисов. Начиная с 2019 года на Алтае начали использовать мобильное приложение для смартфонов, созданное специально для учета снежного барса. "С этого года мы начнем обучать инновационному способу мониторинга и охотников, занимающихся охраной барсов. Первые смартфоны для них уже закуплены. Единая система поможет сделать сбор данных проще, полнее и информативнее. Увидел след зверя, сфотографировал, занес в базу — и он сразу отправляется на сервер, где мы изучаем информацию и проводим анализ", — поясняет Денис Гуляев. Эксперты уверены: алтайский проект будет не менее эффективен во всех российских регионах, где есть ирбисы. "И в Туве, и в Бурятии — местное население везде должно стать нашим партнером в деле сохранения снежного барса. Я надеюсь, удастся начать аналогичную работу по всему ареалу обитания ирбисов и этот проект перестанет быть локальным", — говорит Александр Карнаухов. А Мерген Марков оценивает результаты работы так: "Если бы не открылся этот проект, снежных барсов уже и на свете не было бы. Может, не во всем мире, но на нашем Алтае точно. Мы их потеряли бы. А сейчас я уверен, что мы сможем барсов сохранить. Вырастим так много, что даже правнуки наших внуков смогут ими любоваться". Полина Виноградова