Блюз закрытого города: как родилась андерграундная культура Ижевска

«Нас всех связывает элемент печали, который идет от земли. В Ижевске может родиться и позитивная музыка, но это будет ижевская музыка. Но безысходность можно использовать с другим знаком: превратить настроенческий минус в плюс, как в блюзе». Так считает Клим Суханов, участник музыкальной группы D-Pulse, и мы с ним беседовали почти семь лет назад. С тех пор я бывал в Ижевске много раз — и вижу, как город оброс мифами мрачно-эзотерического характера. В советское время Ижевск был закрытым, и это, конечно, не про коронавирус. Изоляция — явление более сложное. Многие жители были «невыездными» из-за оборонных заводов, которые действуют до сих пор, и тянулись к знанию о внешнем мире. С приходом перестройки Ижевск открыли, и там родилась немассовая культура, прославившая его на весь мир. Арт-группы «Лодка», Tanatos и «Археоптерикс» делали очень смелые перформансы и инсталляции. Мемом стала и фраза «Ижевск — столица российской электронной музыки». В Удмуртию, о которой раньше почти не говорили, стали приезжать продюсеры Артемий Троицкий, Андрей Борисов, Сергей Курехин. Пошли разговоры об «ижевской электронной волне»: сначала авангардные «Стук бамбука в XI часов», «Самцы дронта», Virgo Intacta и др., а потом и более танцевальные коллективы типа D-Pulse и «Спортлото». Но чуда не произошло: первая попытка реальной бизнес-модели провалилась из-за дефолта 1998 года, а вторая, в середине 2000-х — из-за несговорчивости участников. В итоге Ижевск новым Бристолем не стал. Остались лишь мифы и легкая, присущая ижевчанам, ирония над произошедшим. Возможно, музыка вообще перестала быть «высокой точкой» для человечества. Однако закон сохранения энергии, справедливый для материального мира, действует и в пространстве социокультурном. Тем более, Ижевск окружен удмуртскими деревнями, где люди прекрасно помнят свои языческие и староверческие корни. В подобных местах ничего не бывает просто так. На самом деле все места в мире — непростые. Просто здесь это еще и осознают. И мифологизируют: люди любят сказки. Я пообщался с теми, кто делал или делает ижевский андерграунд. Не все, правда, остались в городе — но с переехавшими потом будет отдельный разговор. Анфим Ханыков Художник, скульптор, создатель объединения «Творческая дача». Папа и мама учились на «худграфе». Из школы меня выгнали за прогулы и плохое поведение. В детстве я мечтал быть не космонавтом, а свободным художником. Долгое время им и был — свободным даже от своих произведений. Выставляться тогда в Ижевске было негде. Потом мы начали делать акции на улицах и работать с городской средой. Потом папа купил мне маленький старый домик, я построил на его месте дом побольше и организовал там «Творческую дачу». В некоторых других городах бывает, что всего два-три человека делают творческую среду, и публика не ходит. А у нас есть передача из поколения в поколение: уже почти 60 лет худграфу, тогда в Ижевск приехало много художников с московским и ленинградским образованием. Поэтому волна может идти на спад, но будут и новые волны. В городе есть фестивали, у нас есть друзья и партнеры в бизнесе. Заработать здесь большие деньги сложно, но по крайней мере мы не в минусе. Зарабатываю больше на выездных проектах, но я патриот. Были годы, когда жил не в Ижевске, но мне нравится развивать здесь культурную движуху. Алексей Чижов 10-кратный чемпион мира по шашкам, меценат «первой электронной волны», почетный гражданин Ижевска. Я был меломаном, и ездя на соревнования в Голландию, покупал много винила в разных жанрах. В конце 80-х появился «Ижевский клуб», куда вошли художники, музыканты, этнографы. Мы начали продвигать перформансы, делать разные записи. Моя функция была представительская. Я мог общаться с министром культуры: к художникам относились снисходительно, а я был чемпион мира. В клубе очень яркой личностью был Саша Юминов (Прим. автора: один из ключевых людей в ижевской музыке, но живет сейчас в Нижнем Новгороде, поэтому интервью с ним в эту часть материала не вошло). Он легко находил контакты с людьми, был талантливым звукорежиссером и продюсером. Я решил помочь Саше как продюсеру. Деньги были: призы на зарубежных соревнованиях составляли тысячи, иногда десятки тысяч долларов. Купил аппаратуру, на которой играли многие ижевские музыканты. Я