Женщины его мечты: история любви одного из самых ярких донжуанов XIX века

Лица кружат. Лица вьюжат… Паутинный лунный луч оплел окно. «У женщины должен быть лунный характер…» А хорошо это я написал, черт возьми! Дышать трудно и больно. Ох, неспроста они собрались вокруг — эти перламутровые женские тени… Неспроста завели хоровод. «Уж не прощаетесь ли вы со мной?» Он приподнялся на локте, но рука будто обломилась, и тело рухнуло на кровать. Похоже, все кончено. Игорю Лотареву восемь. Пока родители бурно выясняют отношения, он пишет на листе бумаги буквы, и строчки напоминают ему живой плющ из сказки: оплетают страницу и превращаются в стихотворение. Когда родители разойдутся, он поедет в Сойволе под Череповец с отцом, а потом махнет с ним же на Дальний Восток. И влюбится раз и навсегда в Север. Глядя в его мудрые и чуть равнодушные глаза, признается ему в любви и скажет, что отныне он — Игорь Северянин. Он всю жизнь будет тщетно искать аналогичной земной любви с прекрасными дамами. Но подобной непокоренной красоты, величия и в то же время простоты не найдет ни в одной из них. А ту, что будет напоминать северную красоту больше, чем другие, предаст. И по- том наступит раскаяние — безнадежно запоздавшее. ... Длинный, некрасивый, со скуластым лицом, он читал стихи, сжав белыми пальцами стебель лилии. Он был скорее скорбен, чем серьезен, а зал рыдал от хохота. Все в этом поэте и чтеце вызывало демонический смех — так он был манерен, нетипичен, неловок. Никто и подумать не мог, что спустя пару лет этот «тип» будет избран Королем поэтов, оставив позади Маяковского, а женщины будут сходить по нему с ума. Его судьба — быть странным и непонятым, оказаться вдали от родины, быть нелюбимым эмигрантами и почти забытым дома — озарялась лишь творчеством и бесчисленными бурными романами. А на пороге перед вечностью его бессчетные музы явились к нему, как тени, жена официальная была далеко, гражданской не было дома, и его последний вздох услышала ее сестра. От этого ему стало больно. В последний раз. К его 16 годам отношения с отцом уже не ладились. И Василий Лотарев был непрост, и Игорь — своенравен. В 1903 году он вернулся к матери, а через год узнал, что отца убил туберкулез. Мать, белая кость из дворян Шеншиных, теперь всегда была рядом. А он все равно ощущал себя одиноким и стремился заполнить это одиночество влюбленностями. Он рассылал стихи по разным редакциям и получал от них оплеухи — стихи не нравились. После издания в солдатском журнале первого стихотворения, подписанного еще фамилией «Лотарев», Игорь истратил дядькины деньги на издание нескольких брошюр и принялся рассылать уже их — так было солиднее. А все равно не печатали! Почему? Он искренне не понимал: сомнений в ценности написанного лично у него не было. И к моменту встречи с Константином Фофановым Игорь был уже достаточно опустошен отказами и непризнанием. День встречи с человеком, который первым разглядел его талант и стал его главным учителем, Северянин отмечал всю жизнь как праздник. Фофанов не только оценил его как поэта и оценил его амбиции, но и ввел в литературные круги. Принимали Северянина неохотно. Но как-то его стихи прочел Лев Толстой, и его гневная критика возбудила такой интерес к творчеству Северянина, что он мигом стал популярен. Его, наконец, начали печатать, он вошел в моду. Манерничать Северянин не стал, мигом обозначив свое отношение к успеху: «Я, гений Игорь Северянин, Своей победой упоен: Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!» В 1910 году не станет Толстого, а главное литературное течение начала XX века — символизм — вступит в пору кризиса. Северянин манифестирует новое направление — эгофутуризм. Он похоронит его через год, а спустя три года издаст сборник «Громокипящий кубок», и слава окончательно накроет его с головой. Его появления на сцене в длинном черном сюртуке, необычная манера чтения скандирования будут действовать на публику гипнотически. Читая свои «поэзы», он будто улетал в иные миры, не глядел в зал, но чувствовал себя Богом. И как бы ни продолжали его критиковать, он будет выше всего этого — выше зала, выше