Не космический полёт Аркадия Северного
Аркадия Северного можно считать вторым Владимиром Высоцким, хотя один был в прямом смысле бродячим артистом — бардом в исконно кельтском понимании, а второй имел доступ ко всем благам цивилизации. Оба они родились и умерли почти одновременно и играли одну социальную роль. Настоящая фамилия Северного была Звездин. Персонаж с такими паспортными данными ушёл из этого мира буднично, но концептуально — в день космонавтики в 1980-м олимпийском году. NEWS.ru вспоминает, как маргинальный шансонье оказался голосом, зеркалом и символом упадка застойного СССР. От Вьетнама до Игарки Родился Аркадий Дмитриевич Звездин через год с небольшим после Высоцкого — 12 марта 1939 года в Иваново, в многодетной семье советского чиновника. Один из его старших братьев стал милиционером, другой работал в КГБ, а младший не вылезал из тюрем. Как пишут Игорь Ефимов и Дмитрий Петров в книге «Аркадий Северный, Советский Союз», в местах не столь отдалённых успела побывать и старшая сестра артиста. Она якобы отдала Аркадию свой рукописный лагерный песенник с соответствующими текстами. Их брат, научившийся играть на гитаре ещё в младшей школе, стал петь в компаниях, но об этом известно мало. Жизнь будущей подпольной звезды городского романса начиналась вполне стандартно и умеренно. После школы он отправился в Ленинград, поступил в Лесотехническую академию имени Кирова, потом служил в ВВС. Эта деталь биографии позволила ему затем пустить в народ слух об участии во Вьетнамской войне (по сути вся жизнь Северного была соткана из множества созданных им и его окружением невероятных мифов). В конце 1969 года он женился, через два году у него родилась дочь. Со своей женой Валентиной Бойцовой он позднее разошёлся, погрузившись в пьяно-разгульный «весёлый декаданс» собственного саморазрушения. До этого Аркадий Дмитриевич успел вполне удачно трудоустроиться в контору «Экспортлес» (с этим местом связан ещё один миф: якобы Звездина хотели отправить в загранкомандировку в Канаду, но, как указывают в книге про артиста Игорь Ефимов и Дмитрий Петров, выезжал он в енисейский городок Игарка, расположенный в Туруханском крае, в котором при царе в ссылке находился Сталин). Но уйдя на «вольные хлеба» неформатного певца, он превратился в живущего по знакомым, парадным и чужим городам бродягу, к тому же потерявшего паспорт и удивительным образом не ставшего «клиентом» борцов с тунеядством. Молодой Аркадий Звездин не был чужд питерской богеме и диссидентской среде, хотя политике предпочитал музыку и литературу. В это время он общался с поэтом, переводчиком и идейным монархистом Николаем Брауном, которого в 1969 году осудили за антисоветскую агитацию. За несколько лет до этого студент Ленинградского института культуры Коля Браун познакомился с Аркашей на почве интереса к неподцензурной поэзии и свёл его с учащимся Ленинградского кораблестроительного института Рудольфом Фуксом — музыкальным продюсером, коллекционером и поэтом, ставшим первым имиджмейкером и автором текстов Северного. На своих дебютных магнитоальбомах Аркадий Дмитриевич предстал слушателям бывалым одесситом с акцентом и колоритом, соответствующим тёмным переулкам Молдаванки. Вспоминается мне моя коммунальная квартира на Петроградской стороне, лето 1962 года, компания друзей-коллекционеров вокруг стола в одной из двух смежно-проходных комнат. Неспешный разговор... Звонок в передней. За дверью стоят худощавый человек лет двадцати пяти с лицом, слегка напоминавшим одну из масок кинокомика Юрия Никулина. Спросив меня, он представился: «Аркадий. Я от Коли. Он дал мне Ваш адрес обещал предупредить Вас». Действительно, один мой приятель говорил о каком-то Аркадии, который интересовался творчеством И.С. Баркова — русского поэта ещё допушкинской поры, автора знаменитого «Луки». У меня была одна из его книг, и я не прочь был уступить её любителю. Вот как раз по этому поводу и явился ко мне в первый раз Аркадий, — вспоминал Фукс о первой встрече со Здвездиным в американской эмигрантской газете «Новое русское слово». В тот день собравшаяся у Фукса компания фарцовщиков, коллекционеров и прочих «асоциальных элементов» услышала «великолепный баритональный тенор серебристого оттенка»: «В осенний день, / Бродя, как тень, / Я заглянул в шикарный ресторан, / Но там приют нашёл холодный: / Посетитель я не модный, / У студента вечно пуст карман». Сначала мне показалось, что кто-то включил магнитофон с незнакомыми мне записями и только, когда я подошёл к двери второй комнаты, я увидел своего нового знакомого Аркадия, который, аккомпанируя на моей гитаре, продолжал петь Это было похоже на чудо. Только что в квартиру зашёл самый обыкновенный человек, но стоило ему взять в руки гитару и запеть, как волшебная сила искусства как бы приподняла его над нами, столпившимися вокруг него и просившими всё новых и новых песен, — писал Фукс. Вскоре друзья записали Аркадия, знавшего на тот период около 30-40 блатных песен и романсов, на плёнку. А в 1963-м организовали ему ансамбль и придумали псевдоним «Северный». Но настоящая слава короля подпольной музыки пришла к нему десятилетие спустя, после того, как Звездин лишился семьи и статуса рядового обывателя. Сегодня известны сотни исполненных им песен, а также десятки концертных записей