тогда искал новые пути и думал даже уйти из шашек. Продолжал покупать много пластинок. Для себя — довольно радикальные записи лейбла Stolplat, для Юминова — более простое, но тоже не мейнстрим. Talking Heads, Coil, Psychic TV. Это всё Саша распространял, давал людям, переписывал. Так и получилось, что ижевские музыканты стали играть что-то «такое же». Привозил и фильмы, видеоарт, который стал тоже очень популярен в Ижевске. Потом наши с Юминовым пути слегка разошлись: он делал более танцевальную музыку, а мне импонировали ижевские музыканты, которые играли индастриал и нойз. Миша Рябинин из «Родезии» ставил публику на уши, и это была совсем не дискотека. Часть аппаратуры я забрал у Юминова. Как сердцем чувствовал: через пару дней какие-то дети его пришли ограбить, а ничего не было уже. Мы с Рябининым и товарищами создали «Ижица Рекордз», диски печатали, вели переговоры с голландскими музыкантами. Но дефолт 1998-го всё обрубил. А потом появились компьютеры, и это стало ненужным. Люди разъехались. У тех, кто живет в Москве, есть студии на дому. Сейчас я продолжаю тренировать, половину времени — вне Ижевска. За тем, что играют здесь сейчас, не слежу. Антон Янцен В прошлом телеведущий и продюсер, сейчас владелец магазина виниловых пластинок. Ижевская сцена 15 лет назад могла стать явлением. Но мы разругались, музыканты затопали ногами, и всё рассыпалось прямо на глазах. То, что происходит сейчас — не сцена, потому нет людей, имеющих четкую цель и культурную прокачку. Нужна сверхидея. Саша Юминов в свое время сказал: так, ребята, а вот сейчас мы будем играть в Манчестер. Он настолько перелопатил бэкграунд, что и сам поверил в эту игру, и музыканты поверили. Администрации города это тоже не интересно. Раньше чиновники хотя бы говорили: мы не понимаем этой культуры, но мы ее признаем. Сейчас только кивают и молчат. Хотя с молодыми мобильными людьми нужно говорить суперсовременным языком — это могло бы помочь развить в городе даже туризм. Конечно, происходят и хорошие вещи, как, например, фестиваль «Открытый город», на котором выступал с группой мой сын. Но разовые акции не брендируют Ижевск. Музыканты играют, кто-то что-то снимает, все сидят в соцсетях, а результата нет. Я на днях ушел с одного фестиваля с ощущением, что вижу мертвяк. Зеро. Мало того что не услышал новую музыку, так еще и увидел лица те же самые, только постаревшие. Пусть бы лучше криво, но искренне. Это удмуртский менталитет: ты что-то наковырял и не идешь дальше. У нового поколения нет бэкграунда, потому что он им не нужен. Мы искали запретный плод, а у них всё есть. Я не хочу жужжать и брюзжать. То, что было, дало мне опыт, энергию, массу понимания жизни во всех ее смыслах. А самое главное: это до сих пор меня не успокаивает. Например, я успешно занимаюсь магазином, потом что отлично разбираюсь в музыке. Если бы сейчас возник новый Юминов с командой, я бы очень крепко обрадовался и, может, даже присоединился. До сих пор помню его фразу: заниматься нужно только тем, что очень сильно любишь. Это не гарантирует успеха, но способно привести тебя к нему. Энвиль Касимов Художник и перформер, организатор фестивалей в Ижевске, бывший член правительства Удмуртии. Была странная черная конструкция на месте, где сейчас KFC на центральной площади. Мы объявили ее филиалом могилы Малевича. Самого Малевича объявили почетным удмуртом: ведь кто, кроме удмуртов, додумался бы до «Черного квадрата»? Пустили легенду, что Малевич утонул в ижевском пруду и что в день его смерти — точнее, ухода — вода поднимается на метр. Мы стебемся, но мы серьезны. Здесь, на моей дачной выставке, бывал первый президент Удмуртии Волков и вполне выказал юмор. Ижевск — это несколько миграционных волн. Нобель брал в аренду ижевский завод и привозил сюда иностранцев. «Бауманцы» из московского университета привезли джаз, и в Ижевске до сих пор прекрасные джазовые фестивали. Еще была «космическая» волна — город производит космическую технику. В Ижевске живут шаманы машин, инженер — это шаман. Калашников для нас — не создатель оружия, а интеллигентный культурный человек. Не скажу, что у нас с культурной сферой всё идеально. Когда-то в конце 80-х на первую выставку авангарда пришли 12 тысяч человек. Сейчас не так. Ижевск — это город с островным сознанием, и некоторые острова не понимают друг друга. Острова хиреют, потому