Бескультурология. Небольшое видится на расстоянии
Кинопродюсер из Ульяны Супрун оказался еще гаже, чем и.о. министра здравоохранения, однако массовое производство подобной мути безусловно не прекратится, ибо деньги казённые, а их никто на Украине не считает — особенно, если речь идёт о «возрождении Нации». В распространении низкопробной пропаганды заинтересованы не только проходимцы во власти или иностранные покровители режима, но и профессиональные разжигатели ненависти, которых кто-то по ошибке назвал «национальной интеллигенцией». Ответственность за смерть и страдания в гражданском конфликте 2014-2020 годов в полной мере лежит на так называемой «творческой интеллигенции» — по причине её патологического равнодушия, приспособленчества и трусости. Но конформизм национал-образованщины имеет корни более глубокие, чем у сельского будяка — сорняка могучего, но бессмысленного. Сколько бы сейчас в Киеве ни ругали Советскую власть, именно при ней украинская национальная культура получила режим наибольшего благоприятствования. Сотни изданий на мове, многомиллионные тиражи, вещание на украинском языке местных и киевских СМИ, национальное кинопроизводство, целые батальоны мастеров народных промыслов и тому подобное. Всё это получало обильное государственное финансирование и активную подпитку кадрами через разветвлённую систему образования на украинском языке (например, для театров), которая этой национальной культуре обучала. В данной системе с разной степенью успешности трудились миллионы человек, заслужено или незаслуженно причисляющих себя к творческой интеллигенции. Они в полной мере разделяли заблуждения всей советской (в своей массе прозападной) интеллигенции, но здесь болезнь отягощалась ещё и особым малороссийским колоритом — смутными сказаниями о неких бандеровцах, диссидентстве Гельсинской Спилки, представлением некоторых украинцев, будто их общесоюзного котла именно им недокладывают мяса. И, конечно же, отчаянная зависть к Москве, где не только создавались общепризнанные произведения искусства (в конце концов, многие могли творить и дома), но и распределялись большие материальные блага; к столице, которая манием руки открывала новые имена огромной всесоюзной аудитории и даже давала шанс на мировую известность. Творческая интеллигенция жила в неразрывном симбиозе с государством-заказчиком, которое щедро одаряло любимцев и оставалось довольно равнодушным к огромной массе рядовых творцов, из которых всегда имело возможность рекрутировать нужных ему на данный момент. Обласканные покрывались позолотой, ещё при жизни становясь классиками или иконами. Например, известные украинские литераторы Бажан, Рыльский, Тычина, Сосюра, Загребельный, Гончар и многие другие имели широкое признание, набор престижных премий и званий, но это вовсе не значит, что они были отпетыми негодяями. Напротив, биография почти каждого из них — это отдельный сюжет, нередко авантюрный. Просто Советской власти в какой-то момент понадобились именно они, а прочие драчи, павлычки, яворивские им отчаянно завидовали, заливисто привлекая к себе внимание задорными комсомольскими виршами, пока тоже не получали искомое. Имелись, разумеется, и нонконформисты, вроде поэтов Василя Стуса или Степана Сапеляка, но, подозреваю, их творчество в значительной степени было политическим манифестом, а не искусством (в понимании эстетической ценности создаваемого). Становясь заключёнными они превращались в символы, на манер приснопамятного Сенцова. К слову сказать, Степан Сапеляк, с которым мне довелось быть знакомым, «Оранжевую революцию» 2004 года не принял (до Евромайдана не дожил) именно из-за активного участия в ней украинских писателей — некоторых он знал как проверенных кагебешных стукачей. «Шарфики помаранчевые, шарфы помаранчевые, трусы снимешь и там всё помаранчивое, — иронизировал Степан в разгар Оранжевой («Помаранчевой») революции. Когда Советский Союз рухнул, орды национальной интеллигенции остались без выходного пособия: в рыночных