Как экологическая повестка стала частью политической жизни в США

В полдень 22 июня 1969 года в крупнейшем промышленном центре США того времени – Кливленде (Огайо) – загорелась река Кайахога. Десятилетиями она засорялась промышленным мусором, на ее поверхности образовывались маслянистые расплывы. Возгорание вызвала искра от поезда, проезжавшего через мост над рекой. Через полчаса языки пламени достигали уже высоты пятиэтажного дома. В итоге пожар уничтожил два железнодорожных моста, нанеся ущерб на без малого полмиллиона долларов в пересчете на сегодняшние деньги. Еще несколько дней округу отравляли пары едкого дыма, тянувшегося от реки. Подобные возгорания, в том числе на Кайахоге, случались и ранее. Но общественный резонанс, вызванный именно этим пожаром, был столь значительным, что этот инцидент стал вехой в американской истории, дав старт формальному вхождению экологической повестки в политику. Пожар, во‑первых, придал импульс общественной дискуссии по поводу перехода от индустриального производства к технологичному и от размещения отходов к их переработке. Во‑вторых, заставил американских законодателей вплотную заняться проблемами взаимодействия предприятий с окружающей средой, а профильные надзорные ведомства – внедрять новые санитарные нормы. Как проблема изменения климата влияет на международные отношения и бизнес-модели В популярной в 1970‑х советской книге о Соединенных Штатах «Земля за океаном» верно изложена суть тревоживших американцев в ту пору проблем экологического состояния континента. «Дымок пожара дальновидные люди разглядели еще у верстового юбилейного столбика. Среди них был сам президент Теодор Рузвельт… Пером Рузвельта скреплены государственные акты, спасавшие от дальнейших «побед» некоторые островки природы, защищавшие диких животных. Но эта «тревога о птичках» для многих была не колоколом, а всего лишь звоном бубенчика. Тяжело груженный состав индустрии, без тормозов, не признаваемых частным предпринимательством, набирая скорость, двигался под уклон… Все, что питало Америку и было фундаментом ее процветания, «вдруг начало расползаться, как изношенная одежда». Колокол о пожаре зазвонил еще при Кеннеди. Тревога не утихала при Джонсоне. Президент Никсон, поначалу «не слишком внимательно слушавший крики опасности», сам взялся раскачивать колокол… «У нас есть еще одно десятилетие, чтобы найти средство спасения, если мы хотим выжить» – так думает Барри Коммонер, авторитетный ученый-эколог, «знающий всю проблему до дна», – не без издевки, характерной для великодержавного противостояния того времени, замечали советские журналисты. Первые дискуссии о комплексе вопросов, сведенных в емкое выражение «проблемы окружающей среды», начались в Соединенных Штатах еще в начале XX века. Довольно быстро сформировались три «школы мысли». Приверженцы подхода «самоустранненности» настаивали, что частные предприятия вольны поступать с побочными продуктами своего производства, как им вздумается, и ни государство, ни общество не вправе их за это осуждать или тем более наказывать. Сторонники сохранения окружающей среды (environmentalists) с характерным обожествляющим подходом к природе предлагали ряд конкретных ограничительных мер по природопользованию. Их философия оставляла американцам мало шансов на развитие неосвоенной в хозяйственных нуждах территории и продолжение бурной деятельности там, где уже были вложены средства (в том числе правительственные). Третий подход, главными адвокатами которого были тогдашний президент Теодор Рузвельт со товарищи, предполагал консервирование (conservationism) природных зон и недр, чтобы максимально эффективно и подконтрольно использовать их в целях экономического развития Америки. За несколько десятилетий Америка прошла путь от довольно варварского отношения к природе до моды на все «зеленое» и экологичное. На фото: опыление фруктового сада серой INTERFOTO / Granger / Vostock Photo После мировых войн, когда США стали одной из двух сверхдержав, вопросы экологии не входили в число наиболее заметных в политической повестке. Американских лидеров и большинство населения гораздо больше волновали холодная война, гонка космических и ядерных технологий, угроза распространения коммунизма в Западное полушарие, корейская и вьетнамская войны. На внутреннем фронте программы политических партий фокусировались на развитии экономики, десегрегации цветного населения и борьбе за гражданские права. Лишь природные катаклизмы периодически заставляли активистов – реже политиков – обращаться к теме защиты окружающей среды. Сама эта тема постепенно аккумулировала в себе как минимум десяток крупных проблем – загрязнение, перенаселение, вырубка лесов, разработка полезных ископаемых, изменение климата, использование пестицидов и т.