Два поэтических корабля. Николай Гумилев и Анна Ахматова

110 лет назад, в мае 1910 года в Николаевской церкви села Никольская Слободка близ Киева состоялось венчание Николая Гумилева и Анны Горенко, ставшей известной под псевдонимом Ахматова. Ему было 24 года, ей – 20. Никто не знал, что они - не просто супружеская пара, а будущий дуэт двух блестящих русских стихотворцев. Впрочем, он, издавший три сборника, уже приобрел известность. Ее же стихи знали лишь близкие. Она была крепостью, которую он осаждал семь лет: «Неслышный и неторопливый / Так странно плавен шаг ее, / Нельзя назвать ее красивой, / Но в ней все счастие мое». Он трижды предлагал ей замужество и трижды получал отказ. Однажды из-за того, что она, увидев мертвых дельфинов, – дело было в Крыму – сочла это дурным знаком. Он писал ей горячие письма, от ее ответов веяло ледяным равнодушием. Получив в Париже письмо Ахматовой с очередным отказом, Гумилев принял яд и отправился умирать в Булонский лес. Его спасли лесничие. А на курорте в Турвиле - полицейские, когда он решил утопиться. Иногда Гумилев – худой, бледный, с измученным лицом, прекращал осаду, уезжал в Африку, Францию. Потом появлялся снова. Но ничего не менялось: сероглазая, высокая, статная девушка лишь загадочно улыбалась. Ей нравилось мучить его? Или она искала более выгодную партию? Бог весть. Но, в конце концов, сдалась. Зачем? Не лучше ли, если бы он нашел другую, а она - другого? Гумилев шел под венец с радостью. Ахматова - как на Голгофу. Писала подруге: «Птица моя, сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу…» Гумилев и Ахматова выбрали в спутники Поэзию. Все прочее, в том числе, семья, их тяготило. К тому же, оба были нестойкие, падкие на увлечения. Любить одну (одного) были не в силах. В народе говорят: «Был грех». У них – любовный, сторонний - случался многократно. «Да, я знаю, я вам не пара, я пришел из другой страны», - писал Гумилев в стихах. Ахматова язвила в прозе: «Николай Степанович всегда был холост. Я не представляю себе его женатым». О себе Ахматова говорила: «Чужих мужей нежнейшая подруга и многих безутешная вдова». …После свадьбы молодожены отправились в Париж. Медовый месяц – ахи, восторги, пылкость? Ничуть не бывало! Ахматова увлеклась художником Амедео Модильяни. Как далеко зашли их отношения? Сие скрыто в тумане времени. Но Гумилев бесновался, находя письма пылкого итальянца. Через год Ахматова снова спешит в Париж, где ее ждет Модильяни. Гумилев уезжает в имение матери и там влюбляется – в племянницу Марию Кузьмину. Она смертельно больна, но ему, трагическому герою, хочется страдать. И он страдает. Свой очередной поэтический сборник «Чужое небо» Гумилев посвящает Марии и Анне. Последняя оскорблена. И еще больше – собственным портретом, нарисованным мужем. Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью… Покликаешь - морщится, Обнимешь - топорщится, А выйдет луна - затомится, И смотрит, и стонет, Как будто хоронит Кого-то,- и хочет топиться. Твержу ей: крещенному, С тобой по-мудреному Возиться теперь мне не в пору; Снеси-ка истому ты В днепровские омуты, На грешную Лысую гору. Молчит - только ежится, И все ей неможется, Мне жалко ее, виноватую, Как птицу подбитую, Березу подрытую, Над очастью, богом заклятую. Ахматова жестоко мстит: вкладывает в одну из любимых книг Гумилева рисунки Модильяни, на которых она – обнаженная... Любовный напиток был испит Гумилевым до дна еще во время долгих ухаживаний. На супружескую жизнь не осталось ни капли. Глядя на жену, он Гумилев разбрызгивал по бумаге злую иронию: «У нее было все, о чем другие только мечтают. Но она проводила целые дни, лежа на диване, томясь и вздыхая. Она всегда умудрялась тосковать и горевать и чувствовать себя несчастной. Я шутя советовал ей подписываться не Ахматова, а Анна Горенко – Горе – лучше не придумать» Ахматова не любила его, да и не пыталась. Иллюзии же быстро растаяли. И уже не доставало сил сдерживать себя, натягивать благостную улыбку. Да и своенравной она была не в меру. Демонстративно выходила из комнаты, когда Гумилев начинал рассказывать о своих африканских приключениях. Она считала это мальчишеством. И выдумывала о нем всякие небылицы: ««Муж хлестал меня узорчатым, / Вдвое сложенным ремнем...» Их супружество было потухшим кратером вулкана. Даже угли погасли. Ахматова признавалась: «Скоро после рождения Левы (сына, будущего ученого, историка, писателя - В.