Анастасия Веденская: «Мой брак разрушила близкая подруга»

Актриса впервые называет имя разлучницы и рассказывает про новую любовь. Подробности — в эксклюзивном интервью Три года назад Анастасия Веденская уже была нашей героиней. В тот непростой период ее отношения с мужем Владимиром Епифанцевым дали трещину, все было зыбко… Сейчас у Анастасии новая жизнь, новые телепроекты, популярность, пришедшая особенно с сериалом «Рая знает все», и… новая любовь. И, как выяснилось, это не актер Сергей Губанов, который признавался в симпатии к Анастасии на страницах многих изданий. А другой коллега по цеху — Максим Онищенко. О том, чем ценны для нее эти отношения, — в эксклюзивном интервью журнала «Атмосфера». — Настя, недавно на телеэкране с большим успехом прошел сериал «Рая знает все». По идее, это совсем не твоя роль, но результат оказался удивительным. Что думала, прочитав сценарий, и довольна ли сама тем, что получилось? — Сегодня мы ходили с Орфеем за покупками, и вдруг на улице ко мне буквально кинулась женщина со словами: «Спасибо вам! У меня столько трудностей в жизни, родители болеют, а я пересматриваю серии „Раи“ и отдыхаю душой». До сих пор не могу привыкнуть к такому вниманию: и обнимают, и целуют, и фотографироваться вместе просят. Я понимаю, что нашему зрителю не хватает нормального человеческого кино. Так что я очень рада, что наш фильм получил такой отклик. У нас был потрясающий режиссер Анатолий Артамонов, то, что он разглядел во мне Раю, зная тот шлейф драматических и жестких ролей, который за мной тянется, меня поражает до сих пор. На самом деле мало кто из продюсеров и режиссеров может позволить себе пойти на такой риск — доверить главную роль актрисе, которая никогда раньше не была замечена в подобном амплуа. Поэтому я ужасно благодарна Артамонову Толе, с которым у нас абсолютная любовь, и, конечно же, продюсерам Сергею Мелькумову и Наташе Катковой. Они удивительные люди, с невероятным чутьем. Мое напряжение в первые съемочные дни было колоссальным: на мне лежала двой­ная ответственность. Мало того, что я считала, что могу не справиться с ролью, так еще и боялась подвести режиссера, который в меня поверил. Мне было страшно, признаюсь. — Я тебя видела в «Утиной охоте», ты и там была характерной героиней, а в жизни, на мой взгляд, твоя некоторая резкость и грубость — лишь внешнее наслоение, а внутри ты другая… — Не соглашусь с тобой по поводу грубости. Прямолинейная — да, многим кажусь резкой из-­за своих высказываний. Но я говорю так, как думаю, а не то, что люди хотят слышать, тут уж ничего не поделаешь. И, если ты заметила, делаю это всегда с иронией. А грубость — когда в лоб и серьезно. Поэтому не скажу, что в жизни я Рая. Прочитав сценарий, увидела, что она на меня совершенно не похожа. Значит, что нужно делать? Найти в себе хоть какую-­то зацепку, намек на героиню, понять, что может быть у нас общего, и работать над каждой чертой подробно, утрируя и укрупняя. Я решила идти от внешнего к внутреннему и использовать свою не совсем подходящую для этого образа внешность себе на руку. Я придумала ей бантики, цветные повязки, кудри, красную помаду, накладные ногти… Этакий Уолт Дисней немного. На пробы явилась при полном параде. (Смеется.) Когда меня утвердили, намеренно стала поправляться и набрала двенадцать килограммов. Ну не может быть Рая худой! — В процессе съемок ты нашла в себе еще черты Раи? — Макс, мой молодой человек (актер Максим Онищенко. — Прим. авт.), считает, что я и есть Рая. Я с ним не согласна. (Смеется.) Хотя, по правде говоря, я иногда бываю такой же смешной, непосредственной и бешеной. Хорошо, что это наблюдают только самые близкие люди. А еще — Рая в душе ребенок. Поэтому смотрит на все открытыми глазами, очень ранимая и добрая. Мне нравится, что она не лгунья, всегда говорит то, что думает. В этом, наверное, наше главное совпадение. Правда, я могу промолчать, а она — нет, скажет, когда ее и не просят. Наверное, ей не хватает такта, но это тоже черта ребенка. Я, как и она, ненавижу вранье, и, так же как и ей, мне делали ужасно больно. Ревность, измены, стяжательство… на все это мне наплевать, но ложь просто физически не выношу. — И мы с тобой говорили в предыдущем интервью, что основная причина твоего расставания с Владимиром Епифанцевым заключалась не в изменах, а во лжи… — Да! Если ты врешь человеку, ты его не