«Топография — это точный математический продукт»

Интервью директора Московского колледжа геодезии и картографии Геннадия Хинкиса к столетию со дня открытия колледжа. В марте мы отметили 100-летие с момента создания Московского колледжа геодезии и картографии или, как он был назван в 1920 году, Московское топографическое училище. Начал он свою работу еще во время Гражданской войны. Почему это произошло в такие сложные годы и каковы подробности истории учебного заведения в советский и постсоветский период, корреспонденту ИА REGNUM рассказал директор колледжа Геннадий Хинкис. Геннадий Львович, Топографическое училище было одним из первых учебных заведений в советское время, чья работа началась практически сразу после революции, еще во время Гражданской войны. Зачем специалисты по изучению территорий были так нужны? Страна еще не восстановилась, не вышла из военных конфликтов, и, казалось бы, пока было не до территорий? Очень хороший вопрос. Представьте, 1919 год, в стране полная разруха. Рождается новая структура — Высшее геодезическое управление. У руля становится Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, выпускник Константиновского межевого училища. Бонч-Бруевичей было три брата. И все они — межевики. Но судьба с каждым из них распорядилась по-разному. Один стал кадровым военным. Это Михаил Дмитриевич, будущий руководитель Геодезической службы страны. Второй, Владимир Дмитриевич, стал политиком и был управделами Совнаркома РСФСР. А третий так и остался землемером и работал по свой специальности. Так вот, именно Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич в какой-то момент ушел в отставку, был в кадровом резерве. Стал преподавать в МИИГАиК (Московском университете геодезии и картографии), и именно тогда и возник исторический момент с созданием Высшего геодезического управления, то есть единого органа исполнительной власти в стране в области геодезии и картографии. Вообще у нашей отрасли многотрудный путь. В конце XIX века в России был такой министр путей сообщения, Константин Николаевич Посьет. Он первым поднял вопрос о том, что в стране существует раздробленность выполнения топографических работ. С одной стороны, ими занимаются МПС, военное, морское и лесное ведомства, с другой стороны — Министерство государственных имуществ, с третьей — Русское географическое общество и т. п. Константин Посьет поднял этот вопрос первым. Но прошло с конца 80-х годов XIX века 30 лет до того момента, когда наконец кристаллизовалась исполнительная власть в области геодезии и картографии. Но что происходило фактически? Четыре миллиона квадратных километров европейской части России — без топографического обеспечения. Карт просто нет. Азиатская территория России — 15 миллионов квадратных километров. Итого, почти 20 миллионов квадратных километров территории не обеспечены топографическими картами. Мы только приблизительно знали границы. И очень мало информации о территориях. То есть, соответственно, нет информации о ресурсах, нет информации о дорогах… Ничего нет. Какие-то отрывочные, неупорядоченные сведения. В основном съемки происходили по государственным границам, потому что это было нужно для армии. И выполняли эту работу офицеры Корпуса военных топографов. Представьте, какая огромная эта страна, и для того чтобы выполнить все необходимые работы, по самым оптимистичным прогнозам, нужно было порядка 70 лет. Кадры? На всю Россию примерно 150−160 гражданских геодезистов, где-то порядка 60 военных геодезистов и какое-то количество техников-землемеров, землеустроителей. Все. 200 с небольшим человек на всю Россию должны были обеспечивать топографию. Что делать? Конечно же, первый вопрос, который стоял перед Высшим геодезическим управлением? — это подготовка кадров. Без кадров ничего не смогло бы развиваться. Техников — геодезистов, топографов — никто не готовил в те времена. То есть у нас совсем не существовало этой науки? Геодезия как наука, конечно, была. Это одна из древнейших наук. Я говорю о топографическом описании территории России. Отдельные работы были. Атласы Семена Ремизова, Степана Крашенинникова, Делиля. Но это были чертежи, а не топография. Топография — это точный математический продукт. Поэтому одно из первых решений Коллегии Высшего геодезического управления — о подготовке кадров. Много позже Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях напишет о том, что решено было — создать первое в стране Гражданское топографическое учебное заведение — Московский топографический техникум. Для того чтобы на основе этого показательного учебного заведения распространить модель по стране. 1920 год — Москва. 