Б.) мы молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга». Бог с ними, с чувствами. Но творчество разгоралось, перья крепчали. Живя вместе, Гумилев и Ахматова заряжали друг друга эликсиром таланта, наполнялись вдохновением. Он привел ее на дорогу, ведущей к славе. Прослушав несколько стихотворений Ахматовой, Гумилев сказал: «Ты поэт - надо делать книгу». После выхода ее второго сборника «Четки», пророчески молвил: «Может быть, ее придется продавать в каждой мелочной лавке». Она поверила ему, стала смелее трогать струны рифм. И его талант расцветал, наливался силой… Когда грянула Первая мировая, Гумилев вступил в армию «добровольцем-охотником» и отправился на «священный долгожданный бой». «В немолчном зове боевой трубы я вдруг услышал песнь моей судьбы», - писал он. Гумилева зачислили в лейб-гвардии Уланский Ее Величества полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Соединению, входившему в состав гвардейского конного корпуса под командованием генерала Якова фон Гилленшмидта, досталось изрядно. В конце 1914-го дивизия вела тяжелые бои близ Варшавы, в начале следующего года кавалеристов перебросили в район Немана. Их тактика была сродни партизанской - лихие всадники рыскали по германским тылам, захватывая обозы, пленных, взрывая железнодорожные пути… Гумилев целыми днями не вылезал из седла, стрелял по германцам и австро-венграм, сам рисковал быть сраженным вражеской пулей. Вечером, когда воины устаивались на ночлег, он усталый, запыленный, устраивался в укромном уголке и при отсвете огарка сочинял: «Как собака на цепи тяжелой, / Тявкает за лесом пулемет, / И жужжат шрапнели, словно пчелы, / Собирая ярко-красный мед. / А «ура» вдали - как будто пенье / Трудный день окончивших жнецов. / Скажешь: это - мирное селенье / В самый благостный из вечеров. / И воистину светло и свято / Дело величавое войны. / Серафимы, ясны и крылаты, / За плечами воинов видны…» В октябре 1917 года, незадолго до Октябрьской революции Гумилев, перешедший на службу в Русский экспедиционный корпус во Франции, звал Ахматову за границу. Но она отвергла предложение, запечатлев отказ в стихах: Мне голос был. Он звал утешно, Он говорил: «Иди сюда, Оставь свой край глухой и грешный, Оставь Россию навсегда… Но равнодушно и спокойно Руками я замкнула слух, Чтоб этой речью недостойной Не осквернился скорбный дух. Их супружество сгорало, как свечка. И догорело 5 августа 1918 года. Через три дня Гумилев женился на другой Анне - Энгельгардт, дочери известного историка и литературоведа. И Ахматова в скорости вышла замуж - за ученого и поэта Владимира Шилейко. Созвездие распалось, остались две звезды. Но свет их тускнел. Гумилеву жить оставалось недолго. Стихи Ахматовой были интимны, чувственны и потому чужды новой власти, восхвалявшей труд, партию и борцов за светлое будущее. К тому же на нее падала тень от дворянства, которое в Советской России стало синонимом жгучих подозрений. «Между 1925-1939 годами меня перестали печатать совершенно, - записала Ахматова в дневнике. - Тогда я впервые присутствовала при своей гражданской смерти. Мне было 35 лет». Жизнь Гумилева и Ахматовой – трудная, зыбкая, сотрясаемая размолвками, как ни странно, была спасением для обоих. Он и она были как два корабля в бескрайнем море. Они разрезали бушующие волны, их силуэты тонули в тумане. Но корабли упорно шли вперед. Как в стихотворении Гумилева: «Быстрокрылых ведут капитаны, / Открыватели новых земель, / Для кого не страшны ураганы, / Кто изведал мальстремы и мель…» В августе 1921 года корабль Гумилева разбился – поэта расстреляли по подозрению в антибольшевистском заговоре. Сгустились тучи и над кораблем Ахматовой. Все выше вздымались волны, и свистел злой ветер. Потрепанный корабль уносило все дальше от берегов, и вскоре последний огонек на горизонте исчез… Гумилев прожил 35 лет, Ахматова пережила его более чем вдвое. Но это не принесло ей счастья. Наоборот, куда больше было несчастья. Как, впрочем, и у многих жителей огромной страны: Это было, когда улыбался Только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском качался Возле тюрем своих Ленинград. И когда, обезумев от муки, Шли уже осужденных полки, И короткую песню разлуки Паровозные пели гудки, Звезды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами черных марусь. Лишь на закате жизни власть Ахматова вырвалась из злых, цепких когтей власти. Но дышать полной грудью ей не позволили. Слава Ахматовой высоко взметнулась в России через несколько десятилетий после смерти. Навсегда. Творчество Гумилева лежало под спудом еще дольше. Но пришел черед, и увядшие цветы его поэзии распустились снова. И опять взошла звезда стихотворца, путешественника, солдата. Тоже - навсегда. ♦ ♦ ♦ История повторяется. В разных видах, годах, именах. Спустя 45 лет после свадьбы Гумилева и Ахматовой, в 1955 году, в России поженились Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина. И они были будущими поэтическими звездами. Ему было 22 года, ей – 18. «В красивом городе есть площадь Ногина... / Там девушка живет одна», - писал Евтушенко. Она заворожила его. И ошеломила, словно случайно залетевшая райская птица, хотя носила простенький костюм фабрики «Большевичка» и комсомольский значок на груди. Их чувства были взаимными – бурными и страстными. Однако через три года ветер бытия погасил этот яркий костер. Они все чаще бросались в друга стихами, мыслями, убеждениями. Иногда – посудой… Они стояли насмерть, никто не хотел уступать ни пяди личного пространства. Как сказал Евтушенко: «Наша любовь не умерла, она перестала быть». Что ж, случается и такое.