уважаешь. А значит, он теряет для тебя ценность. Тогда почему мы должны общаться, а тем более жить вместе? Я вообще любитель конкретных решений и прямых путей, поэтому не понимаю, зачем все усложнять обманом. В этом смысле у меня мужской мозг, я просто ухожу, неважно из-­за чего. Если нарушены мои условия или границы, я ухожу в одночасье, и это значит все, а не «поумоляй меня вернуться». — В «Осеннем марафоне» жена Бузыкина говорит ему: «Я все время жду, когда ты соврешь. От этого же можно сойти с ума…» — Да, это ужасно. Я никогда не контролирую Макса, может, это душевная лень, но мне все равно, где он, я верю на слово. Мне жалко женщин, которые всегда «на стреме», хотят постоянно быть в курсе того, где находится их мужчина. Я просто точно знаю, что, если что-­то будет не так, правда сама ко мне придет. Мы не в детском саду, чтобы устраивать слежки. Хотя, может, я так говорю потому, что мне не ясна природа ревности, за всю жизнь так и не поняла, что это такое, не чувствую. В любом случае если человек — мерзавец, то жизнь меня сама с ним разведет. — Вы с Максом уже два года вместе. Эти отношения для тебя не компромисс после тяжелого расставания с Епифанцевым? — Нет, наоборот, я как раз больше люблю быть одна. Мы два года вместе, и для меня — это серьезный срок, высший пилотаж, что называется. Я никогда не стремилась найти себе кого-­то, рядом сами возникали новые и интересные люди. Когда я предупреждала, что не планирую серьезных отношений и могу в один прекрасный день исчезнуть, мужчины почему-­то были уверены, что это шуточки. И когда я на самом деле исчезала или объясняла, что не готова посвящать свое время им, ужасно обижались. Таким образом закончились, например, мои отношения с культовым американским музыкантом Лазаро Пина из группы «Иль Ниньо». Епифанцев, кстати, был поражен, когда узнал, что мы встречаемся, потому что фанател от его музыки. Лаз не понимал наших странных отношений с Володей. Он рассказывал, что в Америке вообще не может такого быть, чтобы люди официально не развелись, хотя уже не живут вместе. Ему были непонятны все эти сложности и почему я должна уговаривать бывшего мужа дать мне развод. Ему казалось, что мне нельзя до конца доверять, раз формально я замужем. В общем, я поняла, что эти отношения начинают меня напрягать… Не знаю, как так вышло, что мы с Максом до сих пор вместе. Думаю, это оттого, что он очень комфортный человек, с ним легко. А так как характер у меня не самый простой, для меня важна эта легкость. — У Максима пока нет такой популярности и востребованности в кино, как у тебя. Он нормально это переносит? — Сейчас у него три больших параллельных проекта. Один исторический — «Русский раб». Я вижу, как Макс меняется, развивается в профессии, это моя самая большая радость. Володя называл это своеобразной наркоманией. Меня никогда не интересовали «готовые» люди, у меня никогда не было романа с миллионером, мне неинтересен уже сформировавшийся человек. — Ты просто Хиггинс из «Пигмалиона», только в юбке… — Да, наверное. (Смеется.) Но с Володей была такая же история. Мне все вокруг, в том числе мама, говорили: «Ты обалдела, это нищий панк, ему тридцать три года, а у него ничего нет». Я отвечала, что он крутой, талантливый, чувствовала его потенциал. Мой любимый сюжет в кино — превращение обычного человека, среднестатистического задрота, в супергероя. Это абсолютная магия. Каждому нужно найти в себе эту точку воина. Уверенность мужчине может дать женщина. Не говорить, что он самый лучший, это вообще не про меня, я, наоборот, чаще указываю на недостатки. Правда, у меня разные методы воздействия, так просто не объяснить. Вокруг меня определенная энергия, ты же знаешь, что я помешана на этом, езжу в места силы, к своим монахам в джунгли, в Камбоджу, они делают настоящие чудеса. У меня тоже есть определенное посвящение, всю жизнь, сколько себя помню, занималась духовными практиками. Володя, кстати, отлично пользовался моими знаниями и всегда советовался по всем вопросам. Я была таким домашним оракулом. (Смеется.) Ну, в общем, важна атмосфера, в которой у человека вдруг силы появляются. Я помогаю ему узнать самого себя, и иногда посредством очень жестких методов. Сталкиваю его с собственными страхами. Само собой так выходит, что люди меняются безвозвратно, и не сказать, что процесс метаморфоз приятный, это ломка иногда. Но если