1921 год — Питер, далее Саратов, Тбилиси, Ереван. Начинает развиваться сеть топографических училищ. И, кстати, все студенты этих училищ входили в состав Высшего геодезического управления. Причем были задействованы очень серьезные преподавательские силы. Вся элита, вся профессура МИИГАиК, преподавала и в нашем учебном заведении, большой круг ученых. И эти преподаватели, эти ученые рождали очень крупных специалистов и в области науки, и в политике, и в области государственного управления. Среди наших преподавателей техникума я могу назвать профессоров Межевого института: Лаврова В. М., Вентцеля М. К., Алексапольского Н. М. и многих других. А среди выпускников — Виктор Гришин, первый секретарь Московского городского комитета КПСС, Илья Чернышев, заместитель Генерального секретаря Организации объединенных наций. Выдающийся ученый в области фотогеодезии Алексей Лобанов, академики: Авсюк Г. А. и Сергеев Е. М. и многие другие лучшие из лучших наших выпускников. Почему появился разрыв с 1933-го по 1939 год — я не смогу вам дать ответ на этот вопрос, и никто не сможет. В этот период многие геодезические учебные заведения были закрыты. Был закрыт и наш техникум. Пожалуйста, переезжайте в Сибирь, в Томск, в Омск. Там нужны кадры для восточных территорий. И так происходило не только с нашим учебным заведением, в этот период закрывались и некоторые институты. А служба наша, вы удивитесь, перешла в Наркомат тяжелой промышленности. А в 1939 году поняли, что кадров для европейской территории опять нет. Надо их опять начинать создавать. На одной из коллегий ГУГК выступил академик Александр Несмеянов и поднял этот вопрос. И с 1939 года в Москве восстановили Топографический техникум. С этого момента для него начался новый отсчет времени. А в 1941 году, как вы понимаете, настал тяжелейший момент для всей страны. Началась война, наш техникум разместился в МИИКАиК, в Гороховском переулке. Там происходил учебный процесс, и директором нашего техникума и МИИГАиК одно время был один и тот же человек, мой учитель, Абрам Иванович Мазмишвили. А потом началась послевоенная история — до сегодняшнего дня. А как вы пришли на работу в колледж? Я возглавляю колледж геодезии и картографии 30 лет. А начинал с 1972 года в Московском топографическом политехникуме, так он тогда назывался. Я оканчивал МИИГАиК по специальности астрономо-геодезия. Специальность была заманчивая, романтичная, непонятная для школьника. Уже со второго курса я увлекся таким узкопрофильным направлением, как морская гравиметрия, и у меня была возможность пройти практику в НИИ геофизики, в Тихоокеанской морской геофизической экспедиции на морских гравиметрических работах. Наша база находилась на Сахалине и занималась как раз разведкой полезных ископаемых. Это была очень интересная, познавательная полугодовая практика, и я ей, откровенно говоря, гордился. Потом последний курс, распределение, и я снова хотел попасть на морские гравиметрические работы, но не получилось. В 1968 году наша отрасль — Главное управление геодезии и картографии при Совете министров, которое входило в состав Министерства геологии, выделилось как самостоятельная структура, подчиняющаяся напрямую правительству СССР. Произошло это после событий на острове Даманском — споре по приграничным территориям с Китаем. Тогда и было инициировано выделение ГУГК (Главного управления геодезии и картографии) в отдельную структуру, которое должно было проводить самостоятельную линию по всем направлениям, связанным с геодезией, — это и построение государственных сетей, и демаркация, делимитация границ, и съемочные работы, в общем, весь комплекс картографо-геодезических работ. Итак, у меня не получилось попасть по распределению в НИИ геофизики. Но я уже немного «почувствовал» Дальний Восток и Сахалин и попросил распределить меня на Дальний Восток, в «Предприятие № 2», в Хабаровск. Тогда все предприятия системы ГУГК носили номера, потому что сама система была полузакрытой. Это было аэрогеодезическое предприятие, которое выполняло весь комплекс геодезических работ в регионе. Я работал в радиодальномерной геодезической партии, прошел Сахалин пешком с севера на юг. Не всегда пешком, конечно, иногда на транспорте, на вертолетах, но и пеших переходов было достаточно. Занимались мы построением сети полигонометрии первого класса на Сахалине и связки Сахалина с материком. Это была очень интересная работа. Отработал, вернулся в Москву уже с женой. Некоторое время работал на изысканиях в системе гражданской авиации, в институте Аэропроект. Занимались мы изысканиями для проектирования аэродромов и аэропортов. А после этого, можно даже сказать, что случайно, поскольку вся жизнь человеческая построена на случайностях, кто-то предложил мне заняться преподавательской работой. Это было в 1972 году. И колледж геодезии и картографии стал мне родным. В моей трудовой книжке всего три записи: Хабаровск, Аэропроект и Московский топографический политехникум (а затем колледж геодезии и картографии). То есть через два года у меня будет пятидесятилетие преподавательской деятельности. 