«Существует тревожное совпадение между человеком на карантине и фигурой вражеского бойца»

Создатель блога BLDGBLOG и автор книги A Burglar’s Guide to the City Джефф Мейно исследует, как неопределенность, вызванная карантином, создает правовые лазейки и допускает злоупотребление властью. Джефф Мейно во время лекции на «Стрелке». Фото: Глеб Кузнецов Мы редко связываем устройство города с феноменом карантина. Но Джефф Мейно, автор книги A Burglar’s Guide to the City и создатель блога BLDGBLOG, видит в этом скрытые аспекты урбанизма, особое отношение власти и поводы для дискриминации. Strelka Mag обсудил с Мейно, какую роль карантин играет в дискриминации самых разных групп общества и почему это неотъемлемый элемент политической системы. Карантин — время для суеверий Сегодня многие меры, предпринимаемые людьми во время карантинов 400 лет назад, мы находим нелепыми. «Например, люди сжигали благовония, распространяя дым над заражёнными товарами. Это не имело никакого медицинского эффекта, но заставляло всех чувствовать, что вещь безопасна, и покупать её», — утверждает Джефф Мейно. По его мнению, мы будем думать примерно то же самое через 50 или 100 лет, размышляя о мерах, предпринимаемых при карантине сегодня: «Ужас от неизвестной болезни заставляет нас изобретать новые последовательности действий, не всегда соответствующие надвигающейся опасности. Карантин становится пространством театра, актёрского мастерства и суеверий». Мейно определяет карантин как «создание гигиенической границы между двумя или несколькими вещами для защиты одного от воздействия другого». В этом заключается стратегия разделения и сдерживания опасности. По мнению Мейно, в полную силу стратегия вступает в моменты неопределённости. В архитектуре карантина писатель видит апофеоз циркуляции: ведь вся суть экстренных ограничений заключается в том, чтобы отделить находящихся в одном пространстве людей от вещей или одних людей от других. Карантин — повод для дискриминации Введение карантина как главного инструмента борьбы с вирусами всегда вызывало много споров. По мнению Мейно, часто страхи перед эпидемиями заставляют нас оправдывать злоупотребление государственной властью. Введение ограничений подразумевает, что одну группу, зачастую меньшинств или лиц с наименьшим доходом, отделяют и изолируют от других. Именно поэтому, согласно писателю, историю карантина можно изучать как историю дискриминации. Вспышка Эболы в Конго. Источник: Medecins sans Frontiers «Если посмотреть на карантин с позиции государственной власти, можно сразу увидеть очень ритуалистический подход к использованию города. Он заключается в создании защищённых мест, зачистке общих пространств и разделении людей. Карантин, по сути, оправдывает политическую вендетту против людей, которых можно рассматривать как угрозу заражения всего города», — утверждает Мейно. В этом смысле карантин оказывается очень странным явлением с политической точки зрения, ведь его нельзя оспорить в суде. «Существует тревожное совпадение между человеком, оказавшимся под карантином, и фигурой „вражеского бойца“. Они юридически и конституционно попадают в одну категорию, где их гражданские права могут быть приостановлены на неопределённый период времени», — замечает писатель. Так карантин становится юридически размытой областью из-за состояния неопределённости. План лазарета в Анконе XVIII века Лазарет в Анконе в наши дни «Изоляция означает, что при выявлении болезни у человека его отделяют от остальных. При карантине же никто точно не знает, есть ли заболевание у тех, кто обязан сидеть дома. Это фундаментальное состояние неопределённости создаёт политический риск, из-за чего ими легко манипулировать. При карантине мы оказываемся в положении, не подлежащем судебным разбирательствам, оно даже не требует судебных доказательств. Это состояние постоянной биологической подозрительности формирует политическую позицию карантина». В этой связи Мейно вспоминает случай в заливе Гуантанамо, где до «Войны против терроризма» задерживали гаитянских иммигрантов под предлогом подозрения в ВИЧ-инфекции. «Гуантанамо стал, по сути, порогом между США и Кубой, хоть и находился на кубинском острове. Позже он стал местом для задержания вражеский бойцов», — отмечает писатель. В этом контексте Мейно видит формат карантина близким к ссылке. «Как только мы начинаем рассматривать карантин в качестве метафоры, мы находим его повсюду. Возьмём кубинский ракетный кризис: чтобы не называть его военным актом или блокадой, США использовали слово „карантин“». Гетто и концлагеря также могут быть примерами карантина. Кроме этого, карантином можно назвать и цензурирование кого-либо, чтобы их идеи не распространялись. Тогда «Великий китайский файервол» тоже становится проявлением карантина, замечает Мейно. Карантин — проявление политической силы Во всех вышеперечисленных случаях карантин создаёт пространство за пределами обычного мира. Он поднимает вопрос «внутреннего» и «внешнего». Именно эта дихотомия является основополагающей в понимании логики суверенитета, согласно Джорджо Агамбену и Карлу Шмитту. «Карантинная станция, как и лагерь, по Агамбену, становится пространством, которое находится вне закона. Оно замкнуто на самом себе и является исключением, которое подтверждает правило». «Всё запрещённое, вытесненное, оказавшееся под карантином помещают в пространство, выходящее за рамки повседневного, вне сферы прав и законов. Это место биологического ожидания и медицинской неопределённости. Сам по себе акт перемещения „внешнего“ и заключение его в ограничительные рамки означает распространение на него политической власти, а значит, и признание в правовой системе». Лагерь беженцев на военно-морской базе в Гуантанамо Фото: Merrill Smith Так где же в таком случае проходит карантин — внутри политической системы или вне её? Мейно утверждает, что фигура, которую мы отвергаем, пытаемся вытолкнуть за пределы сферы политики, неизменно оказывается в самом её центре. В этой мысли он опирается на доводы Делёза и Гваттари о том, что «суверенитет господствует только над тем, что он способен усвоить». «В случае карантина верно и обратное: суверенитет управляет тем, что он способен вынести наружу. Он имеет власть только над тем, что он может отвергнуть. Тот факт, что суверен может вытолкнуть и изгнать кого-то, уже является определённой формой власти. А это очень интересный способ взглянуть на карантин. Ведь именно этот танец между „внешним“ и „внутренним“, постоянное проявление силы и подобная топология пространственных отношений позволяют нам говорить о феномене карантина», — утверждает Мейно.