условиях то, что навязывалось массам в приказном порядке, оказалось никому не нужным. Например, пресса на украинском языке в русскоязычных регионах «приказала долго жить», потому что на неё уже никто не организовал принудительную подписку, а в рознице появились издания куда более интересные. Национальный кинематограф во внезапно обнищавшей республике тоже оказался делом излишне дорогостоящим, а зарплаты театральных актеров вообще ниже всяческого прожиточного минимума. В подобных условиях настоящей «манной небесной» казались самая скупая государственная поддержка и помощь из-за рубежа — средства диаспоры и целевые гранты западных структур. Причём все три финансовых источника «национального возрождения» согласовано выделяли деньги для единой цели — пробуждения в той или иной степени украинского национализма и реанимацию лозунга «Геть от Москвы». Например, библиотечные фонды, в отсутствие иных поступлений, активно заполняли «возвращённой» украинской литературой, где многие авторы (вроде Уласа Самчука или Ивана Багряного) были запятнаны сотрудничеством с гитлеровцами, а учебники украинской истории (типа писаний Ореста Субтельного) полны выдумок и ненависти к русским. Всё это активно внедрялось и принималось теми, кто стремился вписаться в «новый порядок», и просто не хотел умереть от нищеты в реально голодные годы. Скоординированные усилия новых заказчиков давали проверенным кадрам шанс не только выжить, но и сохранить статус. Они же активно выискивали юные таланты — проводя различные конкурсы, отправляя отличившихся в зарубежные турне, поддерживая званиями и премиями, постепенно создавая из неведомых провинциальных «мытцив» иконы стиля, вроде Жадана и Андруховича. И, наконец, в рамках социальной инженерии создавалось целевая аудитория для модернизированной в нужном ключе национальной культуры, в частности, через уничтожение и переформатирование русскоязычной аудитории. И довольно скоро, в результате искусной подмены национальную культуру в глазах значительной части публики стало невозможно отличить от обычного местечкового национализма. Естественно, все эти годы процесс распределения плюшек среди лучших представителей народа был донельзя политизирован, исполнен взаимных подозрений, и даже идейные соратники по борьбе с Советской властью не раз схлёстывались между собой в яростных драках. Помнится, как после Оранжевой революции сцепились между собой два символа «национально-освободительного» движения, объекты поклонения всего свидомого украинства — Степан Хмара и Левко Лукьяненко. «Я хорошо помню, как вы ползали перед Президентом Кравчуком и разрушали Украинскую республиканскую партию, чтобы заручиться его милостью, потому что очень хотелось поехать послом в Канаду, — обращаясь к Левко, писал Степан Хмара в открытом письме в газете «Украина Молода», — Кроме посмешища для Украины, посол больше ничего хорошего в этой прекрасной стране не сделал. При попустительстве опасным авантюрам Тимошенко она вам щедро вас отблагодарила. Вы выклянчили депутатский мандат для дочери вашей жены, Ю.В. [Тимошенко] не скупилась на щедрые подарки, которые вы с удовольствием принимали, как, например, подаренный вам на день рождения в 2007 году автомобиль джип марки "Лексус"». В общем, обычная жизнь украинских интеллектуалов продолжилась в привычном русле — с распределением материальных благ за счёт государственного бюджета, яростной битвой за место у корыта, взаимными доносами на инакомыслящих и друг на дружку. Любые, самые робкие попытки образумить «мытцив» не дают никакой реакции, кроме лютой ненависти и фанатичного отторжения. «С Президентом и его поклонниками мы имеем столкновение жизненных позиций, а не столкновение лишь словесных и теоретических аргументов, — пишет в своём блоге на «Украинской правде» доктор философских наук, профессор Института философии НАН Украини Евгений Быстрицкий, — На его стороне сильный противник — наследие советской коммунистической идеологии интернационализма и "мы же братья". Этот