что люди уходят естественным образом: умирают, уезжают. Ижевск — архипелаг несообщающихся островов. Моя задача — соединить острова. Сергей Орлов Художник и перформер, преподаватель УдГУ. У моих учеников есть дети, идеи передаются, и мы создаем почву, где многое может вырасти. Не хватает нескольких вещей. У удмуртов не очень с самопрезентацией. Удмурт никогда не скажет «я», скажет «мы». Не принято выделяться, быть лучше. Если у тебя много денег, но вся деревня покрывает крышу соломой, ты никогда не покроешь ее железом. Мы всегда вторые. Бурановские бабушки получили второе место на Евровидении, но для нас оно принципиальнее первого. От конфликтов мы уходим в лес. Но удмурты очень выносливые и терпеливые. Это козыри, которые стоит использовать. Константин Чирков Бизнесмен, занимается музыкой для себя. В прошлом — участник культовой группы «Китайская революция». Большинство музыкантов первой электронной волны вышло из 43-й школы на Буммаше — абсолютно обычной средней школы. Пел у нас Влад Кунгуров, который стал потом известной личностью в Питере с его «стихами-пирожками». Именно за это его и знают, и вообще ижевскую музыку мало слышали за пределами Ижевска. Про эту волну сложили много сказок. Например, «колоссальное влияние на российскую музыку»: его не было. Но были просто потрясающие мероприятия на стыке перформанса и музыки. Например, наши дым-машины — сковородка, электроплитка и глицерин! Сейчас такого движа нет, хотя технических возможностей гораздо больше. Информативное пресыщение, ты теряешься и в итоге вообще ничего не хочешь. А то время вспоминаю с удовольствием. Самое главное чувство, которое никогда больше не испытывал: наша жизнь из какой-то беспросветной мглы, бесконечного столовского запаха, наконец станет нормальной европейской жизнью! Но нет, конечно, суть осталась прежней. В конце 90-х стало очень много клубов, диско. Музыканты не играли, просто врубали сет. Для меня это подмена, ушло что-то интеллектуальное: слишком много нетворческих людей было допущено до творческого процесса. Но я не ретроград и не против, например, что сейчас музыка живет в соцсетях. Да, много лишнего и можно потеряться, но, может быть, со временем всё отстоится, и настоящее выйдет на поверхность. Павел Зорин Руководитель театра Les Partisans. Местная арт-тусовка так или иначе на меня повлияла. Я ходил на «Творческую» дачу к Анфиму, а наш «Центр драматургии» какое-то время находился в ижевской «Арт-резиденции». Очень уважаю этих людей, мне близка позиция нашего известного перформера Макса Веревкина, который хочет занимать нишу чего-то непонятного. Получается, что и московский концептуализм нас коснулся, потому что Веревкин — ученик Сергея Орлова, который учился в Москве. Театр мы создали с моей женой Инге. Познакомились в университете, она занималась в студенческом театре — там были одни девочки. Я над этим смеялся, а она сказала: покажи, как сделать лучше. Так и втянулся. Инге по профессии преподаватель французского языка, и театр сначала был нацелен на изучение языка через актерскую игру. Это был франкофонный театр, раньше мы каждый год выезжали во Францию. Но постепенно в труппе не стало людей, которые говорят по-французски. Была идея все бросить, но поездки в Ле-Пюи-ан-Веле удивили тем, что очень талантливые музыканты и актеры вовсе не стремятся уехать в Париж. Для меня их опыт повернул сознание, я понял, что не хочу уезжать из Ижевска, как хотят многие. Влад Цыганов Музыкант, играет в электронных и ориентальных жанрах. «Ижевская волна» 1990-х была школой футуризма, который корнями уходит к футуристам 1920-х. Мы искали универсальную алхимическую формулу, универсальный язык, понятный всем живым существам. Ты раскладываешь элементы и собираешь их в другом контексте. Я ездил в Гималаи и Индию, привез оттуда музыкальные инструменты. На это меня сподвиг Йохан, человек из Скандинавии родом, мастер спонтанного танца. Он жил в Ижевске, а до этого 20 лет провел в Индии. Зарабатываю только музыкой, и делаю это уже много лет. Жил два года в Москве, но не могу там сочинять. В Удмуртии есть атмосфера, в которой благоприятно придумывать новое. Это связано с климатом и природой, странной долгой зимой. В Ижевске тебе постоянно предлагают играть без гонорара. Я на это не иду. А так меня кормят Bandcamp, гастроли, небольшие фестивали. Смотрю и думаю, что в