Спектр (Литва): эффект домино
Хранилища более чем на миллион тонн отходов химического производства на линии разграничения между украинскими военнослужащими и бойцами вооруженных формирований самопровозглашенной и не признанной мировым сообществом Донецкой народной республики, между Торецком и Горловкой, а также еще на полмиллиона тонн отходов коксохимического производства также прямо рядом с линией соприкосновения — в Авдеевке — даже по меркам нынешнего взрывоопасного Донбасса — колоссальная проблема. В эти крайне опасные озера смертоносной жидкой химии во время боевых действий уже попадали снаряды, а рядом протекает Казенный Торец, речка из водосбора Северского Донца — самой крупной водной артерии Восточной Украины. Она берет начало в России, в Белгородской области, пересекает украинскую границу, течет по Харьковской, Донецкой и Луганской областям, после чего вновь возвращается на территорию России, в Ростовскую область. Именно поэтому и российским, и украинским городам в равной степени грозит экологическая катастрофа, если отстойники всерьез пострадают от обстрела. Любой неудачно попавший тяжелый снаряд может повредить дамбу отстойников, и в течение считанных суток сотни тысяч тонн концентрированного яда выйдут на водозабор питающий питьевой водойЛуганск и область, а еще через пару суток они попадут в водозабор Каменск-Шахтинского, города с 88 тысячами жителей, что стоит на Северском Донце, в Ростовской области Российской Федерации. Корреспондентам «Спектра» удалось побывать на одном самых опасных таких хранилищ, расположенном прямо на нейтральной полосе на линии фронта, в момент так называемого ситуативного перемирия — временного прекращения огня по соглашению сторон для отсыпки и укрепления дамбы вокруг одного из двух искусственных озер-накопителей Научно-производственного объединения «Инкор и Ко», бывшего «Дзержинского фенольного завода», одного из крупнейших в мире производителей коксохимической продукции — нафталина и феноло-крезолов. Угроза химического отравления настолько очевидна для всех, что ради нейтрализации опасности в этих местах даже регулярно прерывают боевые действия. Очень тяжело, но чаще всего все же успешно, по этой и другим таким же точкам на линии соприкосновения идут переговоры о своеобразных гуманитарных технологических перемириях — для работы ремонтников и специалистов. Розовое озеро Степь между подконтрольным Украине Торецком и неподконтрольной Горловкой. Слева — террикон с украинским флагом, справа — ДНР. Между ними, ближе к украинской позиции, гладь розоватого химического водоема. Рабочие укрепляют дамбу под охраной патруля украинских офицеров Совместного центра по контролю за соблюдением перемирия. Украинские офицеры — в зоне обстрела, наблюдатели ОБСЕ — на безопасном расстоянии, но в зоне прямой видимости, а работники завода уплотняют насыпь. Как практически все гражданские специалисты на этой войне — без бронежилетов и касок. «Мы наблюдаем, в случае обстрела тут же просигнализируем наблюдателям патруля ОБСЕ, и они свяжутся с той стороной!» — после проверки документов один из военных обрисовал нам ситуацию. «Та сторона» — это ДНР. Осенью 2014 начал работу Совместный центр по контролю и координации вопросов прекращения огня и стабилизации линии размежевания сторон. Он был сформирован из наблюдателей ОБСЕ, украинских и российских офицеров, которые поначалу совместно решали неотложные вопросы — например, такие, как укрепление защитной дамбы рядом с химическим могильником. Однако в декабре 2017 года все российские офицеры покинули Украину. Их место в офисах СЦКК на неподконтрольной Украине территории заняли представители вооруженных формирований самопровозглашенных республик. Они объявили себя частью Центра «со стороны ДНР и ЛНР». Фактически вся эта история была ярким свидетельством стремления россиян заставить Киев начать прямые контакты с ЛДНР. С того момента украинская часть Совместного центра работает не совместно, а самостоятельно. При этом ремонт электропередач и укрепление дамб в хвостохранилищах производятся при посредничестве миссии ОБСЕ на Украине. «В прошлом году работать было опасно, в этом все просто укрепляем дополнительно, главное для дамбы мы сделали в 2018-м!» — говорит нам местный специалист, не пожелавший называть свое имя — тут все строго, что в армии, что на заводе. «В прошлом году стреляли сильно, а в этом пока спокойно, и с отстойником — тоже спокойно будет», — уверяет нас украинский офицер из Совместного