идеологический противник уничтожает национальные различия в пользу единой исходной национальной идентичности — русской культуры и языка». То есть — все-таки «исходной». Говоря об украинской национальной идее, Быстрицкий настаивает: «Позиции идентичности занимаются и только потом аргументируются. Поэтому здесь есть предел, за которым только аргументы, особенно в пространстве соцсетей, бессильны». По сути, речь идёт о силовых сценариях навязывания украинизации — ради продолжения политики этноцида и получения ощутимых материальных преференций для узкой касты «избранных», а уж аргументировать… А аргументировать они будут потом. Однако, как показала тридцатилетняя практика, конкурентоспособность национальной культуры стала даже ниже, нежели при Советском Союзе, когда она охватывала физически больший объём аудитории. А значит вопрос дотирования (то есть взаимовыгодных связей во власти) и грантовой поддержки (угождения зарубежному заказчику) остаются на Украине столь же актуальными, как и четверть века назад. Во времена надвигающейся Большой Нищеты попытка правительства Дениса Шмыгаля сократить расходы на замаскированное под развитие национальной культуры казнокрадство вызвала неистовый вой от Львова до Торонто всех авторов провалившихся в прокате фильмов, малочитаемых писателей, воплотителей народных промыслов, коих на Украине расплодилось больше, чем овощей (которые страна уже вынуждена импортировать из-за границы). Популярный украинский телеграм-канал Klymenko Time оптимистично сообщал: «Кабмин сокращает на 50% финансирование пропагандистско-гуманитарной сферы: кинопроизводство, книгоиздание, институт нацпамяти, а также временно замораживает действие положений "языкового закона". Если кратко, то правительство предлагает бизнесу в этой сфере дать полную либерализацию: от отмены штрафов за нарушение лицензии, ограничений рекламы, спонсорства, телепродаж и до снятия запрета показа фильмов… В условиях неопределенного во времени замораживания экономики и уже для всех очевидного отсутствия средств для борьбы с эпидемией, не столь важно, на каком языке СМИ расскажут о количестве заболевших и умерших, об увеличении безработных и бедных, о банкротствах бизнеса и остановке производства. Простите, но Covid-19 и "ухандоханная" наша экономика вместе с войной на Донбассе и на фоне рецессии мировой экономики, меняют приоритеты и для украинского общества». Впрочем, не прошло нескольких дней, как Шмыгаль дал заднюю, и «патриотов» оставили при своих: самозваным «властителям дум» хочется и дальше получать большие деньги за право сеять ненависть и награждать друга друга премиями за новые свершения в области украинского духа. Вспоминается, как в номинации «Литературные произведения для детей и юношества» на соискание премии Кабинета министров Украины им. Леси Украинки была подана книга М. Карасёва «Сказки и азбука натуралиста». Полагаю, здесь и перевод давать бессмысленно — настоящее национальное искусство всегда найдёт дорогу к сердцу читателя: Вова песика убив. Хто осудить Вову? Песик вчити не хотів Українську мову. Антарктиду знають всі, Там живуть пінгвіни. Аня шкірками із них Прикрашає стіни. Їжачок не винуватий, Жора сам подався з хати В кайфі після косячка — Голий сів на їжачка. По сути эта «литература» мало отличается от «патриотического» кино и вышитых тризубами гигиенических масок. Любые попытки сделать сферу культуры отвечающей потребностям всего общества — в своём большинстве русскоязычного — вызывает лишь яростный отпор тех, кому настоящая состязательность сулит мгновенный крах. Однако просветительская работа подразумевает, что глупость все-таки должна нравится меньшему количеству сограждан, поскольку человеку примитивному, злобному, малообразованному нельзя доверить и трамвай с пассажирами — не то, что самолёт или сложную медицинскую операцию. Нельзя до бесконечности оглуплять народ, а эволюционное развитие культуры состоит в честной состязательности талантов. Но вряд ли это не про современную Украину.