п., – вокруг которых формировались свои группы интересов и крутились многомиллиардные суммы. Информационные кампании против конкурентов и прорывные научные работы вызывали без преувеличения тектонические сдвиги в регулировании отдельных отраслей промышленности. Очень много шума наделала изданная в 1962‑м работа Рейчел Карсон «Безмолвная весна». Она положила начало крестовому походу против пагубного влияния ядохимикатов и фактически способствовала запрету использования инсектицидов в сельском хозяйстве, а также учреждению в 1970‑м Агентства по охране окружающей среды (EPA). Качество воздуха, масштабы нефтяных разливов у побережья Калифорнии и общий уровень загрязнений в Америке к тому времени действительно были катастрофическими. Меньше чем за десять лет «экополитика» стала важным способом мобилизации электората – началось межпартийное противостояние за ее «апроприацию» в качестве «своей» темы. Что сподвигло Россию присоединиться к Парижскому соглашению по климату В 1979‑м президент-демократ Джимми Картер разместил на крыше Белого дома 32 солнечные панели. Их энергии хватало лишь на то, чтобы подогревать воду на кухне резиденции главы государства. Но сама задумка добавила демократам популярности среди молодых и прогрессивных избирателей. Сменивший Картера в 1981 году республиканец Рональд Рейган одним из своих первых решений распорядился убрать панели, которые он считал «неудачной шуткой» предшественника. Спустя 22 года другой республиканский президент, Дж. Буш-мл., частично реабилитировал однопартийцев в глазах экоактивистов: при нем в корпусе техобслуживания Белого дома были установлены две системы, работавшие на солнечных батареях. Символический эффект от них был, конечно, меньше, чем в свое время от панелей Картера, зато практической пользы больше – батареи позволяли обогревать бассейн и спа-комплекс Белого дома. В этой гонке «солнцепоклонников» последнее слово пока сказали демократы. Барак Обама, для которого экологическая повестка стала одним из краеугольных камней президентства, вернул на крышу Белого дома солнечные панели – в шесть раз мощнее картеровских – и установил по периметру прилегающей территории энергосистемы, перерабатывающие солнечный свет в электричество. В результате сегодня около 43% потребляемой Белым домом электроэнергии – продукт солнечного света. От нынешнего хозяина Белого дома подобных шагов ждать не стоит. Дональд Трамп считает глобальное потепление выдумкой либеральных активистов. Его скепсис по поводу значимости экологических проблем обусловлен не просто «неверием в науку и исследования», как утверждают оппоненты 45‑го президента США. На самом деле такое отношение – часть политической философии, призванной, говоря языком самого Трампа, «сделать Америку снова великой». Для этого, полагает хозяин Белого дома, необходимо «деконструировать административное государство» и высвободить ресурсы для интенсивного промышленного роста. В этой схеме ограничения экологов – помеха. Меж тем демократы и республиканцы не всегда расходились во взглядах на проблемы защиты окружающей среды. На фото: президент Картер и солнечные панели на крыше Белого дома Harvey Georges / FA Bobo / PIXSELL / PA Images / TASS В 1970‑м сенат единогласно принял исторический закон о чистом воздухе. Ставший правовой основой для всех инициатив демократов в области защиты окружающей среды, тогда он прочно опирался на поддержку обеих партий. Принятие в 1972 году закона о чистой воде также прошло в условиях двухпартийного единения. После того как президент-республиканец Никсон наложил на законопроект вето, сочтя его слишком затратным, конгрессмены в обеих палатах проголосовали за преодоление президентского вето (в сенате 12 голосов «против» и 53 голоса «за», 17 из которых были однопартийцами Никсона). Расхождения между республиканцами и демократами по экополитике начали усиливаться в конце 1980‑х – начале 1990‑х. Однако даже тогда представители обеих партий настаивали на создании нормативных регуляторов для системы управления экополитикой. В период президентской кампании 2008 года кандидат от Республиканской партии Джон Маккейн и вовсе был спонсором нескольких крупных двухпартийных законопроектов. Настоящий разрыв в восприятии экоугроз и подходов к их решению произошел лишь в последние пять–семь лет. Грета Тунберг собралась сделать из своего имени товарный знак Став президентом, Трамп вывел США из Парижского соглашения