Süddeutsche Zeitung (Германия): там, где кончаются подсолнухи

Сергей Шавабанов и его мать Вера считали, что худшее позади. Ведь в их маленький дом попали осколки гранаты еще в 2015 году, вскоре после начала войны на востоке Украины. Несмотря на это, Шавабановы остались в Жованке, непосредственно на линии фронта между украинской армией и кремлевскими сепаратистами. «Я не верила, что снова попадем под обстрел», — говорит 77-летняя Вера Шавабанова. На ней — сарафан с цветочным узором, на голове белый платок поверх седых волос. Спустя два года войны на Жованку снова посыпались десятки ракет и гранат, мать с сыном укрылись в саду в погребе для картофеля. Когда через несколько часов они поднялись на поверхность, их дом был охвачен огнем. От него остались лишь наружные стены. Вере Шавабановой удалось уберечь сумку с некоторыми документами. На восстановление дома у Шавабановых нет денег. Сергей, 49-летний железнодорожник, потерял работу, когда вокзал закрыли из-за близости к фронту. После пожара уже два с половиной года мать с сыном живут в увитой петуниями летней кухне. Они живут на пенсию, которая составляет менее ста евро, содержат кур и уток, выращивают овощи. Почти пять с половиной лет длится война в Донбассе, почти столько же, сколько Вторая мировая война. По данным ООН, в ходе войны пострадали 3,9 миллиона человек. Более 13 тысяч человек погибли, более 27 тысяч получили ранения или стали инвалидами. Только в Донецке — регионе рядом с Луганском — было повреждено или разрушено 13 тысяч домов. Мало что восстанавливают. 400 взрывов за один день: на войне нет передышек Разрушения и смерти не прекращаются. На фронте не стало спокойнее: ни после того, как Киев с Москвой обменялись военнопленными и заложниками в начале сентября, ни после того, как представители Украины и России 1 октября подписали «формулу Штайнмайера», которая подразумевает проведение выборов на территории Восточной Украины, а также вступление в силу особого статуса Донбасса. В скором времени при посредничестве Ангелы Меркель и президента Франции Эммануэля Макрона будет обсуждаться вопрос о прекращении войны. Но до мира далеко. Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) сообщает, что позиционная война с гранатами и ракетами, минами и снайперами возобновилась. Только 2 октября вдоль 427-километровой линии фронта наблюдатели ОБСЕ насчитали около 400 взрывов и более 1 000 других нарушений режима тишины. Дорога к линии фронта в деревне Жованка, находящейся в 15 километрах от небольшого городка Горловка, проходит через пологую, холмистую равнину Донбасса. Убранные поля пшеницы на исходе лета блестят на солнце черным глянцем, поля подсолнухов тянутся до самого горизонта, сбор урожая еще не кончился. Только на улице, где живут Шавабановы, стоят несколько разбомбленных, обугленных остатков домов. Линия фронта проходит прямо через деревню. Сергей и Вера Шавабановы живут в северной части, что находится под контролем Киева. А через две улицы, всего несколько сотен метров южнее, контроль находится в руках боевиков созданной Кремлем «Донецкой народной республики». «Не проходит и ночи, чтобы мы не услышали где-то звуки взрывов», — говорит Вера Шавабанова. Один из самых заминированных регионов в мире Людмила Пахомова, учительница начальных классов на пенсии, в качестве почетной старосты села заботится об оставшихся 126 жителях из некогда проживавших здесь 800 человек. «Большинство жителей — пенсионеры, как и я, которые не хотят покидать свои дома или им не к кому переехать, — говорит Пахомова, пожимая плечами. — Дома не восстанавливаются, потому что боевые действия продолжаются. Гуманитарные организации приезжают сюда не более, чем на пару часов. Водопровод разрушен, но для нас это не катастрофично лишь потому, что половина домов имеет собственные колодцы. Два года назад у нас тринадцать месяцев не было электричества. А газа нет еще с 2014-го года». Фронт в Восточной Украине является одним из самых заминированных регионов в мире. Группа разминирования организации Halo Trust до июля этого года насчитывала 2 054 человека, погибших или ставших калеками из-за мин. По этой причине жители деревень предпочитают не собирать в лесу дрова для отопления домов и приготовления пищи. Многие поля перекрыты. Часто помогают иностранные благотворители, но их внимание уже давно занято другими войнами и катастрофами. ООН до сих пор собрала лишь треть средств на то, чтобы в зимний период можно было оказывать хотя бы экстренную помощь. Людмила Пахомова, по крайней мере, в августе получила от Красного Креста четыре тонны угля, прежде чем единственная ведущая в деревню проселочная дорога не стала небезопасной и непроходимой из-за осенних дождей, снега и наледи. Единственная асфальтированная дорога в Жованку проходит по территории, находящейся под контролем России. «Школа, детский сад, библиотека и церковь находятся в сепаратисткой части деревни — как и оба продуктовых магазина, а также дом сельсовета», — вздыхает Пахомова. Поэтому пустой дом одного бежавшего