хочешь прийти к своей цели, ты должен знать, кто ты есть на самом деле, а не придумывать какой-­то мифический образ самого себя. Я недавно снялась для Netflix в фильме про мозг, и было ужасно интересно познакомиться с концепцией самоосознания профессора Рамачандрана, руководителя центра изучения мозга и когнитивной деятельности Университета в Калифорнии, к которому вообще невозможно пробиться и поговорить. Он первый в мире провел операцию по удалению фантомной руки. В его концепции все — от связей человека с межзвездным пространством до возможности заглянуть в прошлое и предугадать будущее. Я была поражена, что ученые с мировым именем говорят во всеуслышание о том, что я всегда знала и черпала из таких источников, как книга Махабхараты, древнего индийского эпоса, да и просто знала с рождения, и всё. Мозг определяет и формирует нашу личность и реальность, которая на самом деле под вопросом, мы не рабы обстоятельств. — Важно же, критикуя человека, не переусердствовать, не лишить веры в себя… — Конечно. Самоирония, юмор — важные качества для человека рядом со мной, иначе он сойдет с ума от открытий. (Смеется.) Макс с чувством юмора, поэтому он никогда не будет обижаться. Когда у Володи в тридцать четыре года не было ни работы, ни денег, он себя ощущал королем, и это не я ему внушала, он был самодостаточным, просто его потенциал, мощь, которую я видела, еще не раскрылись. А если человек закомплексован, с ним ничего не сделать. Мне такие неинтересны. — Когда в прессе появились публикации о твоем романе с Сергеем Губановым, Макс как-­то реагировал? — Нет, только смеялся. Это я реагировала. В одном журнале прочла очень неприятное для меня интервью. Я никогда не буду с ними сотрудничать, потому что они написали: «Экс-­жена Епифанцева ушла к Губанову», а у меня вообще-­то имя есть, не говоря уже о том, что это ложь. Сергей сказал, что журналист переврал его слова. Правда, я видела, что он лайкает комментарии в Инстаграме, где нас «женят», может, это сбивает людей с толку? Романа у нас никогда не было. Я вообще ненавижу романы на съемочной площадке. — А вы с Максом не там познакомились? — Нет, через общих друзей. — Как строится ваш семейный быт? — Он мне очень помогает во всем. Может и детей в школу отвезти, и меня сопровождать. Я теряю вещи дома, спрашиваю, где мое платье, например, а он смеется и начинает искать. Он знает, что я человек мятежный и тонко чувствующий все настолько, что это может губительно на мне сказываться, поэтому старается оберегать ото всего. По крайней мере, сейчас так. Что будет дальше, мне не интересно. — Твои мальчишки — друзья с Максимом? — Да. Особенно младший. — Но у них все равно есть папа? — Папы в их жизни нет. — В прошлом интервью ты рассказывала, Володя приходил к вам, хотел общаться… — Сейчас все по-­другому. К нам он не приезжает и возмущается, что я не даю ему детей. Что, конечно же, неправда. Просто он снимает комнату на территории завода, где, на мой взгляд, далеко не самые лучшие условия и в которой ночует куча его друзей. У них там тусовки и веселье, он выкладывает фото и видео своих угарных вечеринок в Инстаграм, ложится спать утром и просыпается к ночи. При таком режиме с детьми совпадений нет. — А я читала, что у него личная жизнь наладилась, что он снова станет отцом… — У Володи бурная личная жизнь. Каждый желающий может присоединиться, написав ему в соцсетях. Девчонки все время меняются, но есть основная фанатка, которая уже давно с ним. Хотя я не слежу за жизнью его поклонниц, поэтому ничего не могу сказать. — Он не пытался за это время вернуть тебя? — Нет, у нас даже в мыслях этого нет. Весной он мне записал аудиосообщение о любви. Но это другое. Он уже пару лет всем подряд — друзьям, мне, детям, партнерам по площадке и своим фанатам читает лекции о любви, жизни, смерти, не совсем понятные чаще всего, но очень длинные. — Мальчики за него переживают? — Ну конечно, переживают. Они уже сами не идут с ним на контакт. Хотя младший безумно его любил. Но сейчас Орфей заблокировал папу в телефоне, ему стало обидно, что в его день рождения Володя был в Москве, но не приехал и даже не позвонил, чтобы поздравить. С Гордеем еще более сложные отношения. Володя расставил приоритеты таким образом, что дети в эту систему не вписываются, и, конечно же, они это прекрасно видят. Недавно мы смотрели фильм, там был главный герой — отец семейства. Орфей заплакал и сказал: «А у нас папа тоже был очень хорошим раньше». В эти моменты мне становится физически больно за детей. Знаешь, это невозможно пережить, с этим надо научиться жить дальше. Я и детям это объясняю. — Вы расстались из-­за лжи, связанной с его отношениями с твоей подругой-­актрисой, ты говорила об этом в прошлом интервью. Я поняла, что с ней у Владимира тоже ничего не получилось? — Судя по тому, что Анна Цуканова-­Котт до сих пор живет со своим мужем Александром Коттом, ничего не получилось. Володя не готов был создавать новую семью и не готов сейчас. — Она была твоей подругой… Кстати, а как вы подружились? — Да, она была моей близкой подругой. Мы с Володей ехали как-­то со съемок, и он предложил сходить в кино. Мы пришли в кинотеатр и случайно, а может, и нет, встретили Цуканову с мужем. Володя нас познакомил, сказав, что они вместе репетируют «Вишневый сад». Потом Володя снимал «Аурум», который так и не смонтировал, где у меня была роль, пригласил в проект и ее. Мы стали общаться более тесно, она постоянно к нам приходила, иногда с мужем. Цуканова помогала Володе во всем. Начиная с того, что утром стучала в дверь, потому что решила принести нам завтрак, и ездила с ним к врачу, и заканчивая поиском реквизита для съемок. Ему это было очень удобно. Такая девочка на побегушках. В какой-­то момент я привыкла к ее постоянному присутствию. Но долго с ней находиться не могла. Я не могла точно сформулировать, что именно меня напрягало, теперь могу — фальшь, от начала до конца. Я ее даже пустила с сыном пожить, когда в их новой квартире был ремонт, а мы с детьми находились в Мадриде. Я разрешила, а сама задавала себе вопрос — зачем я это сделала, потому что меня уже стала раздражать такая навязчивая дружба. Потом оказалось, что они в нашей квартире жили всей семьей, еще и с мамой. Каждый раз, когда я хотела расставить границы, она обнимала меня и говорила: «Я так люблю тебя, ты мне как сестра», и я останавливала себя, мне было ее жаль, что ли. В итоге это был первый и единственный раз, когда мой внутренний голос просто вопил, а я его не послушалась. Володя меня убеждал, что я ошибаюсь и просто такая жесткая и недоверчивая, не могу понять ее любовь ко мне. Но меня эта любовь пугала. Она стала носить такие же, как и я, широкие штаны с мотней, красить губы красной помадой. Если что-­то шло не по ее сценарию и я отказывалась ехать на ее праздники и мероприятия, Аня обвиняла меня в черствости и начинала плакать, а ее мама приходила ко мне домой и, заваривая мой чай на моей кухне в моем чайнике, утешала ее, поила валерьянкой и зачем-­то цитировала мне Коран. Я поражалась такой непосредственности. Все это было очень странно. Потом у нас с Володей началась работа над «Кремнем», где он был еще и режиссером. Мы перелопатили весь сценарий, вместе делали кастинг, вместе уехали в экспедицию. Цуканову позвали играть вторую женскую роль. Володя каждый день должен был вставать раньше меня и ехать на площадку, а ложился поздно, потому что монтировал материал. Я сняла себе отдельный номер в отеле, чтобы высыпаться. Мы жили на разных этажах. Как-­то раз меня интуитивно потянуло прийти к нему и остаться ночевать там. Подхожу, дверь не заперта. Удивилась, что он до сих пор не спит. Захожу — спит, я его обнимаю, и тут он вскакивает: «Настя, это ты?» — побежал в туалет с телефоном. И тут мне приходит сообщение: «Сегодня не приходи, у меня Настя». Перепутал адресата спросонья. Я его спрашиваю: «Кому эта смс?» Он ответил: «Цукановой», так как был в полусне и стал объяснять, что простудился и она просто заходит ночами его проведать. А позже мне водитель на площадке сказал: «Мне вас очень жаль, потому что вас такие нечестные люди окружают». Оказывается, они вовсю путешествовали вместе, в то время как я думала, что Володя на съемках. Однажды я отвезла его в аэропорт, он должен был лететь на работу в другой город, уехала, а он, оказывается, на такси вернулся обратно и провел все эти «съемочные» дни с ней. Мой мозг тогда отказывался понимать, что можно так подло и хитро все выстроить. До сих пор не понимаю, зачем нужно было втягивать меня в эту грязную игру, видимо, так больше адреналина. Естественно, когда все подтвердилось, я позвонила няне и сказала, что у нее есть полтора часа, чтобы собрать все Володины вещи и выставить их за дверь. А потом мы