Домашняя война

Около трёх лет назад Госдума внесла в 116-ю статью УК изменения, которые окрестили Законом о домашнем насилии. Теперь побои в отношении близких родственников, совершённые впервые, – это не уголовная статья, а административная. Консерваторы вроде сенатора Елены Мизулиной объяснили, что хотят защитить семейные ценности и негоже давать повод за шлепок по попе отнимать у родителей ребёнка. Аргумент оказался иезуитским, поскольку развязал руки тысячам домашних агрессоров, а уровень бытового насилия вырос втрое. Бейте на здоровье В июле 2019 г. Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) впервые обязал Россию выплатить компенсацию по делу о домашнем насилии. 34-летняя жительница УльяновскаВиктория Володина была вынуждена эмигрировать и сменить имя, чтобы избавиться от преследований гражданского мужа. В 2015 г. Володина от него ушла, но он приходил к ней домой, избивал, угрожал убить. Закон о домашнем насилии ещё даже не был принят, но полиции было плевать. Женщина уехала в Москву и попыталась устроиться на работу. Отелло нашёл в Интернете её резюме, пригласил на собеседование, после чего, словно наложницу, увёз в Ульяновск. В 2016–2018 гг. Виктория семь раз обращалась в полицию из-за побоев или угроз насилия. В одном из случаев избиение привело к выкидышу. Даже когда ревнивец перерезал тормозной шланг в её автомобиле и отобрал сумку с паспортом, реформированная полиция продолжала считать, что это гражданско-правовые отношения: милые бранятся – только тешатся. Только когда сожитель выложил в Интернет интимные фото Володиной, полиция согласилась, что это вроде как вмешательство в личную жизнь, но вскоре дело было закрыто. А значит, и о госзащите речи идти не могло. Теперь Россия выплатит Виктории 20 тыс. евро компенсации и ещё 5 тыс. – на судебные издержки. Но властям обиднее всего пощёчина дипломатическая: Европейский суд указал, что в нашей стране отсутствует законодательство, сдерживающее домашнее насилие, а пострадавшие не получают помощи. Хотя Минюст совсем недавно официально заявил, что закон у нас отличный, изменений не требует. Страсбург разбирает ещё несколько дел о домашнем насилии из России, в том числе историюжительницы подмосковного Серпухова Маргариты Грачёвой, которой муж отрубил топором кисти рук. Этого тоже могло бы не произойти: жертва обращалась в полицию, когда отморозок впервые вывез её в лес и угрожал ножом. Тогда участковый перезвонил Грачёвой через 20 дней, а на вопрос «почему так долго?», ответил: «Это же Россия». Разумеется, после разговора с таким дядей Стёпой муж почувствовал если не поддержку, то хотя бы ощущение безнаказанности. То же самое, вероятно, ощущал и бывший сотрудник ФСКН Сергей Гусятников, который убил 48 ударами ножа свою жену Елену Вербу, которая несколько раз снимала побои и обращалась в полицию, но никакой помощи не получила. Декриминализация побоев сразу же дала всплеск насилия. Хотя три четверти женщин, избитых мужем или сыном, в полицию за помощью вообще не обращаются, в 2017 г. количество жалоб на домашнее насилие в России выросло втрое, в суды поступило около 161 тыс. административных дел. ВЦИОМ в 2017 г. выяснил, что 10% опрошенных россиян подвергались насилию в семье, а 19% сами допустили применение физической силы в отношении близких. По оценке правозащитной организации Human Rights Watch, с насилием со стороны близких сталкивается каждая пятая женщина в России. При этом на всю Москву в аппарат уполномоченного по правам человека обратилось чуть более 70 пострадавших. Столичный омбудсмен Татьяна Потяева говорит, что всё чаще встречаются сообщения о побоях «глубоко пожилых людей». Те же тенденции отмечал в Екатеринбурге его бывший мэр Евгений Ройзман. По его словам, дело не столько в облегчении наказания, сколько в домостроевской риторике, которая расцвела на почве возрождения «традиционных ценностей семьи», среди которых всегда выделялся тезис «да убоится жена мужа своего». 61% опрошенных аналитическим агентством «Михайлов и партнёры. Аналитика» не считают актуальной для России проблему насилия в семье. 39% опрошенных допустили применение силы к близким, а 47% опрошенных подчеркнули, что домашнее насилие – частная проблема. Обсуждая западный опыт, сторонники скреп всегда приводят в пример крайности. Например, 8-летнего нью-йоркского мальчика, который оторвал у сверстницы пуговицу с пальто, попытались «прикрутить» за сексуальное домогательство. Поэтому в жалобах детей друг на друга или родителей нужно видеть иуду Павлика Морозова. Хотя избиение детей в российских семьях – самая латентная область домашнего насилия. Взрослой женщине найти защиту попроще. Смертный бой В настоящее время избитая женщина должна сама обратиться в медучреждение, где рассказать врачу, как ему правильно описать повреждения, чтобы это годилось для последующей судмедэкспертизы, проконтролировать, чтобы в милицию отправили телефонограмму. Сама