односельчанина служит «гуманитарным центром». Машина, которая один раз в неделю привозит свежий хлеб, останавливается здесь, как и трое докторов, приезжающих в деревню каждую вторую среду месяца, по крайней мере летом, вместе с рентгеновским аппаратом и гинекологическим креслом. Даже когда в Жованку добирается священник, он также приглашает всех в «гуманитарный центр». Но последний раз служба проводилась 16 месяцев назад. Многие семьи бежали в другие регионы Украины Северная Жованка и южная Жованка уже несколько лет живут отдельно друг от друга. «У всех нас там родители, дети или внуки — но никакого контакта с ними», — говорит Пахомова. Ее 32-летний сын Евгений и двое внуков живут в южной части деревни, всего в 900 метрах, но они отделены от нее линией фронта и минными полями. «Два года прошло с тех пор, как я в последний раз видела Евгения и моих внуков». Раньше Людмила Пахомова за несколько минут могла добраться до сына, а сегодня ей пришлось бы идти 17-километровым обходным путем, ведущим через блокпосты украинских пограничников и сепаратистов. «Даже без длинных очередей мне пришлось бы потратить на дорогу пять часов, — говорит Пахомова, — а с моими проукраинскими взглядами я боюсь туда ехать». Только с украинской стороны, по данным ООН, на линии фронта живут около 70 тысяч человек. В четырех часах езды на юг от Жованки, в 35 километрах к северо-востоку от Мариуполя находится село Чермалык. Там закрыт даже путь к покойникам. Село расположено на подпруженной реке Кальмиус, по другую сторону сепаратисты занимают свои позиции. С начала войны здесь нельзя ни ловить рыбу, ни купаться, доступ к кладбищу закрыт. Если на кладбище нужно выкопать новую могилу, украинские армейцы договариваются с сепаратистами при посредничестве ОБСЕ о двух днях прекращения огня. По православному обычаю вырытую могилу перед похоронами оставляют на ночь. Последний раз жители Чермалыка хоронили односельчанина в середине июля. 83-летний Николай Токи, даже летом одетый в серый костюм и синюю бейсболку, рассказывает, как он на минутку зашел к соседу. Его 49-летний сын Иван остался в саду с курами и козами. Незадолго до заката рядом с абрикосовым деревом взорвалась граната. Спустя 90 минут Иван скончался. «Он был крепким, красивым парнем», — говорит Николай Токи, устало глядя на фото своего покойного сына, которое он обвязал траурной лентой. Его семья относится к старожилам села. В советское время Николай Токи полвека проработал трактористом в «колхозе имени Ильича», сын Иван пошел по его стопам. Все знали обоих. Поэтому более 200 человек провожали Ивана в последний путь. По крайней мере, в тот день орудия молчали, в отличие от случая в феврале, когда скорбящих, несмотря на согласованное прекращение огня, обстреляли на кладбище во время похорон. Прошло уже почти три месяца, «с тех пор мне запрещено приходить на могилу сына», говорит Николай Токи. Самая большая проблема? Кладбище! Чермалык также неоднократно становился жертвой войны. 80 домов повреждены или полностью разрушены. Во дворе сельской школы вместо 300 учеников, как раньше, играют лишь 97 детей. Многие семьи бежали в другие регионы Украины, в Россию и в Польшу. Колхоз имени Ильича пришлось закрыть, как и предприятия свиноводства и скотоводства, село и его 1500 жителей таким образом потеряли 250 рабочих мест. Но если спросить сельскую старосту Елену Табию, что является самой большой проблемой, она ответит: «Кладбище». Память об усопших играет в православной церкви особенно важную роль. Родственники покойных часто приходят на могилы, в дни памяти или годовщины они приносят на могилу еду. Но за кладбищем Чермалыка не ухаживают уже пять лет. Надгробия разрушаются, между могилами растет высокая трава. «Каждый день жители просят меня освободить кладбище, — говорит Елена Табия. — Но так не получится. Мы не знаем, где заложены мины и гранаты. Пока не наступит мир, никто не разминирует кладбище». Николай Токи в конце сентября в сельсовете оплачивает электричество. Кладбище все еще закрыто, но у Елены Табии есть и хорошие новости: театральная труппа из Мариуполя будет играть пьесу о греческой свадьбе в сельском доме культуры. А в конце октября откроется новый супермаркет, а также аптека и почтовое отделение. 26-летняя внучка Токи Лариса, бежавшая в Мариуполь пять лет назад, после смерти своего отца Ивана вернулась в Чермалык вместе с мужем Артемом и семимесячным сыном Александром. Они собираются заботиться о дедушке. В начале сентября семья Токи отмечала второй день рождения. Дед Николай, внучка Лариса и правнук Александр находились дома, когда рабочие в подвале рядом с домом молотками и топорами крошили обломки старой гранаты. В последний момент рабочие заметили в обломках неразорвавшуюся ракету. «Если бы топор попал в ракету, мы все взлетели бы на воздух», — сетует Лариса. Затем она взбирается на стремянку, чтобы сорвать с арки перед домом несколько виноградных гроздей. Неподалеку через несколько минут взорвались две гранаты. Никто из семьи Токи даже ухом не повел.