центра по контролю за соблюдением перемирия. Он тоже не представляется и отказывается что-либо говорить на камеру. Хвосты Фенольный завод в Торецке на Донбассе появился больше века назад, еще во время Первой мировой войны. Сегодня это принадлежащее Ринату Ахметову НПО «Инкор и Ко». Предприятие модернизировали, отходы перестали бесконтрольно сливать в хранилища в степи. Но старые огромные захоронения ядовитых веществ, накопленные за долгие десятилетия, никуда не исчезли. И теперь, во время войны, они представляют из себя очевидную угрозу. В настоящий момент даже трудно оценить масштабы проблемы. Никто никогда не просчитывал последствия вероятного излития тысяч тонн отходов коксохимического и фенольного производств в местные реки. Здесь, под Горловкой и Торецком собраны в жидком виде чрезвычайно токсичные феноловые соединения — это отходы переработки коксохимического сырья или «хвосты». Поэтому эти отстойники называются «хвостохранилищами». Фенол и формальдегид убивают все вплоть до микроорганизмов. Они поражают кожу и слизистые человека и животных, вызывая химические ожоги и поражают печень, почки и центральную нервную систему. Свои хвостохранилища специалисты «Инкор и Ко» стараются осматривать один раз в неделю — каждый раз это двухнедельный цикл подготовки с согласованием «окна тишины» и зеркальным выдвижением двух патрулей наблюдателей ОБСЕ с обеих сторон линии соприкосновения. Эксперт ОБСЕ Ирина Николаева со специалистами завода НПО «Инкор и Ко» на берегу отстойника. Переговоры о проведении необходимых ремонтных работ и о своеобразных технологических перемириях идут между воюющими сторонами тяжело, но, как правило, результативно. Слишком велика для всех опасность утечки ядовитых веществ. Здесь, на линии фронта под Горловкой это озеро химии не одиноко — в сотнях метрах правее еще одно хвостохранилище «Инкор и Ко» с еще более чем 270 тысяч тонн испаряющихся отходов кислотного происхождения. А ниже этих двух объектов с почти миллионом тонн химических отходов 1-го класса опасности расположена большая жидкая «река», которая фактически является хвостоприемником отходов от процессов обработки угля Дзержинской центральной обогатительной фабрики (ЦОФ). В этой химической реке 8(восемь) миллионов тонн отходов самого низкого 4-го класса опасности, но они вместе с двумя хранилищами отработанной химии завода «Инкор и Ко» образуют огромную «бомбу» — в случае разрушения дамбы любого из верхних хвостохранилищ ее химия сразу попадет вниз в жидкую реку отходов ЦОФ и за считанные сутки будет доставлена общим потоком к ближайшему питьевому водозабору. Прорыв такой «экологической мины» в реку, которая течет мимо многих украинских городов в Россию и Азовское море — очевидная для всех сторон конфликта катастрофа. Эффект домино «Дамбу нужно укреплять, а укреплять ее нечем, — пояснила „Спектру" глава группы экологического мониторинга при офисе Координатора проектов ОБСЕ в Киеве, кандидат технических наук и экоаудитор Ирина Николаева, — Сотрудники „Инкор и Ко" укрепляют ее суглинками, но это не материал для дамбы (он легко размывается даже дождевой водой, — прим. „Спектра"), а доступа к карьеру с глиной у них нет — все осталось на неподконтрольной Украине территории». Ирина Николаева — руководитель группы специалистов, которые с июня изучают ситуацию с хранилищами вредных отходов в Донбассе. Работу ученых финансирует офис Координатора проектов ОБСЕ в Киеве. «Работа именно нашей группы имеет очень точное название: „Исследование текущего состояния хвостохранилищ и их аварийного влияния на водные объекты в условиях ведения военных действий" — рассказывает „Спектру" Ирина Николаева. — Мы сфокусированы на политике предотвращения аварийных ситуаций. Мы знаем, что в накопителях тяжелая химия, есть плохое техническое состояние (фактически аварийное) этих гидротехнических сооружений, и мы моделируем „аварийный сценарий" и будем давать рекомендации, какие именно мероприятия и какими службами, государственными и предприятия, должны быть выполнены, чтобы предотвратить аварию и в случае аварии. Еще мы ищем технологии и источники финансирования для переработки/нейтрализации этих отходов и закупки систем оповещения». «Один из аспектов, который мы тут исследуем — это „эффект домино", — говорит Ирина Николаева, — Если мы подчеркиваем в исследовании слова „в условиях боевых действий", то мы хотим сказать, что любой снаряд может спровоцировать сейсмику. Учитывая пустоты под хвостохранилищами (имеются в виду пустые выработки в старых угольных шахтах, — прим. „Спектра") — в один день провалится накопитель, и все. Это не из фильмов ужасов, это действительность. Мы знаем, что в накопителях тяжелая химия, что у них плохое техническое состояние, фактически аварийное. И мы моделируем „аварийный сценарий". Будем объяснять руководству предприятий и госслужбам, что делать, чтобы предотвратить аварию, и как себя вести, если она все же произошла». По словам эксперта, из 199 накопителей промышленных отходов в Донбассе на подконтрольной Украине территории находятся 74, остальные — на территории непризнанных республик. Ученые ранжировали их, сопоставляя класс опасности химических веществ, их объем в том или ином хранилище и близость к территории военных действий. Самыми опасными признаны 10 отстойников — по 5 в Луганской и Донецкой областях. В их числе — два ядовитых озера завода «Инкор и Ко», накопитель Дзержинской центральной обогатительной фабрики и два хвостохранилища Авдеевского коксохимического завода — самого крупного в Европе подобного предприятия. Авдеевка — город подконтрольный Украине, но и на его окраине, и в окрестностях периодически идут бои. Хранилища вредных отходов расположены недалеко от позиций ВСУ. Рядом с заводом — отстойник, который не сливали с 2001 года. По официальным данным тут 443 тысячи тонн фенола, соединений серы, нафталина и других чрезвычайно токсичных веществ — так называемые «хвосты» флотации с обогатительных фабрик. Всего же в этих ядовитых озерах собраны сульфат аммония, серная кислота, нафталина, формальдегидов, отходов фенольного производства в виде карбонатного шлама — это фенол в связанном виде, щелочные отходы и многое другое. Авдеевка была под обстрелом много раз и вся, только на территорию коксохимического производства упало около 300 снарядов и ракет «Градов», 12 работников завода погибли — в основном по дороге на работу и с работы. Авдеевский коксохимический завод. «Снаряды попадали в один накопитель „инкоровский" и один авдеевский, то есть, были повреждены два из пяти хвостохранилищ. Как эксперт, я бы тут не ранжировала уровень рисков — если снаряд попадет в химический накопитель Авдеевского коксохимического завода, тоже мало не покажется и рекам, и всей водной системе. Хотя, конечно, срок добегания химических отходов из Авдеевки к источникам питьевой воды будет дольше, чем для хвостохранилищ между Горловкой и Торецком. Там, в Авдеевке, ближайший подземный водозабор — для технической воды, но при „удачном" попадании снаряда в этот накопитель подземным водам все равно там придет конец на века, все живое умрет. Химия там тяжелая, серьезная, безопирены, сульфаты, все на свете…» — призывает «Спектр» не делить накопители на «опасные» и «не очень» Ирина Николаева. По словам эксперта, один из накопителей «Инкор и К», например, содержит кислоты, которые испаряются. «У меня лично после тридцати минут прогулки по дамбе этого хвостохранилища ночью случился отек, там очень серьезные отходы и там без масок и респираторов лучше не ходить — это будет одной из наших рекомендаций», — рассказала Ирина Николаева. «Понимаете, проблему? Два химических накопителя очень сложных, очень опасных и под ними фактически эта „река" от ЦОФ, куда они просто сливают свои отходы на рельеф, то есть, там нет накопителя, нет ограждающих каких-то сооружений, я не говорю уже об изоляции. Я везде была, но такого в Украине не видела нигде!» — поделилась своим возмущением от увиденного под Торецком экоаудитор. Центральная обогатительная фабрика города Торецка не следила за своим «хвостохранилищем» все пять лет войны. Теперь с помощью экологов познакомились с коллегами — сотрудниками фенольного завода. Может, смогут воспользоваться одним из их «перемирий» или «заказать» свое. Николаева рассказала, что сейчас ученые-экологи экстренно ищут международные компании, которые могли бы взять на себя утилизацию химических отходов Донбасса между Торецком и Горловкой. Кроме того, необходимо найти финансирование и обеспечить дамбы автоматическими системами раннего обнаружения повреждений. Они срабатывают на сейсмическую активность и при любом движении должны давать сигнал на предприятие и спасателям. Все, кто ниже, должны смотреть вверх Долгие годы Россия и Украина беспроблемно осуществляли совместный контроль и охрану трансграничных водных объектов. Соглашение о сотрудничестве было подписано осенью 1992 года и формально действует до сих пор. С середины 90-х годов