«Мы могли бы любить даже бараки!»

Москва решила не сносить, а ремонтировать дом Черникова в Хамовниках, несмотря на то, что это здание, построенное в начале прошлого века, так и не признали историческим памятником. Зачем город сохраняет самые обычные здания? Как они меняют облик города? И почему даже бараки способны радовать глаз? Ответы в материале МОСЛЕНТЫ. История с домом Все началось в далеком уже 2017-м. Именно тогда Архитектурный совет Москвы одобрил проект строительства многоквартирного дома в районе Хамовники. Точнее, по адресу: 2-й Неопалимовский переулок, 3. Место это, однако, не было пустым: здесь стояло два пятиэтажных дома. «Существующие пятиэтажки постройки XX века не представляют исторической ценности», - сообщили тогда в пресс-центре Архсовета, добавив, что новый дом будет на 4,5 метра выше нынешних зданий. Проект нового жилого комплекса был разработан архитектурным бюро «Цимайло, Ляшенко и партнеры». «В основе архрешения - простой объем, которому придана классическая пластика и пропорции окон, взятые у существовавшего дома. Фасады в классическом стиле предполагается выполнить из натурального камня», - рассказал в том же 2017-м руководитель бюро Александр Цимайло. На первый взгляд, все звучало логично и правильно. Однако за сохранение исторического здания выступили сначала местные жители, а в июне 2017 года была подана заявка на его включение в список объектов культурного наследия. В то же время дом был включен в Красную книгу «Архнадзора». Понять можно было всех участников дискуссии. С одной стороны, дом, действительно, было жалко и по соображениям ностальгии, и из-за красоты его внутреннего интерьера - лестниц, перил, напольной плитки. С другой, мало того, что он находился в аварийном состоянии, так еще и не являлся ни историческим памятником, ни объектом культурного наследия, что подтвердили многочисленные аттестованные Минкультом эксперты в области охраны объектов культурного наследия. «Здание, безусловно, представляет собой значимый элемент градостроительной среды, - считает кандидат архитектуры, академик Академии культурного наследия Татьяна Кудрявцева. - Но за последние сто лет в результате трех этапов реконструкции объемно-планировочная структура, конструктивные особенности, рисунок интерьеров и фасадов утратили свою аутентичность авторскому замыслу. Согласен с ней и ее коллега Александр Савинич: «Декоративное решение фасадов лаконично, выполнено в стиле "эклектика", характеризуется отсутствием единого стиля. Немногочисленные декоративные элементы главного фасада не обладают признаками уникальности». И эксперт Елена Соловьева, считающая, что «архитектурно-художественная ценность из-за эклектичного соединения разных стилей, не очевидна. Текущее состояние здания является частично руинированным, конструктивные элементы находятся в предаварийном состоянии, что говорит о факте их физической утраты». Однако, несмотря на все это, начало 2020-го года принесло радостную для многих новость: по словам руководителя департамента культурного наследия Москвы Алексея Емельянова, фасад дома Черникова будет сохранен. «Одно из предложений научно-методического совета - отказать в полном сносе здания, учитывая интересную архитектуру главного фасада, выходящего на переулок», - сообщил он на итоговом расширенном заседании комиссии по культуре и культурно-историческому наследию Общественной палаты Москвы. Проще говоря, дом Черникова оказался спасен, что лишний раз говорит о пользе диалогов между городским властями, инвесторами и жильцами. О том, какие еще аргументы могут использованы в подобных диалогах, МОСЛЕНТА попросила рассказать экспертов. Дом Черникова «Простые дома никого не интересуют» Павел Гнилорыбов, москвовед, историк, писатель Если вдуматься, практически вся московская архитектура – «средовая» и типовая. Так, после пожара 1812 года в городе были утверждены фасады зданий. Такие же эксперименты были предприняты при Петре Первом и при Екатерине. В итоге мы получили распространенный тип дома с мезонином, четырьмя или шестью колоннами. Но, если еще 100 лет назад такие здания формировали Москву, сейчас они уже воспринимаются как редчайшая достопримечательность. Почему? Потому что отношение к средовой застройке в столице в советское время было весьма равнодушным: вплоть до 1970-х годов старые дома сносили, поскольку не видели в них никакой ценности. До сих пор, когда такой дом ставят на охрану, у него может быть лишь две ипостаси: либо он ценен с архитектурной точки зрения (его построил такой-то!), либо с исторической (здесь выступал Ленин и пил Есенин!). А то, что вот есть просто такой симпатичный домик, которому больше ста лет, не интересует никого. Так Москва во многом лишилась своего исторического облика. Гармоничную застройку арбатских переулков нарушили «цэковскими» домами, снесли прекрасный район, стоявший на месте «Олимпийского», уничтожили практически все деревянные дома внутри МКАДа, остатки вошедших в Москву деревень. Знаете, какое место я очень люблю? Школьную улицу, где сохранились типовые дома 1860-х годов ямщиков и прочих людей, занимавшихся извозничьим промыслом. Казалось бы, что там особенного? Но это место освящено