Людям не до высоких материй. Писатель о «русском мире» и будущем литературы

Известный белгородский писатель Сергей Бережной поговорил с «АиФ-Черноземье» о современном литературном творчестве. Не до высоких материй Татьяна Черных, «АиФ-Черноземье»: Сергей Александрович, что вы думаете о ситуации в современной литературе, о книгоиздательстве? Сергей Бережной: Раньше была государственная политика, были государственные издательства. Книги редактировали, подвергали критике. Всё это входило в процесс издания. А сейчас есть возможность — издался. Нет — нет. Литературные журналы, как и книгоиздательства, практически все частные. Единственное, что остаётся — электронные сайты, такие как «Российский писатель» — фактически рупор нашего Союза. Это процесс неизбежный: государство уходит в сторону, отдавая всё на откуп частному лицу, а его задача одна — извлечь прибыль. Литература ведь тоже в каком-то смысле товар, который имеет свою цену. А что ценится сейчас? То, что легко читается. Толстого и Достоевского к этой категории не отнесёшь. А коммерческая литература — эти маленькие книжки в мягкой обложке, которые можно найти забытыми на пляже, в вагоне, в самолёте — они, конечно, будут издаваться. — Но ведь их почитал — и забыл? — Если мы считаем, что задача литературы — нести доброе, светлое, воспитывать, обращать к нравственности, ставить вопросы, которые волнуют общество, нужно, чтобы общество ощущало в этом потребность. А разве такая потребность есть? У основного нашего потребителя общественного продукта другие задачи — как выжить, как прокормить семью. Людям не до высоких материй. — Получается, читать нечего? — Помните, в своё время был в моде Кастанеда как один из способов ухода от действительности, но многие потом его переросли. Литература не для этого нужна. А что читать? Вот Великая Отечественная дала очень много замечательных писателей. Чеченская война — то же самое, но об их творчестве по ряду причин известно гораздо меньше, в том числе из-за негласных запретов, но всё равно хорошая литература прорывалась. Вообще все конфликты, которые были на постсоветском пространстве, сам распад великой страны дали толчок определённой литературе с достаточно экспрессивной окраской. И она практически неизвестна широкому читателю, она не вышла массовым тиражом, не ушла из столов — почему? Не потому, что у общества не было в ней потребности. Просто издательствам, ориентированным на коммерческую литературу, она оказалась неинтересна, невыгодна. Вы видели хоть одну книгу о войне в Сирии? Хоть одну книгу о Донбассе? Ни одной. Хотя есть замечательные вещи. Например, Владимир Казьмин — он руководит одной из писательских организаций ЛНР, — находясь в Москве, написал повесть «Красавка» о сопротивлении молодёжи украинским войскам при защите Лисичанска. 2014 год, 75 мальчишек и девчонок, старшеклассников, организовались и, когда ушла бригада «Призрак» и город остался без прикрытия, взяли в руки оружие и сами пошли воевать. На что опереться? — Прямо как «Молодая гвардия»? — Да, как «Молодая гвардия», им было по 15-16 лет. А Красавка — это девочка, это был её позывной. Она потом бросилась под танк с гранатой, чтобы остановить движение колонны. Они практически все погибли. Я на свою пенсию издал эту книгу в Белгороде, и мы отвезли почти весь тираж в Луганск. Хотя и здесь есть большая потребность в подобной литературе. Но там люди почувствовали на себе реалии этой войны, там дети по-прежнему изучают в школах и «Молодую гвардию», и «Как закалялась сталь», и книги Шолохова. — То есть они учатся ещё по советской программе? — Нет, их программа адаптирована к российской, а всё это они изучают, потому что чувствуют потребность. Там, где идёт война, люди прекрасно понимают, что такие книги их могут поддержать, дать опору. Года два-три назад я работал над очерками о нашем Бессмертном полку, о родных и близких своих коллег, и один