20−30 лет назад в стране был очень тяжелый период. Какое время было самым трудным для колледжа в новейшей истории России? Наверное, следует начать с очень тяжелого периода для всей страны — с развала Советского союза, с перехода к Российской Федерации. Это были 90-е годы, это был еще Советский союз, и это было время начала реформирования профессионального образования в стране. Я тогда был заместителем директора по учебной работе, и временно исполнял обязанности директора. И в этот момент закрутилась идея реформирования профессиональной подготовки. Меня эта идея заманила и своей перспективой, но и некоторой даже не профессиональной, а экономической стороной — с точки зрения повышения заработной платы преподавателей. Потому что по тем документам на 15% заработная плата преподавателей колледжей могла отличаться от зарплат преподавателей техникумов. Это была очень большая работа. В ней меня поддержал МИИГАиК, куда только что пришел на должность ректора Виктор Савиных. Мы заключили первый договор с МИИГАиК о сотрудничестве колледжа с университетом. Провели первый совместный педагогический совет, в нем принимали участие сотрудники Комитета по геодезии и ведущие работники МИИГАиК — проректор по учебной работе, заведующие кафедрами, деканы. Этот педагогический совет и стал той отправной точкой, после которой мы начали интенсивно работать. А интенсивно работать с кем? В основном это Министерство среднего и высшего специального образования, с отраслевыми организациями. Надо было готовить очень много документов, нужны были новые учебные планы, квалификационные характеристики. Сейчас я вспоминаю, какой ворох новых документов нам пришлось подготовить. Но у нас в то время был очень сильный преподавательский состав. Потом, к середине 1995 года, он начал «расползаться» в силу экономических неурядиц, очень сильные преподаватели — не все конечно, но часть, покинули наше учебное заведение, перешли на производство, где могли поддержать свое благосостояние. Преподаватель никогда не отличался большой заработной платой, а в середине девяностых ситуация стала совсем сложной. Но я вернусь к образованию колледжа. В 1991 году был издан приказ по Комитету геодезии и картографии о создании нового образовательного учреждения — Московского колледжа геодезии и картографии. И с этого момента, с 1991 года, несмотря на всю тяжесть экономического положения в стране, мы начали совершенно новый этап своего развития. Раньше, с 1920 года, мы всегда входили в состав картографо-геодезической отрасли. И отрасль нам очень здорово помогала — учебниками, геодезическим оборудованием, транспортом, поддержанием работы геодезического полигона, общими вопросами развития учебного заведения. В отрасли мы чувствовали себя очень здорово. Но потом, когда мы перешли в систему Министерства образования, мы, откровенно говоря, почувствовали себя «пасынками». Не стало никаких финансовых влияний, нам нужно было самим все зарабатывать. И вот это «зарабатывание» в общем-то и началось с 90-х годов, потому что и я, и мое ближайшее окружение, мои соратники поняли, что если мы сами себя не прокормим, если мы сами не будем зарабатывать и реинвестировать полученное, то мы просто не выживем. К чему это привело? Это привело к тому, что мы начали развивать новые специальности. А тогда, в 90-е годы, на самом пике был запрос на экономические и юридические специальности. Параллельно в государстве организовывались новые правительственные структуры, в том числе и Комитет по земельным ресурсам и землеустройству. И я был очень удивлен, когда председатель Комитета Николай Комов обратился к нам напрямую. И попросил, чтобы мы обратили внимание на Государственный земельный кадастр, на земельные отношения, и открыли сначала соответствующую специализацию, а потом уже и специальность. С этого все и началось. В начале девяностых мы открыли специализацию государственный земельный кадастр на базе специальности «Прикладная геодезия», первую в стране. А потом постепенно начали открывать сопутствующие специальности, которые помогли бы развиться и этому направлению, потому что земельный кадастр — это и экономика, и право, и геодезия. То есть мы стояли в русле этого направления. То есть специалистов по кадастру вы начали готовить первыми в стране? В принципе, в среднем профессиональном образовании да. Раньше этого направления не было. В 90-е годы мы открыли первую платную экономическую специальность — экономика, бухгалтерский учет и контроль (по отраслям). Это означало, что мы привязывали общие экономические вопросы к своей отрасли, к геодезии и картографии. потом мы открыли специальность «Менеджмент в земельно-имущественных отношениях», потом открыли специальность «Маркетинг». Потом на базе земельно-имущественного менеджмента мы уже начали заниматься принципиально новой специальностью — «Земельно-имущественные отношения». Это была тяжелейшая работа, у меня сохранилась целая папка документов, свидетельствующих о том, как мы последовательно к этому шли. Мы были первыми в стране, кто ее открыл, и мало того, что открыли, — ее нужно было создать. Но, естественно, жизнь течет, немного начинает меняться экономическая ситуация. Все специальности, связанные с земельно-имущественными отношениями, были платными. Бюджетными оставались наши базовые специальности, те, по которым мы шли с 1920 года: топография (аэрофотогеодезия), геодезия, прикладная геодезия, фотограмметрия и т.