историей, поэтому люди гуляют там как по очередному Арбату. Или улица Ладожская в Басманном районе, где исторической застройки осталось с гулькин нос, но она все равно человека как бы приподнимает. К чему это я? К тому, что Москве необходимы такие «средовые» улицы, такие кварталы. «Защитить «тело» некому» Камиль Цунтаев, архитектор, выпускник института «Стрелка» Есть такое понятие, как «тело города». Так вот, оно включает в себя не только памятники, не только объекты культурного наследия, а вообще все то, что формирует среду того или иного района – хоть в Москве, хоть в Дербенте, хоть в любом другом городе. Но, увы, законов, защищающих такое «тело», у нас в стране не существует. Поэтому старые дома, не представляющие подкрепленной документами ценности, чаще всего сначала выкупают, а потом сносят, строя на их месте что-то совсем иное. Однако, как нас учили в институте «Стрелка» есть такая вещь, как объемно-пространственный регламент. И он говорит, в том числе, о том, что на месте ветхого исторического здания можно, безусловно, построить что-то новое, но – сохранив облик и этажность, чтобы не нарушить атмосферу старины, общий образ квартала. Уверяю: этого хотят все нормальные архитекторы! Но ведь у нас все решают не они, как это происходит во всем мире, а застройщики… «Простое может стать классикой!» Андрей Анисимов, академик Академии Архитектурного Наследия, член-корреспондент Международной Академии архитектуры Моя точка зрения совершенно четкая: относиться к памятникам архитектуры как к отдельно взятым сооружениям – как это много лет делалось в Москве – в корне неправильно. Весь европейский опыт говорит о том, что сохранять нужно всю историческую среду в комплексе. А эту среду как раз-таки и формирует рядовая застройка. Памятник существует и живет только в среде и никак иначе! Хотите пример? Он есть. Например, старообрядческая церковь у площади Белорусского вокзала. Пусть 20 лет назад она не была отреставрирована так, как сейчас, но она стояла среди исторической застройки, то есть была фрагментом среды, а сейчас она – просто никуда не вписанный отдельно стоящий памятник. А это плохо со всех сторон: исторической, культурной, архитектурной, туристической, ведь смотреть и изучать отдельные здания мало кто поедет. Старые рядовые дома сносятся. На их месте порой возникают реплики, но они – очевидный новодел. Подделка никогда не заменит оригинал и будет считываться невооруженным глазом... Говорят о компромиссах: сохранении фасадной части таких зданий. Это, конечно, уже лучше. Однако мне кажется, что любое здание можно превратить в современное куда более щадящими способами, чем полное уничтожение его «начинки»… Москва, конечно, лишилась очень много из того, что формировало ее среду только потому, что не научилась видеть красоту в простом, не научилась понимать, что простое со временем тоже может стать классикой. Я уверен, что, скажем, классикой могли бы стать уничтожаемые сегодня многие дома советской застройки. «Любить можно любое здание» Юрий Григорян, архитектор, руководитель архитектурного бюро «Меганом» Люди любят тот город, в котором они родились и защищают те здания, которые существовали на тот момент. Анна Ахматова, когда увидела первый пятиэтажный доходный дом в Москве, сказала: «Погибла Москва». А теперь привыкли к таким домам и сохраняют. Любое, самое «некрасивое» здание можно полюбить и сохранять, не только доходный дом. Это вопрос культуры, как мы понимаем и чувствуем город. «Недальновидно и преступно!» Наталья Душкина, архитектор, историк архитектуры и градостроительства, специалист по охране культурного наследия Почему вообще мы сохраняем наследие истории? Потому что это память поколений, потому что это связано с определенными этапами жизни членов нашей семьи, потому что от прикосновения к поверхности старых домов мы чувствуем ток времени, понимаем, что мы конечны, но вот эти здания увидят наши дети, внуки и правнуки. Это основа всего: жизни, цивилизации, культуры. А значит, мы должны быть невероятно бережливы. Взять те же московские краснокирпичные и деревянные бараки, которых сегодня, кажется, уже и не осталось. Сохрани мы их в свое время, приведи мы их в порядок, используй их под современные функции, сколько бы тепла, любви и ностальгии они дарили москвичам! Но, к сожалению, этого не происходит: все, что не обладает охранным статусом, воспринимается сейчас как площадка для нового строительства. Однако вопрос не только в том, насколько то или иное историческое здание сложно или просто с архитектурной точки зрения, а в таких понятиях, как «градостроительная среда», «планировочная структура» и «исторический центр». И сейчас, увы, существует очень мало механизмов, эти понятия защищающих. Пока мы более-менее освоили механизм сохранения отдельных домов, а вот что делать с целостным ансамблем никто не понимает. Из Москвы уходит благородный дух старых зданий, на месте которых возникают довольно некачественные строения. А, значит, город теряет свой культурный и исторический потенциал, что совершенно недопустимо в условиях чрезвычайно большого разрушения, которое претерпел наш город в XX веке. Продолжать эту практику сейчас недальновидно, если не преступно!