Вот приехал барин

С момента присоединения Крыма и начала санкционной войны с Западом российское сельское хозяйство стало витриной нашей экономики. Дескать, мудрая политика импортозамещения дала аграриям исторический шанс накормить свою же страну, избежав конкуренции с шустрыми европейскими фермерами. Некоторые отрасли сегодня действительно растут ударными темпами. Но в целом никакого расцвета села не происходит как раз благодаря неудачным государственным подходам. Из-за «оптимизации» медицины и образования жизнь в глубинке становится всё более экстремальной. А простые крестьяне отданы на растерзание агрохолдингам, тесно связанным с региональными элитами. Как следствие – уровень инвестиций в сельское хозяйство ниже средних показателей по стране. А федеральный центр не имеет ни сил, ни желания ситуацию менять, поскольку она приближает его мечту: вконец извести «нерентабельное» население провинций, сбросить с себя остатки хлопотных социальных обязательств, а урожаи собирать силами гастарбайтеров, которым не нужно ни школ, ни больниц. Сельская новь По данным Росстата, в 2015 г. российский ВВП завалился на катастрофические 8%, но аграрный сектор вырос на 4%. В телевизоре ведущие воздели руки в сторону Кремля: вот, дескать, какой гениальный ход – запретить французские сыры и польские яблоки. Но сельское хозяйство и в досанкционном 2013 г. выросло на 6%. А к 2017 г. рост начал заваливаться до 2%, по итогам 2018 г. аграрии и вовсе ушли в минус. Экономистов такой расклад нисколько не удивил. По словам Андрея Сизова из «СовЭкона», в сельском хозяйстве инвестиции чаще всего дают отдачу лишь через несколько лет, поэтому быстрый рост в 2014–2016 гг. – во многом результат прежних вложений. А после старта санкций и контрсанкций они предсказуемо стали снижаться: в 2014 г. инвестиции в аграрный сектор обвалились на 8%, в 2015 г. – ещё на 12%. С 2016 г. наметился небольшой рост, но это чаще всего бюджетные деньги: частника почему-то не слишком тянет к земле, а если и тянет, то только в определённые сектора. Россия совершила прорыв в производстве фруктов, ягод и орехов – прибавка составила 85%. Ещё более долгожданный эффект – на 28% выросло производство рыбного филе и ряда других рыбных продуктов, на 4% – замороженной рыбы, на 17% – креветок и других морепродуктов. По сравнению с 2013 г. российское производство мяса в 2017 г. выросло на 23, 5%, мясных полуфабрикатов – на 21, 7%, мяса птицы – на 19%, сливочного масла – на 9%. Но вот какая печаль: цены на российские продукты питания почему-то скакали и впереди мировых, и даже уровень инфляции обогнали. Хотя, по идее, должны были рухнуть: нашему производителю ведь не нужно платить бешеные европейские налоги и наши ввозные пошлины, иметь дело с растаможкой. В Москве с сентября 2014 г. по сентябрь 2018-го цены на молоко выросли почти на 36%, на сыр – на 23%, на растительное масло – на 65%. Даже не имеющая никакого отношения к санкциям мука прибавила 18% за первый год после «русской весны». Похожая ситуация с овощами. Минсельхоз бьёт в фанфары: в 2018 г. тепличных овощей собрали 1 млн тонн, построили 700 га современных теплиц, на 32% повысилась урожайность. Но в результате мы видим на прилавках «пластмассовые» помидоры, выращенные из импортных семян, по 200 рублей за кило. Они хоть и лишены вкуса и запаха, зато крепкие и крупные, что позволяет им дольше сохранять товарный вид. Аналогично импортозамещение молочной продукции не обошлось без добавления в неё импортного пальмового масла. На самом деле разгадка всех этих процессов не в импортозамещении, а в девальвации рубля. В 2014–2016 гг. российская валюта обвалилась к доллару США с 33 до 70 руб., подняв ценники на ввозимое продовольствие до небес. Продовольственный