Глобальное сомнение, новый класс горожан и потеря мейнстрима: итоги десятилетия в Москве

С концом этого года завершается и целое десятилетие в Москве, кардинально поменявшее город и нашу жизнь в нём. Подвести итоги мы попросили тех, кто всё это время осмыслял, критиковал и своими руками привносил изменения в развитие Москвы. Филипп Миронов, Анна Бичевская и Юрий Болотов — о героях и символах десятилетия, московских потерях и победах, а также о том, каким мы увидим город ещё через десять лет. О глобальном сомнении, культурном мусоре и новых хипстерах Филипп Миронов, шеф-редактор BURO, сооснователь Психо Daily и экс-шеф-ред Афиши Daily Ключевое изменение — проявление дискурса сознательности, которое происходит повсеместно — не только в России — и в самых разных сферах. От терминов «осознанность» и «mindfullness», которые могут трактоваться как практика медитаций, до того, что называется «woke culture» и подразумевает пробуждение сознания у людей и сообществ, чьих голосов раньше не было слышно, и обострение вопросов и проблем, на которые раньше не обращали внимания. Люди приняли факт, что цивилизация развивалась не закономерно, что нет какой-то единой исторической логики развития человечества, что многие институты и социальные уложения сформировались случайно, какие-то выросли из глубоко несправедливых и ложных установок и все их можно пересмотреть. Это касается в первую очередь гендерных и расовых вопросов, но также отношений в семье, в офисе, в магазине, в школе и институте, на предвыборном участке и в парламенте. Кажется, что с начала 2000-х годов мы, с одной стороны, стали ответственнее, а с другой — погрузились в культуру глобального сомнения: больше нет вещей, которые выглядели бы как некие непреложные абсолюты. И мы находимся в самом начале процесса пересмотра всего. Существует устоявшийся нарратив о Москве нулевых как об очень сегрегированном городе: она была будто поделена между представителями различных социальных групп, которые сидели в своих норках и производили что-то такое для своей аудитории. «Афиша», например, с её максимой «как скажем, так и будет» была адресована именно «поколению „Афиши“» — «своим», потому что в нулевые, когда появился этот слоган, всех как раз мало волновало, что она там говорила, зато в 2010-е класс, на который она ориентировалась, стал в Москве ассоциироваться с мейнстримом. 2010-е — это, безусловно, десятилетие медиатехнологий и городов, что показательно на изменениях той же «Афиши». В 1999 году она начиналась как журнал про развлечения, кино, музыку, литературу и поп-культуру, а в 2010-е превратилась в издание про и для горожан, про новые возможности использования города, про городские кластеры, городские сообщества, про еду, кино, музыку и ночную жизнь в городе. Безусловно, «свои» тут также сыграли важную роль: в рамках того же устоявшегося сюжета о сегрегации в 2010-х потребительские ценности условной «Солянки», помноженные на Пикник «Афиши», оказались реализованы в реконструированном Парке культуры, а с переходом Капкова на пост московского министра культуры стали транслироваться как часть городской политики. В конце 2010-х благодаря соцмедиа (не в последнюю очередь из-за «Ютуба») появилось чувство некоей общей культурной платформы, хотя всё сильно перемешалось, старые культурные иерархии размылись. Теперь нельзя сказать, что Курентзис находится на потолке, а рэпер Джизус внизу. Сегодня вполне можно состояться, не имея академического бэкграунда, без которого трудно было представить советское и постсоветское взросление. В какие-то моменты определённые культурные феномены начинают превалировать над остальным — например, знание русского рэпа может оказаться важнее знания стихов Бродского и Мандельштама. Окончательно расшатан непреложный авторитет школьного образования, которому трудно конкурировать со всевозможными видами современного контента, включая «Арзамас» и проекты Михаила Зыгаря, которые доносят знания в занимательной форме. Москва многое