критики, в погоне лишь за одним — нескончаемой и великой любовью к нему и его стихам. Свои романы и романчики он хранил в уголке души, скрупулезно пересчитывая любимых женщин и никогда не сбиваясь со счета. «Это моя двенадцатая…» — представлял он спутницу. А впервые будущая звезда поэзии влюбился в девять лет — «объекту чувства» было столько же. Потом Лиза, двоюродная сестра, красавица с восковой кожей и дивными глазами, заберет его сердце и растопчет — обвенчавшись с другим. В церкви, где сладко пахло ладаном и свечами, он представит, как Лиза обнимает мужа, и упадет в обморок, уничтоженный этим видением. Но вскоре влюбится еще страстнее. Они встретились с Женечкой Гуцан в 1905-м. Уже тогда Игорь знал, что способен любить лишь королеву, но Женя ей и была — красавица и умница. Он был еще никто и ничто, неудачник на нескладных ногах, называл Женю Златой, боготворил ее и как-то по отсутствию денег даже пришел к ней в Гатчину пешком из Петербурга. Женя хохотала — вот это пилигрим! Он говорил ей, что они никогда не расстанутся. Женя зарабатывала шитьем и верила в будущее Игоря, но материальные проблемы встали во весь рост, когда она забеременела Тамарой. Они смогли прожить вместе лишь три недели. Злата вскоре нашла себе покровителя с деньгами, судя по всему, человека неплохого — если уж она решилась родить от него второго ребенка. А когда покровитель умер, Игорь уже был погружен в другой роман... Обеспокоенная судьбой детей, рациональная Злата вышла замуж за немца-служащего, стала фрау Менеке, с началом немецких погромов эмигрировала с супругом в Берлин, где сделала карьеру как талантливая швея. Много лет она вспоминала Игоря с нежностью, оплакивая — кто-то сказал ей, что он погиб на фронтах Первой мировой. Но однажды в русском журнале, что выходил в Берлине, она увидела его стихи, написала в редакцию и письмо нашло адресата! Северянин, уже женившийся, на волне нахлынувших чувств написал поэму «Падучая стремнина» и встретился с по-прежнему прекрасной Златой и собственной дочкой — ей исполнилось шестнадцать… Тамара была так похожа на него, что молодая жена вынудила Игоря выбирать — фрау Менеке с дочкой или она, Фелисса. Северянин остался при жене. Так что всегда любимую Женю-Злату он увидит следующий раз только спустя много лет, чтобы немного погрустить о другом сценарии жизни. ...Кружат, вьюжат. Вот Соня Шамардина. Манкая, вскружившая голову и Маяковскому. Лена Новикова, чувственная Мадлэна, Лида Рындина, «северянка» Аня Воробьева… Машенька Домбровская, его Муринька. Сестры Борман... Валентина Берникова… Лена Семенова. Боже, как они были прекрасны. И как теперь далеки. 27 февраля 1918 года в московском Политехе избирали короля поэтов. Обойдя Маяковского и популярного в ту пору поэта Каменского, Северянин был счастлив: «Я избран королем поэтов На зависть нудной мошкаре». Позже он выхлещет себя за эту «нудную мошкару», запоздало осознав свое высокомерие. А мама болела, ее нужно было «проветрить», и они уехали в Эстонию, в тихое местечко Тойла. К отделению Эстонии от России Северянин отнесся не всерьез, и то, что стал вынужденным эмигрантом, понял не сразу. А оказалось — это навсегда... Лена Семенова, приехавшая с ним и подарившая ему дочку, ушла из его жизни, устав от этой неожиданной ссылки и нищеты. Но однажды Северянина пригласят на вечер в местную пожарную часть. Там будут читать стихи, и юная чтица пронзит его взглядом глаз цвета моря. Фелисса Круут была красива и напоминала ему Север своим горделивым спокойствием. В ней не было того, что прежде пленяло Северянина в женщинах — ни игры, ни кокетства и изящества, зато имелось то, чего не хватало всем предыдущим его дамам — практичность, твердость, надежность. В декабре 1921 года в Успенском соборе Тарту он поведет ее под венец и прикроет глаза, услышав ее спокойное «да». Игорь решит «осупружиться», по его выражению, не переждав даже сороковин по матери — соединение с Фелиссой было ему необходимо. Жена, любя его сумасшедше, стала для него всем — матерью, любовницей, поварихой, секретарем, и даже ревновала его сдержанно. Северянин же был неисправим, все равно заглядывался