по климату, сократил финансирование Агентства по охране окружающей среды на 31% и отменил фактически все основные экоинициативы Обамы – нормативы выбросов для электростанций, ограничения на выброс метана, федеральный мораторий на добычу угля и программу минимизации «социальных издержек» от углеродных выбросов. По всем этим направлениям республиканцы предложили собственные политики. Правда, пройдет несколько лет, прежде чем они серьезно повлияют как на экономику, так и на окружающую среду. В бюджете текущего года статья расходов на экологию (обычно она идет в связке с энергетикой, хоть и не заявлена в нынешнем бюджете в таком виде) получила 3% средств. Прибавилось скепсиса и у республиканского электората. Если в 2008 году глобальное потепление беспокоило 41% республиканских избирателей, то в 2017‑м – только 29%. У демократов тенденция обратная: в 2008‑м значимой эту проблему считали 77% избирателей, а спустя девять лет – уже 88%. Впрочем, не стоит думать, что республиканцев защита окружающей среды вообще не волнует. Громким разговорам о вселенских бедствиях и неминуемом апокалипсисе они, скорее, предпочитают более конкретную, целевую политику в этой области с понятными бюджетными приоритетами и осязаемым конечным результатом, который должен обеспечить Америке глобальное доминирование. Острее всего разногласия республиканцев и демократов по поводу того, кто именно должен играть главную роль в борьбе с глобальным потеплением. Больше половины республиканцев (56%) убеждены, что основные усилия должны предпринимать крупные корпорации и промышленные предприятия, и лишь четверть сторонников «партии слонов» считают, что это должно быть приоритетом для президента или конгресса. Но, как и демократы – только в меньшем количестве, – республиканцы поддерживают ограничения на выбросы CO2 угольными электростанциями, разработку альтернативных источников энергии и производство электромобилей. В действительности причины «экологического раскола» в США – в переплетении идеологии и денег. В конце 1990‑х предприятия угольной промышленности давали до 40% денежных пожертвований демократам – сегодня только 5%. Схожая ситуация с нефтяной и газовой индустриями: больше республиканцам, меньше демократам. Чуть сложнее динамика взносов со стороны крупных IT-предприятий. Комитеты политического действия (PACs) техногигантов – «Амазон», «Майкрософт», «Твиттер» – выделяют Республиканской партии чуть больше средств, чем демократам, но вот их сотрудники – в основном молодые либеральные айтишники – предпочитают жертвовать деньги Демократической партии. И если последние исходят из идеологических побуждений (экоповестка – это прогрессивно), то для руководителей компаний есть как минимум две вполне материальные причины поддерживать республиканцев. Подобно тому, как промышленным предприятиям не нравятся экологические регуляторы, IT-гиганты не в восторге от регуляторов, касающихся т. н. «сетевого нейтралитета». Поэтому руководство техкомпаний на стороне республиканцев, выступающих за минимальное вмешательство государства, в т. ч. в этой области. Вторая причина – как и любой бизнес, техкомпании хотят, чтобы налоги были низкими. По этому вопросу им также проще найти общий язык с республиканцами. Хотя сам Трамп в Кремниевой долине никому не нравится, а его меры по снижению налогов грозят через несколько лет обернуться для Америки финансовыми проблемами, руководство IT-гигантов все же ценит, что он стремится облегчить их налоговое бремя. Может статься, что решающее слово в этих межпартийных баталиях будет принадлежать социальному институту, на который традиционно опираются республиканцы и которому Трамп в 2020‑м отдал 57% государственного бюджета, – армии. Сокращение ресурсов расценивается военными как фактор, чреватый развязыванием новых или обострением старых конфликтов. При этом Пентагон не раз заявлял отличное от Белого дома мнение о значимости вопросов изменения климата в деле военного планирования и обеспечения боеспособности американской армии в конфликтах будущего. Минобороны также проводит регулярный мониторинг изменения окружающей среды вблизи военных объектов США во всех 50 американских штатах и 40 странах с целью их возможного переустройства или перемещения. Уже сегодня Пентагон рапортует о связанных с повышением уровня воды угрозах для 30 военных баз Америки. Возможно, теперь, спустя полвека после пожара на Кайахоге, для концептуального рывка в управлении экоповесткой Америке понадобится крупный потоп. Автор — старший научный сотрудник Лаборатории анализа международных процессов (ЛАМП) МГИМО МИД России