потеряла за десять лет. Начать надо с Химкинского леса, в противостоянии за который начала формироваться массовая база городской оппозиции, разросшаяся на митингах 2010-х; надо упомянуть Таганскую АТС, которая стала одним из символов невозможности диалога между городской властью и обществом. Из Москвы уехало множество талантливых людей. Конечно, это мягкая иммиграция с возможностью вернуться назад, но мы понимаем, что огромное количество смелых и талантливых специалистов реализуют классные проекты в Сан-Франциско, Лондоне или хотя бы в Праге, но не в Москве, в которой оставшиеся, с точки зрения самых радикальных эмигрантов, — либо наивные оптимисты, либо соглашатели. Кроме того, десять лет назад у Москвы была своя особая наивная провинциальность и чумазость. Контраст роскоши ресторанов, казино и клубов с неустроенностью спальных районов, абсурдом на улицах, дискомфортом и какой-то тотальной серостью города — ценность этого ощущения сомнительна, но для меня его потеря ассоциируется со сносом кинотеатра «Соловей» и других памятников советского модернизма. Сегодня мы приходим к мысли, что позднесоветскую архитектуру необходимо ценить, но сам предмет охраны непонятен. Мне кажется, будет важным в 2020-х продолжить осмысление 1990-х, и, возможно, придёт время разглядеть скрытое обаяние в лужковской архитектуре, чтобы понять, как писала Даша Парамонова, её вклад в «московское бессознательное». Мне вообще нравится идея, что всё созданное людьми в какой-то степени достойно сохранения и музеефикации. Мы сейчас пересматриваем свои отношения с мусором, начинаем его сортировать, задумываемся о том, что с ним происходит за пределами квартир, — так и культурный мусор, кажется, заслуживает охраны и архивирования. Это относится в том числе к городу — все эти палатки с шаурмой, здания вернакулярной архитектуры, разгромленные Собяниным, бесконечные и ненужные московские аптеки и пункты обмена валюты; хочется осознать их как часть московской ДНК. В начале 2010-х существовала иллюзия, что Москва и москвичи примут нью-йоркскую открытость, заимствуют дизайн и образ горожанина, ассоциирующиеся с этим городом. Велосипеды-фиксы, узкие джинсы, кофе в стаканчиках — внешние атрибуты нью-йоркской жизни очень возбуждали миллениалов. Идея, что город может внешне напоминать благополучный европейский мегаполис без выстраивания работающих политических и социальных институтов, как на Западе, пленила и московские власти, и москвичей. Гипотеза, что можно жить, занимаясь своими делами, — открывать кофейни, запускать маленькие издательства и магазинчики украшений, — будучи выключенным из политики и выстроив некий кружок «своих», оказалась очень заразительной, хотя, правильнее сказать, токсичной. Хипстер, выведенный Сапрыкиным в его знаменитой колонке как новый городской герой, был глубоко аполитичен. Но к концу 2019-го, когда вместо «своих» теперь «Я/Мы», стало понятно, что Москва обратилась в собственную противоположность. Теперь это город комфортный, но и конфликтный, которому необходима радикальная включённость горожан. Тут надо выходить на митинги, устраивать протестные гулянья, стояния у судов, у Администрации Президента и у Петровки, 38. Мы теперь знаем, что это работает. Москва не стала западным мегаполисом за эти десять лет, но какие-то достижения западного городского мышления оказались Москвой восприняты с неистовым оптимизмом. В 2010-е урбанистика стала чуть ли не формой религии, а культура еды вместе с очень европейской, такой уютно-мелкобуржуазной идеей «своего ресторанчика» привела к появлению монструозных фудмаркетов. Нам казалось, что в точке, где происходит благоустройство, где среда становится комфортнее и лучше, горожане должны сотрудничать с властью. События этого лета продемонстрировали, что «капковский ренессанс» окончательно закончился, когда мэрия на своих же площадях и реконструированных улицах избивала горожан дубинками. Но я верю исключительно в лучшее — и 2010-е показывают нам, что поводы для этого