д. В общем, у нас был такой симбиоз бюджетных направлений, которые мы развивали, и платной сферы, которая позволяла нам выжить, платить заработную плату преподавателям, и самое главное, быть в тренде, в русле того, что в тот момент происходило в стране. То есть наши специалисты были востребованы. Вот один штрих: мы начали набирать студентов на эти специальности на базе 9 классов, но к нам приходили выпускники 11 класса и поступали с потерей 2-х лет, настолько востребованы были эти специальности. Но всегда есть «но». В это же время мы потеряли несколько наших базовых специальностей. Одна из них — это была наша «фишка», причем с 30-х годов. Мы готовили по специальности «аэрофотосъемка», то есть штурманов-аэрофотосъемщиков. Дело в том, что в 1939 году было два учебных заведения — Московский топографический техникум и Московская аэросъемочная школа. Они сосуществовали рядом, но являлись двумя разными учебными заведениями. Хотя и те, и другие направления, по которым готовили специалистов, участвовали в отраслевых задачах. Мы готовили геодезистов, топографов, картографов. Они готовили штурманов-аэрофотосъёмщиков, фототехнологов и фотограмметристов. Это все цепочка одного производственного процесса создания картографического продукта. И только в 1955 году назрела, вероятно, объективная необходимость, когда эти два учебных заведения объединили в одно — Московский топографический политехникум, в 3-м Колобовском переулке, в самом центре Москвы, у Цветного бульвара. Но сейчас я вернусь к 90-м годам. «Штурман-аэросъемщик» была элитная специальность, мы были единственными в СССР, кто готовил по этой специальности. Отбор на нее был очень требовательным, конкурс — очень высоким. Принимали только на базе 10 классов, они проходили сумасшедшую медицинскую комиссию, потому что это была летная работа. Но во второй половине 90-х годов это направление в гражданской авиации стало умирать. Появились новые технологии навигации, и штурман оказался «сбоку», на первый план вышло приборное навигационное оборудование. Сначала Министерство гражданской авиации направило нам письмо — временно приостановить набор на эту специальность. Но вы сами понимаете, что нет ничего более постоянного, чем временное. Приостановили. Но за период непонимания будущего этой специальности мы потеряли очень много сильных педагогов, бывших штурманов-аэрофотосъемщиков, военных штурманов, пилотов, которые учили наших студентов летному делу. У нас был свой летный тренажер, и там, на базе 3-го Колобовского переулка, и здесь, у нас в Кунцево. База для подготовки была прекрасной. Но все рухнуло. И мы были вынуждены закрыть эту специальность уже насовсем. Специальность «фототехнология» тоже оказалась со временем невостребованной. Опять же, новая цифровая технология — цифровая фотография стала стремительно развиваться, и уже все наши обычные технологии — фотобумага, увеличитель, проявитель, закрепитель — стала ненужной. Министерство сказало нам: все, ребята, эта профессия умирает. Да, бытовая фотография остается актуальной, но вы ведь готовите специалистов не для бытовой фотографии, а для отрасли, где должны быть специальные технологии. И мы закрыли эту специальность. Потом, в конце 90-х годов, началась эволюция по отношению к классификатору специальностей. Этот процесс продолжается и сейчас, это процесс постоянный. Но в конце 90-х годов у нас исчезли специальности «геодезия» и «топография», и вместо них рождается новая специальность — «аэрофотогеодезия». То есть опять новые учебные планы, новые программы. Все время приходится включать мозги и обновлять свою работу. С одной стороны — позитив, новые специальности, новые тренды. А другой стороны — жизнь, отмирание одного, рождение нового. Но самыми тяжелыми для сферы профессионального образования все-таки были 90-е года. Несмотря на то, что имел место интеллектуальный подъем, а экономически этот период был очень тяжелым. Я помню, как банки не платили стипендию студентам, хотя это защищенная статья. Студенты ее получали с большой задержкой и чуть ли не на демонстрации выходили к банку. Это и отсутствие финансирования на коммунальные расходы. Тяжелейший был период. А 2000-е годы несли уже абсолютно новую модель. Во-первых, это переход в другую структуру, мы стали подчиняться Министерству образования. А это другие правила игры. Наша отрасль