из Ленинграда, Одессы, Тихорецка, Москвы и других городов. Первые записи представляли собой целые концертные номера, стилизованные Фуксом под радиопередачи. Потом появились оркестры «Братья Жемчужные», «Четыре брата и лопата», «Крёстные отцы», «Светофор», «Альбиносы» и другие. По сути это коллективные псевдонимы друзей и аккомпаниаторов музыканта — Сергея Маклакова и Николая Резанова. Мастер музыкальных перфомансов Аркадий Северный хоть и не исполнял собственных песен (и неизвестно, писал ли что-то своё), но самобытно и неповторимо перекраивал народное «блатное» творчество, русскую классику (например, Есенина), тексты своих друзей, городские романсы... В плане музыки это были и заводной «одесский джаз» с элементами ашкеназского клезмера, и лирическое гитарное соло, и кабацкий шансон, и рок-н-ролл. Перечислять можно бесконечно долго, но слова тут значат гораздо меньше звуков, ставших в 1970-е, несмотря на полуподпольный характер, узнаваемыми и желанными во многих компаниях — как среди служивых и успешных граждан, так и у разного рода «девиантной» публики. «Мы надежде шлём привет...» В рассказе Романа Сенчина «Аркаша» очень тонко и точно воспроизведена атмосфера имевшей место в 1979 году записи Северного с рок-группой «Россияне». В персонажах текста легко узнаются деятели будущей (на момент разворачивания сюжета) генерации музыкантов — Майк Науменко («Зоопарк»), Виктор Цой («Кино») и Андрей «Свин» Панов («Автоматические удовлетворители»), которые спустя несколько лет вынырнут из андеграунда и окажутся на короткой волне перестроечного успеха. Но из глухой реальности брежневского застоя главный герой невольно пытался разрушить иллюзии рокеров: ...Аркаша отхлебнул ещё из бутылки, громко и смачно; Михаил, Витя и Андрей тоже прогнали свою. — Вы вот музыканты, говорите?.. Если серьёзные — хреново вам будет. Готовьтесь. Ни семьи путной, ни дома надёжного, да и петь будете по углам. Как вот сейчас, — кивнул он назад, в сторону сцены. — Вы ж не Кобзоны, вам Кремлёвский дворец не откроют. Хе-хе. А я вот без паспорта, без квартиры, семьи... Сегодня ворам пою, завтра членам политбюро, хоккеистам нашим, чемпионам... Нальют, покормят, спать положут на диванчик. Жизнь! И Аркаша захохотал хрипло и зло, обнажив искрошенные, с дуплами зубы. Он был совсем пьяный и сразу сделался таким отвратительным, что парни, любившие показывать себя как можно хуже, называвшие себя «звери», поёжились и отвели взгляд. — Чего? Не нравлюсь? — заметил Аркаша. — А ведь был таким — не выделялся. Утром на работу, вечером — с работы. Ужин с женой, «Международная панорама»... Но не мог я так... Повело меня... упирался... и всё равно... Заплутали мишки, заплута-али, заблудились в паутине ули-иц... Могу спастись, в Иваново, домой уехать. Мать у меня там, братья есть... А зачем? Не хочу просто жить... тихо-мирно. Допою и подохну здесь где-нибудь, среди камней... как Серёжа [Есенин]. Истощённый алкоголем и недоеданием Аркадий Северный умер 12 апреля 1980 года в ленинградской больнице имени Мечникова от кровоизлияния в мозг. Как и его бурная короткая жизнь, смерть артиста окутана легендами. Якобы после кремации урну с его прахом потеряли... Но это уже не столь важно — пепел его растворился в воздухе необъятной родины, как создаваемые им песенные номера. Как и ушедший из жизни через несколько месяцев Высоцкий, Северный оказался внутренним голосом приходящего в упадок СССР (по одной из легенд, Аркадий Дмитриевич попытался встретиться с ним во время съёмок «Места встречи», однако «Глеб Жеглов» прогнал визитёра, обвинив его в том, что тот непотребно каверкает его тексты). Оба они стали отражением той части социума, которая хоть и устала от стареющего брежневского официоза с его «кобзонами», но не хотела радикальных перемен. Они по сути предпочитали чему-то неизвестному то неуютное пространство, где «позади семь тысяч килОметров, впереди семь лет синевы». Шаман интересен только во время пения заклинаний, танца, камлания, произнесения слов, смысл которых для непосвящённого часто затемнён и непонятен. Всё остальное в нём, в общем, никого не занимает. Мне представляется, что Северный был именно шаманом, голосом российского подсознания 1970-х, прорывающимся с тысяч и тысяч километров затёртых плёнок, бесконечных, как сам СССР. Понятно, что это была за страна — уже уставшая от главного своего проекта, теряющая ориентиры, много пьющая, подозревающая, что за пределами тускнеющей и привычной советской жизни есть и другая. Не слишком, может, ласковая и ослепительная, а просто другая, — характеризует наследие Северного литературный критик Алексей Колобродов. «Жизнь ломала наши души, не жалея и не плача, оставляя боль утрат, отнимала и свободу, и семью», — пел Северный в посвящении друзьям Владимиру Раменскому, Владимиру Тихомирову и Сергею Маклакову. Это был приговор не столько времени, сколько желанию «разогнать» его и вывести себя из того привычного состояния, за чьими пределами может не оказаться мифической и зыбкой надежды, которой исполнитель и его герои «шлют привет». Именно поэтому как Высоцкий, так и Северный (в отличие от будущих рок-музыкантов, попытавшихся загнать по Маяковскому «клячу истории») сторонились политики, оставаясь по сути верными не церемонившейся с ними и идущей вразнос эпохе.