есть. Поэтому себе и всем москвичам в 2020-е хотелось бы пожелать, чтобы результатом двадцатилетней схватки власти с горожанами стал честно избранный мэр. О новом классе горожан, потере самобытности и неостановимых городских изменениях Юрий Болотов, экс-главред The Village, основатель телеграм-канала об архитектуре Luxury Problems​ Десять лет назад многие мечтали о том, чтобы Москва стала настоящим европейским городом с полноценной городской жизнью. Фактически это и произошло. У нас случился бум еды — с фуд-кортами, ресторанами и регулярной модой на новые блюда: все любят то поке, то раклет, то устрицы, а крафтовое пиво и бургеры давно надоели. В Москве сильно обновился центр, появились общественные и культурные пространства, парки с собственной событийной повесткой. В городе хороший общественный транспорт, быстро развивается метро. Не нужно ехать в Берлин, чтобы покататься на хорошей городской электричке, теперь есть МЦК. Недавний запуск МЦД был, конечно, провальным, но общее направление развития транспорта выглядят предсказуемо и позитивно. Наконец, в Москве появилась активная культурная повестка: летом едва ли не каждую неделю в городе проходит какой-нибудь маркет еды, музыкальный фестиваль или рейв, а о постоянных очередях на выставки и говорить не стоит. Раньше казалось, что за классной городской средой и жизнью стоит ехать в Европу — в Барселону, Копенгаген, — но сейчас Москва не сильно отличается от современных западных городов — наоборот, в чём-то их превосходит. Урбанистическая повестка в Москве стала нормой, обыденностью, поэтому к 2019 году она вызывает уже не энтузиазм, а усталость и раздражение. Преобразования, произошедшие за последние десять лет, подготовили новый класс современных горожан с новыми запросами и потребностями. Бытовой запрос на удобные тротуары и условный кофе с собой удовлетворён, и вместо него появился запрос на политическое представительство, борьбу с коррупцией, честные выборы, новую этику. Внешне Москва действительно стала европейским городом с открытки, но со всеми ресторанами, кофейнями и общественными пространствами город не стал свободнее. Москва всё ещё является региональной автократией посреди бедной и несправедливо устроенной страны. Но я искренне убеждён, что активные протесты этого лета не случились бы без всех предшествующих лет урбанистической революции. Не все изменения городской среды позитивные. За десять лет город потерял множество ценных зданий. Например, все помнят историю с Таганской АТС: девелопер ради строительства элитного жилого дома снёс конструктивистский шедевр. Массовые протесты горожан никак не смогли повлиять на снос, а мэрия, несмотря на общий образ просвещённого европейца, осталась безучастна к судьбе здания. Другой пример — за прошедшие годы город стал визуально чистым, строгим и аккуратным. С одной стороны, это хорошо. С другой — избавившись от визуального хаоса, Москва будто бы потеряла свою самобытность. Она выглядит стерильно, мы как будто живём в необрежневскую эпоху. Город стал визуально аскетичным пространством, в котором ничто не отвлекает от пропаганды мэрии и декораций очередного городского фестиваля. Городские изменения десять лет назад начинались как субкультурная история: молодые архитекторы, дизайнеры, журналисты мечтали жить в Москве так, словно вокруг Европа, и запускали свои нишевые проекты. К концу десятилетия городская повестка набрала масштаб и была приватизирована мэрией и крупным бизнесом. Это заметно на примере гастрономического бума: первые небольшие бургерные типа The Burger Brothers открывали гастроэнтузиасты; сейчас на этом рынке доминируют крупные рестораторы из нулевых — сети «Фарш» Аркадия Новикова и Burger Heroes братьев Васильчуков. Огромное влияние на городскую жизнь стали оказывать и технологические сервисы: трудно представить современную жизнь без такси или доставок еды. Парадокс: символ городских преобразований в начале 2010-х — какой-нибудь молодой урбанист, который ходит в «Симачёв» и