Майдан-2014: шесть лет великой националистической революции

А тут — несколько сотен жителей поселка городского типа идут, схватившись за руки, против нескольких сотен бойцов Нацгвардии в полной выкладке. В полицейские машины летят кирпичи (это фото обошло многие мировые СМИ), БТРы прорываются через баррикады и подожженные костры… На самом деле, как выяснилось из репортажей журналистов, побывавших в Новых Санжарах уже после столкновений, местные жители не какие-то дикари и мракобесы, как можно было бы подумать с первого взгляда. В соцсетях их уже подогнали под стандарты голливудских мультфильмов вроде «Красавицы и чудовища», где сельские погромщики обязательно вооружены факелами и вилами. «Для сторонних наблюдателей все это могло выглядеть странно, как и вообще попытки не пустить в поселок своих соотечественников на карантин, — пишет журналист украинской службы Би-Би-Си Виталий Червоненко. - Но если провести на баррикадах несколько часов, становится ясно: проблема здесь глубже, а дело не только в невежестве или необразованности, как могло кому-то показаться на первый взгляд… Там начали говорить, что их городок хотят превратить чуть ли не в Новый Ухань. Отсутствие заблаговременных объяснений от власти санжарцам заменили выдумки, страшилки и слухи из соцсетей… Что писали в Facebook об эвакуированных, даже трудно представить, но уже к утру многие санжарцы были убеждены, что борьба против их поселения — это их обязанность перед детьми. Иначе угроза смерти и вымирания Новых Санжар — практически решенное дело». Огромную роль сыграли не только соцсети, но и рассылки в мессенджерах, что и я предполагал, анализируя ранее события в поселке. Пишет со слов одной из местных жительниц побывавшая 21 февраля в Новых Санжарах журналистка «Левого берега» Оксана Расулова: «Еще утром 19 февраля она с подругой шутила со слухов о Тернополе, где начали молебен, чтобы к ним не привезли эвакуированных из Уханя. И уже вечером узнала, что власть избрала для карантина санаторий в Новых Санжарах. В Facebook начали появляться посты с призывами «ЛЮДИ!! Поднимайтесь!! ЭТО КОНЕЦ». В Viber-группе с тысячей участников начали писать глупости вроде «нам в трубы пустили наркотик», «им выдадут дельтапланы, чтобы приземлялись на центральный пляж»… В Viber-группе под конец дня было уже шесть тысяч участников (в посёлке с населением 8 тысяч человек. — Авт.), сообщения сыпались в таком количестве, что невозможно было перечитать. На видео с протестов в течение следующего дня она узнала людей, с которыми вместе ходила в школу, своих учителей, продавщиц из соседних магазинов». Да, это массовая паника и истерия, но от неё, наверное, не застрахован никто. И вот что эта паника мне напомнила: «Корсуньский погром». Под две тысячи человек, вооружившихся чем попало и вышедших на дорожный блокпост, чтобы защититься от видевшейся им реальной угрозы приезда «Беркута». Невиданное ожесточение, которое пытались остановить даже бойцы «Самообороны Майдана»… и которое тоже стихло уже на следующий день. Некоторым задержанным крымским антимайдановцам местные жители (вчера, наверное, еще нападавшие на них с дубьем) даже приносили еду — как сейчас эвакуированным в санатории Новых Санжар. И ведь похожее происходило в самых разных регионах Украины. Кстати, Черкасщина прилегает к правому берегу Днепра, это не пресловутая «западенщина» или Галичина. Нельзя в этой связи не вспомнить и такое известное историкам событие, как Великий страх (франц. La Grande Peur), воцарившийся во Франции в июле — августе 1789 года, то есть на начальной стадии Великой Французской революции. Всю страну вдруг охватила паника, крестьяне повсюду ожидали нападения многочисленных отрядов разбойников, якобы пришедших из-за границы на подмогу французским заговорщикам-дворянам. Вот свидетельство о событиях того времени в провинции Овернь, опубликованное в русском переводе в 1939 году: «Около пяти часов вечера появляется нарочный от мэра и кюре города Монтэгю с предупреждением, что по соседству с Монлюсоном появился значительный отряд разбойников, что отряд этот произвел погром в городе Гере, а перед тем разрушил город Сутерени, и что они просят о помощи людьми и оружием, в котором у них крайняя нужда. Мэр и кюре сообщают также, что эти злодеи стремятся поджигать стоящий на полях сжатый хлеб. Известие это моментально распространилось и повергло в страшную тревогу всех наших сограждан. По улицам забегали