Какой «Грааль» искал Запад на Востоке?
«Не дай вам бог жить в эпоху перемен», — сказал Конфуций. «Революция как любовь: горе тому, кто этого не понимает», — спустя тысячелетия как бы отвечает ему Ромен Роллан. Можно сказать, что Конфуций — это еще не вся китайская культура, а китайская культура — это еще не вся культура Востока — как Дальнего, так и тем более Ближнего. Ромен Роллан же — лишь один из представителей Запада. И вообще, кто только что ни говорил и на Западе, и на Востоке. Кроме того, есть еще контекст этих утверждений. О каких «переменах» говорил Конфуций? Что имел в виду под «революцией» Ромен Роллан? Все подобные замечания будут справедливо указывать на то, почему не стоит абсолютизировать два этих противоположных заявления и превращать их аж в заочную полемику. Однако при всем при этом несомненным остается то, что оба этих высказывания выражают фундаментальную специфику двух культурных сторон света. Приравнять революцию к любви и воспеть ее совокупный Восток не мог. Такое отношение к революции возможно только на Западе. Но существует еще одна масштабная несомненность. Никакая восточная культура никогда не искала духовного спасения на Западе. Она всегда искала дух только в себе. А вот Запад время от времени уставал от «перемен» и обращался к Востоку. Причем искал он там, разумеется, то, что найти в полной мере у себя не мог — покой. И именно потому, что Запад искал не Восток, который очень сложен и многообразен, а покой, он мог обрести на этом пути лишь смерть, ибо покой в чистом виде, это она и есть. Как говориться, «что ищете, то и обрящете». Уже древняя античность была под мощнейшим влиянием Востока. Это влияние оказывалось, прежде всего, через культы Великих богинь-матерей, которые почитались в обликах Афродиты, Афины, Артемиды и других адаптированных греками образах. В своей книге «Религия Эллинизма» филолог-классик Фаддей Францевич Зелинский пишет»: «От греческой богини-Матери мы должны отличать азиатскую, чтимую в Греции и греками под тем же именем. В самом чистом, но именно азиатско-чистом виде, ее культ правился в Пессинунте, в той области анатолийской Фригии, которая в III в. была занята пришлыми галльскими племенами; но на религиозном сознании коренной Греции этот азиатский образ с окружающим его своеобразным культом долгое время действовал не непосредственно, а через свои сильно эллинизованные претворения в греческой Азии». Этой «азиатской» богиней, о которой тут говорит Зелинский, была Кибела. Далее Зелинский убедительно доказывает, что матерью основателя Рима Энея была не Венера-Афродита, а именно «азиатская» Кибела. Не случайно в 203 г. до н.э. из этого самого Пессинунта в Рим был привезен черный камень, символизирующий эту богиню. Кроме того, следует обратить внимание на указание Зелинского на то, что Фригия «в III в. была занята пришлыми галльскими племенами». Эти племена входят в кельтскую группу, а античные историки примерно до III в. до н. э, называли их исключительно кельтами. Эта «кибелическая» линия далее проявит себя через рыцарские романы о Граале и рыцарях круглого стола короля Артура. Разумеется, так как «Энеида» Вергилия прочно связала саму идею Рима с метафизикой Кибелы, эта богиня не могла не попасть далее в христианство, где стала почитаться, прежде всего, в образе черных мадонн. Но в образах христианской Богоматери иногда узнаются и другие античные богини с очевидно восточными корнями. В статье «Знаки приснодевства Богоматери» сотрудник Санкт-петербургского института истории РАН и доцент отделения Современного искусства Академии художеств Брера в Милане Сания Нуховна Гукова пишет следующее: «Полагаем, что звезды Богородицы связаны с аналогичной формой звезд греческих воинов по своей функции. Военный аспект культа Богоматери имеет свои корни в древнем культе Афины, которая в Аттике носила наименование «Передового бойца»: афинский народ верил, что в битвах, угрожающих его существованию, Афина выйдет биться за него в передних рядах». И далее: «Богоматерь наследовала многие функции древней Афины. Прямое вмешательство Марии и заступничество ее в спасении Константинополя от нашествия аваров зафиксировано в источниках с 