сидели с подругами за бутылкой вина, я плакала и пыталась осознать произошедшее. Было очень больно, но жизнь продолжалась. — Давай о хорошем. Летом ты отправляла детей в кинолагерь, они сняли фильмы, которые все очень хвалили. Им это интересно, есть такие способности у обоих? — Мне кажется, что детям надо все попробовать. А там была необычная атмосфера и много интересных людей рядом. И я была бы не против, если бы один из них пошел в режиссуру или в операторское искусство. Но только не в актеры. В любом случае, такой опыт интересен, это развитие личности. — Ты везде говоришь, что Орфей и Гордей — разные. Кто из них больше похож на тебя? — Все меняется. Мне всегда казалось, что Гордей на меня больше похож, а Орфей на папу. Но сейчас, наблюдая, как они растут, и в старшем вижу многое от отца. У него уже проявляется нигилизм, пока это не критично. Если Гордей — творческая единица, он парит в небесах, придумывает что-­то все время, то Орфей больше приспособлен к жизни, утром может всем приготовить завтрак, сварить кашу, чуть ли не сырники пожарить. Володя, кстати, очень любил дом, обожал готовить. Гордей более конфликтный, а младший хитрый. С одной стороны, добрый, зайчик, но внутри не так прост… Нужно сто раз все проконтролировать и перепроверить. Если я заболею, лечить меня будет Орфей. Не потому что Гордею на меня наплевать, у нас с ним очень тесная связь, а потому что не знает как, не вспомнит, как заварить шалфей, хотя ему тысячу раз это делали. А Орфей нальет чай с медом, принесет шарф, укутает… — Ты с Максом такая домашняя стала, у тебя то утка готовится, то еще что-­то… — Я всегда такой была, просто раньше не выкладывала фото. (Смеется.) Когда рассталась с Володей, он отказался оплачивать ипотеку, и я потеряла квартиру, в которой мы жили десять лет, для нас с детьми это стало ударом. В этот период готовила в основном наша няня Наташа, я не могла заставить себя подойти к плите на съемных квартирах. Мне потребовалось два года, чтобы подняться с колен, преодолеть всю эту боль, я это называю — реинкарнировать, переродиться, принять, что теперь я одна за все отвечаю, и наконец купить квартиру на Новом Арбате. — Ты самостоятельно приобрела квартиру в центре города? — Да. Но в ипотеку, которую мне очень сложно было взять. Банки отказывали в связи с тем, что у меня нет стабильного заработка, а у моего мужа (Володя официально им оставался до этого года) плохая кредитная история. Я понимала, что мы вынуждены будем скитаться, что надо оформлять развод, Володя не хотел принимать в этом участия и подписывать бумаги. Я наняла адвоката. В тот день, когда я ехала на сделку, мне пришло сообщение с поздравлением от адвоката. В один и тот же день я стала свободной и приобрела нашу квартиру. — Ты получаешь алименты? — Получаю только тогда, когда Володя снимается. А работы у него сейчас маловато, но надеюсь, что будет. — То есть сейчас все на тебе в финансовом плане или Макс тоже участвует? — Макс, конечно, участвует. Хорошо, когда у него есть работа в кино, но когда ее нет, он крутится, играет в спектаклях, шоу, пытается помочь. Но естественно, что надеюсь я только на себя. Это моя обязанность, и взвалила на себя все это я сама. — Знаю, что ты пишешь сценарии. Для души или есть какие-­то серьезные намерения? — Я хочу стать режиссером. У меня есть несколько довольно известных в мире кино друзей, которые меня поддерживают в этом желании. А недавно послала один из сценариев известному продюсеру Сереже Члиянцу, он прочел, сделал свои правки и удивился, насколько цельная работа, сначала даже не поверил, что это я написала. Мы с ним дружим, он удивительный человек, очень умный и профессиональный. А мой друг режиссер Руслан Паушу, с которым мы работали неоднократно (он, кстати, тоже снимал «Раю», на этом проекте было два режиссера), каждый раз мне говорит: «У меня есть свет, звук, камера, все есть, когда ты уже начнешь снимать?! Я тебе во всем помогу». Когда у меня станет посвободнее со временем, я обязательно сниму кино по одному из своих сценариев. Я давно двигаюсь в этом направлении. С Володей мы тоже сценарии вместе правили и писали, да и снимали вместе. Я у него многому научилась — и как выстраивать кадр, и как работать с артистами. Он художник. И я благодарна ему за детей и за мое развитие в направлении режиссуры. Жаль, что после «Кремня» он так ничего и не снял.