импорт крякнул с 43 до 27 млрд долларов за каких-то два года. Но потом рынок перестроился, и поставки из-за границы снова стали расти. Во-первых, многие европейские продукты пошли из Юго-Восточной Азии и Южной Америки. Во-вторых, ушлый бизнес наладил импорт через третьи страны. Про белорусские креветки и апельсины «АН» недавно подробно рассказывали. Жить стало веселее Ещё один немаловажный момент: импортозамещение часто приводило к снижению качества продовольствия. Роспотребнадзор констатировал в 2015 г. рост жалоб по вопросам розничной торговли продовольствием с 33 до 44 тыс. обращений. А Россельхознадзору пришлось признать: 78% российских сыров фальсифицированы. В 2014 г. контрафакта было всего 7%. Участники рынка рассказывали, что инвестиции в мини-заводик по производству сыра составят около 30 млн рублей и отобьются за 3 года. Но даже если такой цех будет работать круглосуточно, он сможет давать 1, 2 т сыра в день. Итого около 500 т в год. А российский рынок – это более 1 млн т, и, чтобы его заполнить, нужны две тысячи таких заводиков. Год обычно уходит только на оформление документов. А если нужен приемлемый кредит, то ждать ещё дольше. Необходимо также где-то закупить и ввести в страну оборудование, поскольку в России его не производят. А вдруг санкции отменят и вернутся французы и голландцы? В таких условиях разумнее создать кустарное производство в сарае под Костромой, дав на лапу местным чиновникам. Потом правдами и неправдами присоседиться к какой-нибудь раскрученной франшизе и начать зашибать деньгу. Правительство РФ не то чтобы смотрит на это всё как солдат на вошь. С 2015 г. государство возмещает затраты на строительство, модернизацию молочных комплексов, овоще- и картофелехранилищ, плодохранилищ, оптово-распределительных, селекционно-семеноводческих и селекционно-генетических центров. Минсельхоз России ввёл единую региональную субсидию, которую субъекты перенаправляют самостоятельно. Заработал механизм льготного кредитования в сфере АПК по ставке не более 5%, увеличена грантовая поддержка фермеров. Другой вопрос – не разойдутся ли федеральные миллиарды тонким слоем без особого толка? К примеру, в Удмуртии за два последних года приобретено 1900 единиц новых сельхозмашин и оборудования на общую сумму 4, 46 млрд рублей. Среди них 301 трактор – вроде бы немало. Однако во многих хозяйствах нагрузка на один зерноуборочный комбайн превышает 500 га при оптимальных 200–250 га. Это может оказаться критичным: Удмуртия, как и две трети России, входит в зону рискованного земледелия. Не успел быстро собрать урожай – всё потерял. А скорость зависит от энерговооружённости. В той же республике, как отмечает председатель наблюдательного совета кооператива «Герефорд» Михаил Киселёв, несколько лет не растут закупочные цены на сельхозпродукцию. А если крестьянин быстро не продал свою продукцию поблизости от дома, она пропадёт. Равно и социалку мужик сам себе организовать не может: «Необходимо строить дороги, школы, детские сады, проводить газификацию, чтобы жизнь на селе была более привлекательной. Умрёт село – погибнет хозяйство любого уровня». В сельском хозяйстве Удмуртии занято 26, 6 тыс. человек при средней зарплате 23 тыс. рублей. Многие ли молодые останутся дома после школы, сколько ни дави им на патриотические чувства. В Черноземье ситуация вроде бы пободрее. Главный хит – пшеница на экспорт. В 2019 г. прогнозы урожая зерна из-за нехватки осадков упали с 129 до 127 млн тонн. Но это всё равно очень круто, поскольку цены на российскую пшеницу грозят к осени превысить 200 долларов за тонну. По данным «СовЭкона», на май 2019 г. зерновые были засеяны на площади 27, 1 млн га против 23, 9 млн га годом ранее. При этом на пшенице