оценить тяжесть телесных повреждений и в зависимости от этого обратиться в местное отделение милиции, прокуратуру или в суд. Ей нужно знать, что необходимо потребовать там направление на судебно-медицинское освидетельствование, а если его откажутся выдать, пройти освидетельствование за деньги. Поскольку травмы, полученные в результате домашнего насилия, квалифицируются как побои, лёгкие телесные повреждения и относятся к статьям частного обвинения, она должна сама обратиться к мировому судье, грамотно оформить все бумаги, собирать доказательства, представлять их на процессе, приводить свидетелей. Всё это время у насильника будет бесплатный защитник. А самой ей, вполне возможно, придётся проживать со злодеем в одной квартире. Вероятно, такая ситуация соответствует «традиционным семейным ценностям». В русской литературе от Гоголя до Чехова избиение мужем жены в крестьянских и мещанских семьях являлось нормальным следствием дурного настроения или чрезмерного употребления водки. Даже когда жертву «били смертным боем», то есть могли забить насмерть, никто из соседей не имел права вмешиваться или дать ей приют. Земские суды практически не рассматривали дела об избиениях в семьях, зато случаи убийств на той же почве карались по всей строгости – до двадцати лет каторжных работ. Никакой профилактики явления не велось: оно считалось само собой разумеющимся и редко приводило к распаду семей. В советское время уровень домашнего насилия только возрос, поскольку до 90% городского населения проживало в коммунальных квартирах, общежитиях и бараках, где чрезмерная скученность людей разных полов, возрастов, национальностей и сословий очень часто приводила к конфликтам. В отношении домашних насильников практиковались «товарищеские суды», «меры общественного воздействия» в виде выговоров, штрафов, принудительных работ сроком на 15 суток – вплоть до увольнения с работы или исключения из партии. Вместе с тем СССР одним из первых принял Всеобщую декларацию прав человека, провозгласившую право всех землян на жизнь без насилия. С той же лёгкостью мы подписались под Декларацией об искоренении насилия в отношении женщин, обязавшись вмешиваться во внутреннюю жизнь семьи и брать на себя функцию защиты, когда семья превращается в источник эксплуатации и злоупотреблений. Однако никаких реальных механизмов защиты не создано, а товарищеские суды исчезли. В цивилизованном мире системы, словно в назидание нам, повторяют друг друга. Например, насильнику запрещено вступать в любой контакт с обладательницей охранного ордера: звонить ей по телефону, присылать письма или подарки, не говоря уже о том, чтобы приближаться к своей бывшей жертве или местам её обитания: дому, офису, школе. При совместном проживании заявитель может поставить вопрос о выселении нарушителя. Судья, выдавший ордер, вправе обязать ответчика пройти курс лечения от алкоголизма или наркозависимости, посещать психолога или выплачивать заявителю деньги на содержание ребёнка, квартирную плату, расходы на лечение. Охранный ордер не приговаривает к тюремному заключению, но при его нарушении ответчик может быть отправлен за решётку. В России охранные ордера пытались ввести многократно. К 2005 г. проект закона о противодействии домашнему насилию 48 раз выносили на обсуждение в Государственной думе. И 48 раз его отклоняли ­депутаты! Хотя постсоветская Дума была более своевольной, а уклона к традиционным ценностям не наблюдалось. Понятно, что и за последующие 15 лет движение наблюдалось в пику общемировому. Хотя принята Национальная стратегия действий в интересах женщин на 2017–2022 гг., где предупреждение насилия в отношении женщин «включено». Закрылись даже некоторые из убежищ, где избитая женщина могла найти приют и поддержку. Регионам содержать их накладно. Но не скажешь же, что просто жаль денег, поэтому говорят о курсе на «восстановление семей». Но специалисты называют присказку «Бьёт – значит любит» самым вредным мифом. Распространена ситуация, когда женщина прибегает в убежище в халате и тапочках вся в синяках, а на следующий день её муж на коленях умоляет «дать шанс». Но через пару дней женщина снова прибегает в том же виде. Часто жертва годами терпит насилие, не предпринимая действенных усилий для решения проблемы. Одни думают, что так или иначе насилие присутствует во всех семьях и во всех отношениях. Другие считают семью женским предназначением и якобы только она ответственна за то, что в ней происходит. Третьи считают развод признаком своего поражения как женщины. Один из самых главных доводов: детям нужен их отец. Хотя любой психолог подтвердит, что если в семье папа бьёт маму, то у ребёнка будет высокий уровень тревожности, утомляемости, он будет чаще болеть и проецировать свои комплексы на новую семью: мальчик, скорее всего, будет гонять супругу, а девочка свяжет жизнь с жестоким и агрессивным мужчиной. Нужны ли России XXI века такие «традиции»?