на «Стрелку»; сейчас — скорее разносчик еды в фирменной униформе. Предсказывать что-то всегда глупо, но мне кажется, что тема умного города и взаимопроникновения онлайна и офлайна будет магистральной в 2020-е годы. Среди других важных трендов на ближайшее десятилетие — экологическая повестка: все будут обсуждать и осознанное потребление, и раздельный сбор мусора, и электромобили, и обновление поймы Москвы-реки. Другое важное направление — обновление культурных пространств. В этом десятилетии появились отличные Еврейский музей и «Гараж». Впереди — реконструкция Пушкинского и Новой Третьяковки, открытие ГЭС-2 и Политеха; нас, очевидно, ждёт много интересного в культурной сфере. Наконец, на 2020-е годы придётся реновация спальных районов — московская мэрия успела провалить всю внешнюю коммуникацию проекта, поэтому позитивных ожиданий не осталось, но проект точно изменит городской ландшафт за пределами центра. Впрочем, мне кажется, что таких явных изменений, как в 2010-е, больше не будет. За десятилетие произошёл качественный сдвиг из одного состояния города в другое: мы уже живём в современном глобальном постиндустриальном мегаполисе и развиваемся в русле мировой урбанистической моды. Кажется, что разница между Москвой 2020 и 2030 годов будет намного меньше, чем разница между городом в 2010 и 2020 годах. Городские изменения уже неостановимы, и надеюсь, что дальше будет лучше и интереснее, но того романтического ореола и большой надежды, которыми хотелось очароваться в годы капковской оттепели, уже никогда не будет. Об исчезновении мейнстрима, эмпатии и мегагородах Анна Бичевская, соосновательница гастрономического объединения Stay Hungry За это десятилетие лично я ушла из корпоративного мира в мир фриланса, стартапов, социально-культурного предпринимательства. Поэтому моя Москва стала более дружелюбной и открытой, ещё более интегрированной в мировое сообщество. Десятилетие интернета и социальных сетей изменило всё. В начале 2000-х в городе была своя обособленная реальность, до которой долетали европейские и американские тренды. За это время Москва и сама стала задавать тренды. Теперь это европейский город с отличным общественным транспортом и множеством диджитал-сервисов, до которых многим мировым столицам ещё расти и расти. Я сама за эти десять лет пересела с машины на такси, метро и автобусы и рада той свободе, которую это даёт. Мне нравятся многие современные тренды, которые уже и непонятно где родились и откуда пришли, особенно мне нравится, что модным становится осознанность, экологичный подход к собственной жизни, к отношениям с другими. Мы начинаем любить и понимать себя и эмпатичнее относиться к другим. Сегодня люди начинают понимать, что, помимо работы, есть ещё много самых разных сторон жизни. Мы перестаём воспринимать себя только через карьеру и всё чаще задумываемся о душе, теле, друзьях, себе в широком смысле слова. Мы позволяем себе быть не роботами, достигающими мегарезультатов, а живыми людьми с ценностями, сложностями, чувствами, проблемами. В некотором смысле мы только сейчас начинаем учиться быть настоящими горожанами. Конечно, гедонистические неспешные прогулки по городу случаются в Москве преимущественно летом, нам ещё далеко до Парижа или Рима с их неспешной радостью от каждого момента жизни, но мы постепенно учимся чуть меньше торопиться и бежать. И под это подстраивается и инфраструктура города. Москва в целом за последнее десятилетие повернулась в сторону большего гедонизма. И одним из ярких проявлений этого явления, конечно, стало развитие гастрономии и ресторанного рынка, бесконечное развитие гастромаркетов, бум винных и секретных баров. Кроме этого, спустя десять лет мы видим, что Москва больше не однородна, в ней перестало существовать понятие мейнстрима. До 2010-х деньги были главной ценностью — и под них подстраивалась вся городская инфраструктура. Либо у тебя были большие деньги и было из чего выбирать, либо ты мог рассчитывать на продукт сомнительного