люди, женщины подняли плач… С городской башни и с церкви св. Амабль раздается набат. Люди вооружаются чем попало и спешат в ратушу. На Вербную площадь привезены 7 пушек, и уже все готово, чтобы палить из них. Офицеры выстраивают сбежавшихся людей; по городу, в предместья и в деревни высланы патрули… Отдано распоряжение, чтобы в каждом окне горел свет, и все неизвестные арестовывались. Жители баррикадируются у себя в домах… Городские ворота забаррикадированы телегами и повозками». Повсюду во Франции формировалось то, что в феврале 2014 года на Украине назвали бы «самообороной»: «Малейший шум является поводом к тревоге. Люди все время настороже; безжалостно задерживают всякого незнакомца и приводят сюда под охраной в 10 — 12 человек, вооруженных ружьями и косами… В воскресенье в ратушу явилось сто пятьдесят человек крестьян из Шательгюйона. Они заявили, что придут сюда по первому удару колокола, или по первому извещению… Эти люди избрали себе начальником одного бывшего военного и вступили в город в полном порядке, вооруженные ружьями, косами, вилами, алебардами, старыми пиками. При их появлении им были отданы воинские почести, их приняли со всевозможной честью, накормили и напоили». Попутно вооружённые крестьяне громят и жгут дворянские усадьбы, обвиняя дворян в измене (как в 2014-м — офисы Партии регионов и Компартии Украины). Некоторые историки пытаются связать это массовое помешательство с отравлением спорыньей (грибком, паразитирующий на ржи), ибо симптомы уж очень похожи. Но, с другой стороны, сводить причины массового общественного движения, оказавшего в итоге огромное влияние на всю Европу, к пищевому отравлению было бы наивно. На Украине истерия 2014 года сопровождала другую революцию — националистическую. Впрочем, можно вспомнить, что традицию европейского национализма выводят из той же Великой Французской революции 1789 года, уничтожившей старую легитимность власти (по правящей династии) и давшей взамен новую (по представительству нации). Первые сигналы пошли еще в 2012 году, когда националисты впервые успешно прошли в парламент страны по парламентским спискам. Причём «Свобода» уже тогда получила порядка 5% в областях Центра. Причин было много — и последствия мирового финансового кризиса 2008-2009 годов, которые Украина так и не преодолела, и раздражение властью «донецких» и «семьи» Януковича, выстраивавших по всей стране околокриминальную «теневую вертикаль власти». То, что на этом фоне Партия регионов решила частично сделать русский язык официальным в качестве регионального (закон Кивалова-Колесниченко), дало возможность мобилизовать против нее избирателей и на теме «защиты украинских языка и культуры». Но масштабно полыхнуло сначала в январе — феврале 2014 года в ходе радикализации протестов на Евромайдане, последовавших за введением «драконовских законов» 16 января 2014 года, а затем после известных событий в Крыму. События начала марта 2014 года в украинской глубинке — причём даже на Левобережье — один из моих респондентов тогда описал как появление «нового украинского национализма»: «Рост антироссийских настроений после начала развития «крымского кризиса» совершенно очевиден. С учётом абсолютного доминирования в информационном пространстве украинских телеканалов за пару суток здесь радикально изменяются отношения людей к происходящему. Даже те, кто лояльно критиковал Майдан и активно не признавал революции, теперь как минимум пошатнулись в своей былой уверенности. Внешняя угроза, транслируемая и навязываемая буквально на каждом шагу (в магазинах, транспорте, алкогольных забегаловках и даже возле уличных мониторов), приводит к тому, что здесь называют «новым украинским патриотизмом» и «новой консолидацией нации». Таких свидетельств немало. Я помню, как в сентябре 2014 года брал комментарий у церковного историка Владислава Петрушко, и тот среди прочего отметил: «В итоге те настроения, которые были ранее характерны для населения западных областей, охватили теперь и центр Украины». А вот оценка, высказанная в 2015 году в диссертации историка украинского национализма Эдуарда Андрющенко: «Национализм окончательно перестаёт быть исключительно западноукраинским явлением, «переходит» не только Збруч, но и Днепр… Традиционные атрибуты ультраправых (символика, лозунги, пантеон героев) становятся приобретением всех сфер массовой культуры». И это то, с чем мы имеем дело вплоть до сегодняшнего дня.