существуют договоры об экологическом и гидрометеорологическом мониторинге, а с 2006 года функционировала система обмена данными о состоянии трансграничных вод в бассейнах реки Северский Донец и Азовского моря. Сотрудничество двух стран в регионе можно было назвать образцовым. Со стороны России эти программы всегда курировало Федеральное агентство водных ресурсов. «Спектр» неоднократно обращался туда с двумя простыми вопросами — фиксируют ли в бассейновом управлении водными ресурсами Дона загрязнение, связанное с военными действиями в Донбассе и существуют ли разработанные планы реагирования на случай возникновения чрезвычайных ситуаций? Нельзя сказать, что с нами вообще не общались — нам обещали ответы российского эксперта по Северскому Донцу. Но, в итоге ответа по существу на наш информационный запрос мы так и не получили. При этом Украинское Северско-Донецкое бассейновое управление водных ресурсов (БУВР) предоставило нам всю запрошенную информацию. Заместитель начальника украинского БУВР Наталья Белоцерковская и Эдуард Осинский при финансировании офиса Координатора ОБСЕ в Киеве провели исследование, результаты которого есть в распоряжении «Спектра». В случае чрезвычайной ситуации в виде прорыва дамбы накопителя Авдеевского коксохимического завода, химическая грязь в течение двух недель преодолеет расстояние до реки Северский Донец и до питьевого водозабора Попаснянского районного водоканала, который снабжает питьевой водой более миллиона человек на неподконтрольной территории в Луганске и области. Этот показатель — 14-15 суток — специалисты называют «общее время добегания». Если прорыв дамбы случится на хвостохранилище фенольного завода «Инкор и Ко», то общее время добегания до того же водозабора в Попасной будет куда меньше — от 3 до 9 дней. За сколько дней добежит отрава до, скажем, российского города Каменск-Шахтинский, который тоже берет воду из Северского Донца, никто в Славянске не рассчитывал. «Действует простой принцип и практика: все, кто „ниже" по течению, должны смотреть „вверх" — что оттуда идет, чем это чревато?— говорит замначальника БУВР Наталья Белоцерковская. — Ростовская область ниже. Мы с российской стороной не общаемся, категорически. У нас было соглашение с Российской Федерацией, но после 2014 года никакого взаимодействия нет». «Мы находимся в состоянии войны и никаких отношений (с Россией — прим. „Спектра") у нас нет, — продолжает начальник БУВР Сергей Трофанчук. — Есть отношения какие-то в Минском формате, но мы, как бассейновая администрация, туда не включены, там компания „Вода Донбасса" присутствует вместе с представителями Попаснянского водоканала — по вопросам водоснабжения неподконтрольных территорий, это чисто хозяйственные вопросы. А нас к разговору не приглашают». Пока специалисты БУВР не паникуют — на интересующем их отрезке течения Северского Донца они фиксируют лишь 5%-ое увеличение степени загрязнения вод, связываемое с последствиями боевых действий. Однако воду для анализа украинский БУВР берет из Северского Донца в районе Лисичанска. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять: воду берут еще до того, как Северский Донец попадает в зону боевых действий, затопленных шахт и «оранжевой реки» откачиваемой с недр без очистки сливаемой в один из притоков Северского Донца с шахты «Золотое». Но это уже не заботит украинский БУВР, потому что дальше вода уходит в Россию. Тут бы весьма пригодились данные о загрязнении воды уже на российской территории — но на все наши запросы в российские ведомства мы не получили содержательного ответа. Никакого обмена данными на экспертном уровне между двумя странами также нет. Ирина Николаева только что вернулась из Будапешта, где на специальном семинаре по двум международным конвенциям — водной и трансграничной — делала доклад об исследованиях ученых-экололгов в Донбассе. По ее словам, сотрудники бассейновых речных комиссий со всей Европы очень интересовались, есть ли сейчас обмен данными между Россией и Украиной. Предлагали наконец собрать на нейтральной площадке представителей бассейновых управлений украинской и российской стороны. «Я как гражданин и эксперт не против, — говорит Ирина Николаева, — но, когда я общалась с украинскими бассейновыми управлениями, мне все в один голос говорили: „никто с Россией работать не будет, совместных встреч быть не может". Но ведь, если хранилища на Донбассе будут разрушены, без питьевой воды останутся и украинские города, и российские».