качества, среднего не существовало. За десять лет в Москве появилось разнообразие, всё так же есть места, которые заточены под «дорогую публику», но появились и проекты для тех, кто разбирается — в еде, музыке, вине. Для меня город стал более подстроенным под мои интересы и нужды, более близким — здесь есть всё, что может быть нужно. Только в Москве можно найти всё что угодно в любое время дня и ночи, праздники и выходные, сделать маникюр или стрижку в 11 ночи. Рестораны, кофейни, театры, парки, просто красивые улицы — всё это, конечно, касается в основном центра, но моя жизнь, скажу честно, редко заносит меня дальше Третьего кольца. Жаловаться можно, наверное, только на погоду и отсутствие моря. Большую роль в таком развитии городской среды сыграли независимые фестивали — «Ламбада-маркет», «Форма», «Боль», «Маркет местной еды», Faces&Laces, Beat Film Festival и мы, наверное, тоже. К таким же двигателям изменений относятся и места силы, такие как «Солянка», Институт и бар «Стрелка», Пикник «Афиши» как один из первых мощнейших фестивалей, продвигающий абсолютно другой стиль жизни и оказавший гигантское влияние на поколение 30-летних. Нельзя не отметить и важнейшую роль журнала «Афиша» и проекта The Village в формировании современной повестки. Самыми же прогрессивными и тонко реагирующими на всё происходящее в социуме в последнее время я считаю театры. Именно они продолжают открытый разговор и о политических проблемах, и о социальных, и о культурных. Они стали глоссариями свободной мысли и настоящего открытого диалога с обществом. Несмотря на это, за последнее десятилетие Москва потеряла многие символы, а некоторые из тех, что остались, сильно изменились. Как это, например, произошло с парком Горького. Из самого прогрессивного общественного пространства он превратился в спорное место, где отдых горожан может легко стать политическим оружием. Здесь же закрылся и один маленький, но очень важный символ Москвы 2010-х — La Boule, завершив окончательную трансформацию парка Горького в коммерческий, немного бездушный продукт. В 2020-е Москва входит с новыми символами. Открытие «Зарядья», например, по скорости стройки и масштабу соизмеримо с желанием Лужкова менять направление течения рек. Думаю, в будущем на смену парку Горького как главной точки притяжения придут обновлённый Политех, Дворец на Яузе под руководством Константина Богомолова, а ГЭС-2 точно появится на картах как главная арт-точка Москвы. Но вообще мне кажется, что места силы в следующие десять лет скорее будут смещаться в сторону больших онлайн-хабов, квартир, домов и маленьких компаний, обеспечивающих индивидуальный опыт для каждого участвующего. Чемпионат мира в 2018-м показал, какой Москва могла бы стать, если бы мы шли в сторону интеграции с остальным миром, и, к сожалению, не стала. По улицам гуляло бесконечное количество иностранцев, которые своими действиями превращали Москву в идеальный город. Они показали нам, как можно восхищаться Москвой, радоваться, взаимодействовать со средой. Они отдыхали в парках на траве, играли в спортивные игры и тем самым преподали нам урок о том, как сильно можно кайфовать от жизни в нашем городе. Большое количество туристов в городе в целом важно. Эти люди перемещаются по нему в другом темпе и с иной энергией, они больше смотрят по сторонам, и город становится многослойным по настроению. Сейчас же почти весь центр Москвы живёт скорее как бизнес-район, где все куда-то спешат, люди не смотрят ни на город, ни друг на друга, улыбаться незнакомцам не принято, а это важнейший элемент в атмосфере города для меня. Какой будет Москва и другие крупные мировые города через десять лет, сложно представить. Но есть мнение, что города будут превращаться в мегаструктуры и влияние стран и национальных групп будет несравнимо с влиянием таких мегагородов. Мы живём в интересное время, когда многие невероятные прогнозы могут сбыться уже при нашей жизни. Я иногда буквально физически ощущаю тектонические сдвиги под ногами.