уже была немного в стороне, и здесь был тяжелый и необычный для нас момент. На нас перестали обращать внимание. Когда мы были в отрасли, как я уже рассказывал, были легко решаемы многие вопросы — и распределение, и производственные практики, и геодезический полигон в Тульской области, который практически прекратил свое существование в 2000-е годы. А для чего нужен геодезический полигон? Что там делают? Полигон — это важнейшая составляющая всего учебного процесса. Учебный год начинается первого сентября и условно заканчивается первого мая. А потом начинаются учебные практики по полевым специальностям. Должны проводиться они на учебных полигонах. Там развивается специальная учебная сеть, там ребята проводят съемочные работы, топографическую съемку. Там они занимаются развитием съемочного обоснования, дешифрируют аэрофотоснимки, там они занимаются геоморфологией. И эта учебная практика на полигоне по своему весу превосходит теоретическую часть. Потому что только там студент начинает ощущать себя профессионалом. Пока немного, но профессионалом. Он работает, он в поле, у него полевой режим. Если он работает на высокоточных работах, то бригада встает в шесть часов утра, когда начинается видимость, когда горизонтальные рефракции минимальны. То есть идут полевые работы: и преподаватель работает в поле, бригада в поле, ребята сами выстраивают чисто психологические отношения в бригаде, а это очень важно для полевых специальностей. Но практики перестали финансировать, и нам не на что стало содержать полигон в Тульской области. И в какой-то момент мы перешли на Кунцевский полигон, стали развивать геодезическую сеть здесь, в Москве, и ребята проходят практику здесь. Это очень прискорбно, но такова реальная жизнь. А полигон сейчас в режиме консервации, он существует, на него есть все документы, кадастровые планы, но он не функционирует и угасает с каждым годом. И это наша боль. А что нужно, чтобы эта ситуация получила разрешение? Большие денежные вливания. А какая отрасль должна быть задействована для этого? Кому нужнее всех полигон? Военным? Минэкономразвития? Министерству науки и высшего образования? Это нужно в первую очередь экономике и учебному заведению. Потому что геодезия и картография — это одна из составляющих экономики, которая дает для экономики страны важнейший продукт — информацию. Итак, сейчас полигона нет. Но год назад мы участвовали в общем проекте с МИИГАиК и разработали большой документ, который был направлен в Министерство науки и высшего образования РФ, о воссоздании нашего полигона «Заокский», о его реанимации, о необходимости капитальных вложений. Для того чтобы его реанимировать, по самым скромным подсчетам, необходимо где-то 50−70 миллионов рублей. Но я бы не сказала, что это запредельные цифры для такой важной отрасли… Но туда пока не были включены расходы на развитие полигона, например обновление геодезической сети, а это серьезная работа. Нужны аэрофотосъемочные работы, потому что мы сейчас работаем на основе аэротопографических съемок, а к ним нужны аэросъемки, пусть бы и на беспилотниках. А эти работы очень дорогие, потому что это ведь не только съемка, это еще и обработка съемочного материала. Вот в чем проблема, и на сегодняшний день она не решается. А ребята пока проводят свою практику здесь, в Кунцевском районе, в зоне отчуждения, в парковых зонах. Тоже самое происходит и в МИИГАиК. У них есть свой полигон под Чеховым, какие-то специальности выезжают и в Заокский район. Но оба полигона требуют очень больших вложений. Как вы оцениваете качество подготовки геодезических кадров в стране, и как, с вашей точки зрения, ее еще можно было бы «донастроить» в настоящих условиях? Ведь очевидно, что с течением времени что-нибудь новое всегда выходит на первый план? Мы всю жизнь были отраслевыми. Конечно, отрасль больше заботилась о своих учебных заведениях, чем такой «монстр», как Министерство науки и образования. Ведь недаром все медицинские вузы остались под Министерством здравоохранения. Все военные вузы остались в составе Министерства обороны. Все транспортные учебные заведения остались в системе Министерства транспорта. Потому что есть такие направления, которыми нельзя руководить «в целом» и по остаточному принципу. Я понимаю, что есть такие широкие направления, как, например, экономика, бухгалтерский учет, легкая промышленность и т. п. А есть узконаправленные области действия, которые требуют специального подхода. По моему мнению, и я могу это ощутить исторически, для нас, конечно, период, когда мы были в отрасли, и период, когда перешли в Министерство образования, — две очень разные вещи. То есть все-таки переподчинение отрасли? И в данном случае мы говорим о Министерстве обороны? Нет. Сейчас для нас отрасль — это Росреестр. Потому что это государственная служба — служба государственной регистрации, кадастра и картографии.