будущем в России должна случиться музыкальная индустрия. Были предпосылки в 90-х, но кроме «Нашего радио», ничего не произошло. Сейчас музыка продается где-то не у нас, в России не принято ее покупать. У меня это не более 30% от всех продаж. Так что ориентируюсь на нормальные лейблы, которые дают возможности. Влад Цветков Бизнесмен, в прошлом — участник культовой группы «Вторая африканская охота». Сомневаюсь, чтобы Ижевск был столицей именно электронной музыки. Авангардной — еще может быть. Мы как группа себя и не преподносили, назывались «творческое объединение». Например: на заднем дворе колледжа, где проходили концерты, была свалка металлолома, и вот мы как-то пришли, держа в голове какие-то основные ритмы, и стали играть на всяких железках. Наш концерт был часовым перформансом, «бочкой» был человек, который прыгал на крышу машинного кузова. Мы безумствовали, записывали саундтрэки к несуществующим фильмам, к немому кино. Целью концертов был эпатаж публики. Один из участников притащил из медицинского учебного заведения заспиртованные бычьи мозги — и мы их подожгли прямо на сцене. Во всех крупных городах тогда были подобные коллективы, это однозначно, потому что мы видели их на фестивалях. Но именно в Ижевске нашлись люди, которые заявили: «волна». Для меня эта история закончилась в начале 2000-х. Каждый из группы занялся своим делом, один человек создал киноклуб, другой стал играть с Найком Борзовым и так далее. Не все ушли из музыки и из творчества. Никто не разругался, все дружат. Я не сожалею, что так произошло, всему свое время, эта волна очень мощно отработала, и потом, как любая волна, она рассеялась. Но полностью такие вещи не уходят, это фишка, к которой люди могут обращаться как к культурному наследию. Молодые больше тяготеют к мейнстриму, чем к безумству. Они стали более буржуазными, у них очень высокий исполнительский уровень, потому что появилось много информации, много хороших инструментов. У нас была тусовка безумцев, кто что вытворит пострашнее. Для нас безумие было естественным и спонтанным. У них это скучно и унифицировано. Аня Краб и Наташа Козина Участницы синтипоп-группы «Радио Аэробика». У Ани также сольные проекты с более сложной музыкой, которые считаются одними из лучших записей в Ижевске после окончания «электронной волны». Наш город был закрытым, а еще он почти город-тупик, не сильно проездной. Возможно, в других городах не было такого дефицита информации, как у нас. Правда, вся та творческая среда была раньше нас: мы еще в школу ходили, когда всё это крутилось. В наши юные годы мы с Наташей очень грустили, потому что пресловутая «волна» кончилась, и ничего уже не происходило в этом городе. И тогда мы создали проект «Радио Аэробика», как лучик света в темном царстве (смеется). Металл-сцена у нас была не менее крутая, чем электронная, почему-то об этом мало говорят. Мы с ребятами недавно взяли мои электронные песни и переложили их на гитары. Эти песни есть в записи, в электронной версии, но я не могу сама с ними выступать: они были записаны в те времена, когда я использовала какие-то дичайшие методы работы с музыкой, и это сложно воспроизвести. Надеюсь, с гитарным составом забью последний гвоздь в ижевскую электронную музыку. Наташа: Известно ведь, что поначалу и с музыкальными инструментами были проблемы: люди играли на пилах и прочем чем попало. Делали на коленках в деревянных домах электронную музыку. Я, честно говоря, не знаю, кто эти люди, что наше преимущество в том, что есть интернет и мы можем слушать их музыку в свободном доступе. И, возможно, они в силу своей известности производили какое-то впечатление на наше поколение. Еще знаю, что в середине 2000-х клуб «Вавилон» действительно был центром притяжения, вроде как его спонсировала нефтяная компания, очень много денег вливалось. Это было нечто. Английские, исландские диджеи. В клуб пускали с 18 лет, а когда там были крутые концерты, мне было семнадцать. Но один раз я туда попала — по студенческому подружки. Был дикий арт-перформанс «порно-пати», с голыми тетками, овцами и так далее. А потом, когда, я уже достигла 18, всё стало обычным, скатилось в дискотеку, в хаус. Потом мы познакомились с Аней, «музыка нас связала». Мы пели итало-диско и всякую легкую музыку, которая абсолютно не похожа на ижевскую волну. Но парадокс в том, что она тоже электронная.