из них, прошедших войну, сказал: «Мы победили потому, что были воспитаны на Павке Корчагине». Сейчас Казьмин написал роман «Саур-могила» — это достаточно известная высота под городом Снежным на Донбассе, её защищали 12 человек, практически все они погибли. Там были и наши добровольцы, и местные жители. Сплав сознания и русского великого духа воплотился в их подвиге. И автор пишет об этом в романе. Но вопросы издания по-прежнему остаются открытыми. — А интернет тут не может помочь? Ведь сейчас масса ресурсов, где можно публиковаться. — Знаете, там очень много мусора, если брать, например, «проза.ру» или «поэзия.ру». Почему-то считается, что достаточно что-то там опубликовать, и ты уже поэт или писатель. Нет, вот как раз уважающие себя писатели и поэты там не публикуются. Может быть, это какой-то снобизм и надо использовать все возможности, но, тем не менее, это так. Сможем ли подняться? — А встречи с писателями — именно для этого ведь проходят и Дни литературы? — Есть проблема поколений, проблема отцов и детей, и Тургенев не случайно об этом писал. Мы пытаемся воспитать молодёжь по своему образу и подобию, а они другие, у них всё другое — они матричные, живут в готовой матрице, но кто её создал? Мы же и создали. Какова вообще цель воспитания? Мы иногда отождествляем понятия «Родина», «страна», «государство», порой даже и «власть» сюда добавляем, хотя по большому счёту эти понятия неравнозначны. Помните песню «С чего начинается Родина» — там есть строчка «со старой отцовской будённовки, что где-то в шкафу мы нашли». А ведь эта фраза очень многое значит, ведь будённовка — это символ не только Советской власти, но и Гражданской войны — кровавой, жесточайшей. Мы ведь и её историю знаем однобоко: красные победили белых — а что за этим стоит? Это ведь трагедии миллионов людей. Сколько было убито, покалечено судеб, сколько людей эмигрировало — тех, которые так же любили Россию. И когда пришла беда, когда фашистская Германия напала на Советский Союз, они пошли в ряды Сопротивления — те, кто за 20 лет до этого воевали с красными. — Так ведь и генофонд нации нарушился тогда же — цвет страны был перебит или уехал... — А генофонд в чём? В образовании? В культуре? В духе? Надо рассматривать генофонд с точки зрения языка, культуры и веры — в философских категориях. И в этих же категориях воспитывать. Нынешнее состояние литературы, как и медицины, образования, культуры, институтов государства, — неотделимо от состояния общества в целом. Взять любое произведение классической русской литературы — оно в той или иной мере написано в традициях Православия. Есть в этом мире такие ценности, которые нельзя ни низвергнуть, ни опровергнуть. Уничтожая литературу, которая воспитывает, мы уничтожаем способность человека к пониманию того, что с ним и вокруг него происходит, к восприятию той нашей исконной культуры, которая в нас заложена на генном уровне. Когда проводили Дни литературы, и в школах в том числе, мы принесли наш художественно-патриотический альманах «Пересвет», на обложке — картина Павла Рыженко «Молитва Пересвета». И вот в трёх разных районах школьники примерно одного уровня и возраста, старшеклассники, не могли сказать, что это и когда было. Но кто в этом виноват? Школа? Учителя? Система? Мы всё время сталкиваемся с проблемами, большинство которых создано искусственно. Так много говорили о «русском мире», даже заболтали это понятие. А в чём он? В тех людях, которые выживают в подвалах разрушенных домов? Под Горловкой, шестой год подряд в подвале живут несколько семей тех, кому некуда ехать — у кого-то документы сгорели, у кого-то нет родных. Из подвала ведёт бетонный лестничный пролёт — и на стене кто-то из них нарисовал на куске обоев: Христос на Голгофу несёт крест. Вот для меня это символ русского народа, который идёт, карабкается вверх с тяжким бременем, с этим крестом. А вот сможет ли подняться?