на женщин — на ту же Евдокию Штранделл, хозяйку лавки в Тойле, с которой его связывал страстный пятилетний роман… Все было пустым! Вместе с Фишкой, как он называл жену, в его жизнь пришел истинный смысл. В 1922-м у Игоря и Фелиссы родился сын. Северянин назовет его странно — Вакх. Он был оригинален и в этом! Судьба подарит им 16 лет брака — немыслимый для Северянина срок при одной «юбке». Его будет мучить лишь одно — унизительное понимание того, что он фактически нахлебником живет при тесте. Стихи, даже если их печатали, ничего не приносили, чтобы хоть что-то положить в семейную казну, он продавал по дачам пойманную рыбу… «Подумать страшно — я живу нахлебником у простого эстонца… — говорил он при встрече Ирине Одоевцевой. — Я для него не знаменитый поэт, а барин, дворянин, сын офицера. За это он меня и кормит. Ему лестно. А я ловлю рыбу. И читаю свои стихи речным камышам и водяным лилиям. Больше ведь некому…» И здоровье… Оно уходило. «Сердце изношено, одышка» — напишет он. Пятилетний провал в издании стихов морально растер его в муку. Он начал раздражаться, пылить. Теперь те качества, которые он так ценил в Фелиссе, его выводят из себя. Они начали ссориться — устав от бедности. Спасение от всего он увидел в новом романе. И тут ему написала письмо Вера Коренди — давняя поклонница его стихов, решившая, что ее предназначение — быть рядом с гением. Письмо Веры очаровало Северянина. Плюс ко всему, она был красива… Летом 1935 года Вера громогласно заявила, что ее дочь, урожденная Валерия Порфирьевна Коренева, родившаяся 6 февраля 1932 года, — дочь Игоря. Этого Фелисса вынести не могла. Игорь ушел к Вере, переехал в Таллин, где в это время учился Вакх, начал все с нуля, но… Резко постаревший кумир вскоре стал для Веры обузой. Плюс ко всему, в обществе ее не больно-то воспринимали как жену поэта... Словом, Северянин запросился к жене обратно. . Я соберу тебе фиалок И буду плакать об одном: Не покидай меня — я жалок В своем величии больном... Так писал Северянин, пытаясь вымолить прощение у жены. Но Фелисса не смогла его простить. С присоединением Эстонии к СССР ничто радикально в жизни Северянина не изменилось: его не печатали. Новые стихи исчезали из памяти — больше он их не записывал. Когда Таллин оккупировали немцы, поэт был уже тяжело болен. Вера помогала ему, как могла. Однажды она разговорилась с немецким офицером, как оказалось — знатоком русской литературы. Имя Северянина было ему знакомо, и немец оформил ему паек — поэту трижды в день приносили еду. Впрочем, было уже поздно — тени собрались вокруг и начали хоровод. 20 декабря 1941 года Северянин скончался. На руках не у любимой женщины, а у сестры гражданской жены. Его похоронили в Таллине. После войны пройдет еще тридцать лет, и на родине поэта увидит свет сборник его стихов... ВМЕСТО ЭПИЛОГА За все время вынужденной фактической эмиграции Игорь Северянин дал около 40 поэтических концертов, выпустил 17 книг, среди которых: «Классические розы», «Роман в строфах» «Рояль Леандра», «Запевка», «Не более, чем сон». Свой разрыв с женой Фелиссой он признавал своей громадной ошибкой. Всего он посвятил ей двести стихотворений, включая «Поэзу голубого вечера» и «Поэзу счастья». Фелисса, яркая личность сама по себе, литератор и переводчица, умерла в 1957-м. Вакх Игоревич Лотарев уехал в Швецию, где ныне живут его дети — внуки поэта. Вакх скончался в 1991-м. Старшая дочь поэта Валерия Семенова (21 июня 1913 года — 6 декабря 1976 года), названная в честь Валерия Брюсова, после переезда в 1918 году в Эстонию большую часть прожила в Усть-Нарве, работала в Тойле в рыболовецком колхозе. Похоронена на кладбище в Тойле, очевидно неподалеку от утраченной могилы матери Елены Яковлевны Семеновой. Веры Коренди не стало в 1990-м. Еще в 1951 году она добилась для дочери выдачи советского паспорта на имя Валерии Игоревны Северяниной. Надгробный памятник на ее могиле не содержит даты рождения. Коренди утверждала, что поэт требовал скрывать дату ее рождения: «Дочь поэта принадлежит вечности!» Читайте также: Французский бизнесмен предложил продать «Мону Лизу» за 50 миллиардов долларов