626 г. Она неоднократно выступала в роли Воительницы, поражая осаждавших столицу врагов (677 г., 717 г., 860 г., 923 г.). Чудесному заступничеству Марии приписывалось и освобождение Константинополя от латинян в 1261 г., что способствовало новому усилению ее культа в палеологовский период». Такая функция заступничества за Константинополь полностью подтверждается сведениями Прокопия Кессарийского (между 490 и 507 — после 565), который был секретарем византийского полководца Флавия Велизария. В своей книге «Война с Готами» он рассказывает об изображении троянской Афины, которое передал Диомед прародителю Рима Энею. Об этой статуе Прокопий пишет: «Римляне говорят, что не знают, где оно теперь находится, но показывают его копию, высеченную из какого-то камня. Она еще в мое время стояла в храме Судьбы (Фортуны) перед медной статуей Афины, которая сооружена под открытым небом в восточной части храма. Это изображение в камне похоже на воительницу, поднявшую копье как бы для сражения. Но и в этом случае ее туника опускается до самых пят. Ее лицо не похоже на греческие изображения Афины; оно совершенно такое, каким его в древности делали египтяне. Если слушать византийцев, то эту статую (Палладиум) император Константин зарыл на той площади, которая носит его имя». Тут следует обратить внимание на то, что эта троянская Афина изображалась с египетскими чертами лица. Согласно Платону, Геродоту и другим авторам, Афина происходит от древнейшей египетско-ливийской богини Нейт. Кроме того, не случайно ее статуя находилась «в храме Судьбы (Фортуны)». Римская Фортуна, она же греческая Тюхе, обычно изображается с Рогом изобилия. После того как Александр Македонский «прорубил окно» на Дальний Восток, начался процесс взаимовлияния культур. Особенно интенсивно он происходил в районе территории современного Пакистана. Образы Тюхе и греческих харит нашли полное понимание у восточных народов и слились с их ипостасями Великих богинь-матерей. Более того, образ Тюхе настолько оказался узнаваемым на Дальнем Востоке, что он дошел аж до Японии, где она известна в образе богини Каннон. Каннон же отождествлялась с образом бодхисаттвы Авалокитешвары. В монографии «Бодхисаттва Авалокитешвара» отечественный специалист по тантре Дмитрий Валентинович Поповцев пишет следующее: «Ниже, в двадцать шестой главе «Сутры Лотоса», описывается группа из десяти персонажей, которые именуются ракшаси (ракшасы женского пола). Эти демоницы носят имена Ламба, Виламба, Кутаданти («Острозубая»), Пушпаданти («Цветочнозубая»), Макутаданти («Кривозубая»), Кешини («Волосатая»), Ачала («Недвижимая»), Маладхари («Носительница Гирлянды»). Девятую демоницу зовут Кунти. Это имя носят многие женские персонажи индуистской традиции, но самым известным из них является принцесса, фигурирующая в Махабхарате. Десятую демоницу зовут Сарвасаттваджохари, что значит «Похитительница жизненной энергии Всех Живых Существ». Возглавляет эту группу демоница, которую зовут Харити. Культ этой демоницы был широко распространен в Индии, Центральной Азии и Китае в первом тысячелетии н.э. Он сложился под воздействием культа различных богинь-матерей и впитал в себя молитвы, связанные с некоторыми эллинистическими-римскими богинями, с Венерой и грациями (харитами). В китайской буддийской традиции Харити носит имя Мать бесов (кит. Гуйцзы му). В Китае на протяжении столетий была популярна история о том, как Будда Шакьямуни обратил Харити в свое учение». Это экспертное мнение подтверждают скульптуры Харити, которая изображалась с Рогом изобилия (рис. 1 и рис. 2). Кроме того, известна скульптура, изображающая синкретический образ Девы Марии и бодхисаттвы Авалокитешвары (рис. 3). Слияние Тюхе с Богиней-матерью отсылает нас, в частности, к критскому мифу о рождении бога богатства Плутоса, который часто изображался у нее на руках. Такое единство образов богини с ребенком заставляет выдвинуть гипотезу, что некоторыми эзотерическими антихристианскими течениями Дева Мария с Иисусом, могла пониматься, как Тюхе с Плутосом. Такая гипотеза косвенно подтверждается средневековыми романами о Граале, который носил в себе отчетливые черты Рога изобилия. Все средневековье «болело» легендой о царстве Пресвитера Иоанна, которое якобы находилось где-то на востоке. В романе «Парцифаль» Вольфрам фон Эшенбах (около 1170 — около 1220), видимо, впервые «превращает» Грааль из Чаши в камень и переносит его в Индию. Хранителем Грааля в Индии, разумеется, становиться Пресвитер Иоанн: «Но всесилье Репанс отныне обрела… Страною Индия была, Где Фейрефиц достойно правил… Господь бездетными их не оставил. Репанс младенца родила, Его Иоанном назвала. (Он людям из восточных стран Известен как «монах Иоанн». От монаха Иоанна пошли Все христиане-короли, Что правят на Востоке… Мы знаем, где истоки…)» Грааль же описывается так: «Отшельник рек: «Там все священно! Святого Мунсальвеша стены Храмовники иль тамплиеры Рыцари Христовой веры И ночью стерегут и днем: Святой Грааль хранится в нем!.. Грааль — это камень особой породы: Lapsit exillis — перевода На наш язык пока что нет… Он излучает волшебный свет, Пламя, в котором, раскинув крыла, Птица Феникс сгорает дотла, Чтобы из пепла воспрянуть снова, Ущерба не претерпев никакого, А только прекраснее становясь… Вот она — взаимосвязь Меж умираньем и обновленьем!» Этот Lapsit exillis, как говорят специалисты-переводчики, может быть переведен и как «камень господа» (lapis herilis), и как «упавший с неба» (lapis ex coelis), и как «камень мудрости» (lapis elixir), и т. д. Особенно интересен перевод «упавший с неба», ибо он отсылает к культам метеоритов, которые обычно отождествлялись с Богинями-матерями. Кроме того, надо обратить внимание на «взаимосвязь меж умиранием и обновлением», что отсылает к языческим представлениям об умирающей и возрождающейся природе, а также на то, что Грааль охраняли банкиры-тамплиеры — в одно время главные кредиторы Европы. Эшенбах дает довольно прямую корреляцию Грааля с Рогом изобилия: «Облаткою Грааль насыщается, И сила его не истощается, Не могут исчерпаться никогда Ни его питье, ни его еда, Ни сокровища недр, ни сокровища вод, Ни что на суше, в реке или в море живет. Несметны у Грааля богатства…» Но главное, это превращение Грааля в камень. В таком виде он становится «комплементарным» эзотерике Востока. Существует одна странная легенда, датируемая примерно 7 веком, которая вошла и в католицизм, и в православие — повесть о Варлааме и Иосафате. Это сказание практически полностью копирует жизнь Будды Гаутамы и говорит о христианской вере, переданной царевичу Иосафату в виде кристалла (который символизировал Христа) Варлаамом. Причем оба легендарных лица — и Варлаам, и Иосафат — были официально канонизированы и католической, и православной церквями. Главная странность этой легенды заключается даже не в копировании жизни Будды (на какие только ухищрения иногда не идут проповедники, чтобы быть понятными народам иных культур), а в том, что был сохранен кристалл. Такой фетишизм вряд ли может сочетаться с христианской верой. Аналогичная легенда передачи кристалла как символа власти существует в Японии и называется «Кристалл Будды». Она повествует о патриархе рода Фудзивара, из которого происходили почти все матери японских императоров. По этой легенде, Фудзивара Каматари отдал свою дочь за китайского императора Тайдзуна. Она должна была выбрать из всех сокровищ императора самое ценное, отправить домой в Японию и водрузить эти драгоценности в родовом храме Кофукудзи. В итоге она выбрала, цитирую: «В конце концов она выбрала три волшебных сокровища: музыкальный инструмент, по которому ударишь лишь раз, и он будет играть сам; каменную тушечницу — стоит открыть ее крышку, и обнаружишь внутри неиссякаемый запас индийской туши; а самым последним она выбрала «прекраснейший кристалл, в глубине которого, с какой стороны ни посмотришь, видно Великого Будду верхом на белом слоне. Драгоценный камень был превосходной чистоты и сиял ярко, как звезда, и кто бы ни заглянул в его прозрачные глубины, увидит божественный лик Будды, навеки обретет покой в своем сердце». Надеюсь, мне удалось сделать достаточно наглядными корреляции между Рогом изобилия, Граалем в «Парцифале» и Кристаллом Будды. Тем более что именно покоя и богатства начинает искать Запад, когда забывает о любви, то есть о революции.
