«Ночной экспресс» с группой «Альянс»: о советских гастролях, наркотиках и лихих 90-х
В 80-х они были на пике популярности. У них было все: толпы фанатов, многочисленные концерты, выступления на крупнейших фестивалях, премии. Потом последовало долгое молчание. Недавно группа «Альянс» вышла из музыкального забвения. Об истории успеха, творческом кризисе и перерождении коллектива Алексею Кортневу рассказал его лидер и вокалист Игорь Журавлев в музыкальном купе нашего «Ночного экспресса». Станция Рассветная Алексей Кортнев: Давай эту остановку посвятим песне, которая сделала образ группы «Альянс». Когда была написана песня «На заре», где вы ее впервые исполнили? Игорь Журавлев: В 1986 году. Впервые это было на «Фестивале надежд», который проводила московская рок-лаборатория в 1987 году. У меня мандраж был страшный. «Горбушка», душно, народу полно, я в косухе кожаной выхожу и не понимаю, чего они там ждали, но когда я запел припев, вдруг понял, что зашло. Станция Кострома Алексей Кортнев: Я знаю, что у вас были очень тяжелые гастроли в Костроме, когда «Альянс» был на пике популярности. Что там произошло? Игорь Журавлев: Сейчас, по прошествии времени я понимаю, что это были очень тяжелые гастроли. Но тогда для меня лично это были первые гастроли, во-первых. А во-вторых, я был молодой. Зима, Костромская область, там зима посуровее, чем московская. Автобусик «Кубань» среди артистов назывался «фурцваген». Была такая известная министр культуры Фурцева, которая сделала для артистов специальный автобусик без рессор, чтобы трясло как следует. В самом начале автобуса была маленькая печечка, которая вообще его не обогревала. Я помню, что мы мерзли. Пока доедешь два часа до какого-нибудь клуба... А клуб – это такая изба большая. Заходишь и первое, что видишь, – печка. Ты намерз и прям к печке прилипаешь. Я прилипал к этой печке и минут 10-15 не мог отлипнуть. Станция Париж Алексей Кортнев: Какой зигзаг судьбы случился, что вы оказались в Париже? Игорь Журавлев: Появилась Инна Желанная – такая немножечко из другого мира, сама по себе, загадочная. Когда мы услышали ее песни, мы «выпали». Она пришла со своей гитарой к Игорю Замараеву на студию в МДМ, спела, и мы были очарованы. Я вдруг понимаю, что это то, над чем можно поработать, и говорю Игорю: «Давай мы ей сделаем аранжировки». Алексей Кортнев: Получилось так, что этот альбом, записанный вами в Москве, точно не в столице мировой звукозаписи, победил в огромном международном конкурсе и стал лучшим альбомом в стиле world music. И именно поэтому вы отправились в Париж. Я знаю, что с вами там произошла очень смешная коллизия. Игорь Журавлев: Перед концертом в гримерке мы познакомились с каким-то человеком, который нас угостил сигаретами местного разлива. Мы покурили, и вдруг нам говорят: «Через 10 минут будет прямой эфир, интервью». А сигареты оказались «волшебными», я понял, что ничего сказать не могу. Тут же заезжает профессиональная камера на колесах, софиты: «Сейчас будет прямой эфир на всю Францию». А у меня измена, такая измена, что мама не горюй, и одна только мысль в голове: «Как же так, я не поменял носки еще со вчерашнего дня!». Я помню, что никто ничего сказать не мог. Алексей Кортнев: Почему этот проект не пошел дальше? Игорь Журавлев: В России начались 90-е, и это не было никому нужно тогда. Станция Лихие 90-е Алексей Кортнев: Все мы очень по-разному эти годы пережили, и я хочу спросить у тебя, Игорь, как ты справился с тем, что в какой-то момент будто обрезали провода? Игорь Журавлев: В Париже собрались уже те, кто остался. «Альянс» начал рассыпаться раньше. Первым уехал Костя Гаврилов, Костя стоял в основании «Альянса». Когда из основания какой-то большой камень вытаскиваешь, начинается крен, и все рушится. Игорь уехал в Норвегию, Юрка пошел к Сереже Мазаеву в «Моральный кодекс», Инка начала сольный проект. Я клубился, был в андеграунде московском, у меня были всякие употребления и злоупотребления. Алексей Кортнев: Я читал в одном из твоих интервью, что ты играл в ресторанах и встречался там даже с Жанной Агузаровой. Игорь Журавлев: Мы с ней встретились в Москве. Мой руководитель в ресторане предложил: «Нам надо девушку взять в ансамбль». На следующий день я встречаю Жанну Агузарову на Ордынке. Он говорит: «Можно я Женьку Хавтана с собой приведу?» Вот они пришли вдвоем с Женькой, она спела «Черного кота». Ей руководитель дал тетрадку с песнями, и она нашла в ней «Опавшие листья». Когда она спела эту песню на французском, а это было в отеле для интуристов, все встали. Руководитель говорит: «Да, конечно, да... Но нет». Я говорю: «Попомните мой слово, она станет звездой.» Алексей Кортнев: Ведь и личный кризис тебя накрыл в 90-е? Как ты его прошел, как выпутался? Игорь Журавлев: Это были тяжелые времена. Я никак не справлялся, каждое утро просыпался и удивлялся, что я еще живой. Меня тащило, а я не сопротивлялся особо. Был момент, когда я думал о суициде, делал пересадку с Третьяковской на Новокузнецкую и вижу – впереди столик какой-то, православные кассетки. Я был очарован ансамблем «Сирин» в то время. Подхожу: «Сирин» есть»? «Есть». «Сколько стоит?» «50». И вот картина: я сижу на кухне, ем пельмени, в магнитофончике звучит «Сирин», и я роняю слезы в эти пельмени.