свет клином не сошёлся. В Белгородской области растениеводство почти полностью превратилось в кормовую базу для животноводства – коров и свиней. Небольшой по площади субъект производит 12% от общероссийского объёма мяса. А Воронежская область стремится в лидеры по сельскохозяйственному экспорту: ультрапастеризованное молоко, например, уходит в Китай. Когда речь идёт о сельском хозяйстве, динамика может сильно гулять год от года в силу естественных причин – погоды, например. Но когда надежда только на государственную помощь, возникает опасность, что на засуху и саранчу будут списывать банальный распил средств. Новый глава Республики Алтай Олег Хорохордин так и объяснил, изучив ситуацию в аграрном секторе: господдержка не привела к желаемым результатам, средства тратятся неэффективно, люди еле выживают и склонны винить в этом власть, коррупцию и кумовство. В январе–июне 2019 г. хозяйства Ростовской области произвели продукции сельского хозяйства на 53, 2 млрд руб., что на 14, 5% меньше, чем в аналогичном периоде прошлого года. Власти кивают на погоду. Но не нужно забывать, что именно на юге России в марте 2017 г. фермеры собрались идти на Москву «тракторным маршем». Хотя, если верить официальным рупорам, землевладельцы в Черноземье буквально озолотились на третий год продовольственного эмбарго. А они почему-то вместо посевной занимаются ерундой. Самогону перепили, что ли? Пора вернуть эту землю себе 70 фермерским тракторам удалось пройти в сторону Москвы всего несколько километров. На территории Ростовской области его участников посадили: кого на трое суток, кого на десять. Москва действиями местных властей ни капли не возмутилась. Хотя суть претензий фермеров ей прекрасно известна. «АН» описывали проблему ещё за три года до марша. А впервые на федеральный уровень она вылезла в ноябре 2010 г., когда в доме фермера Аметова в станице Кущёвская (Краснодарский край) были убиты 12 человек, включая годовалого ребёнка. СМИ рассказывали о некой преступной группировке Сергея Цапка, которая вымогала деньги у бизнесменов района. Кубанские фермеры на эту версию только фыркают: «Свой Цапок есть в каждом районе, силовики и люди из краевой администрации в курсе и с ними работают. Даже из опубликованных данных следствия мы знаем, что «цапковские» причастны к изнасилованию 220 женщин. То есть могли запихать в машину практически любую прохожую – и мало кто решался жаловаться. В хозяйстве Цапков использовался рабский труд, на эту тему в полиции писались заявления, остававшиеся почему-то без проверки. Сообщалось, что высокие чины Генпрокуратуры имели с Цапками дела. Это не уровень бандитов, это уровень структуры, встроенной во властную вертикаль. Но убийством 12 человек они перешли края, и система их отторгла». Как рассказала правозащитница Ольга Голубятникова, в разгар следствия различные инстанции Краснодарского края приняли более 7800 жалоб от фермеров края. Суть их сводилась к одному: Кущёвка – это не эксцесс исполнителя, подобные отношения между местной властью, Цапками и мужиками давно являются нормой. До дефолта 1998 г. Кубань и Ставрополье выглядели печально, но, когда доллар вырос вчетверо, вдруг оказалось, что заниматься сельским хозяйством очень выгодно. Ведь тот же совхоз можно купить за три копейки, мужикам платить ещё меньше, а прибыль – в твёрдой валюте. Пшеница приносила 400% годовых – больше нефти и газа. Соответственно, скупать сельхозактивы стали крупные компании с административным ресурсом. Так зародились агрохолдинги – это когда у вас три совхоза, элеватор и мукомольный завод в одном производственном цикле. Экс-главу Кубани и Минсельхоза Александра Ткачёва давно связывают с объединением «Агрокомплекс»: 200 тыс. га земли, 15 млрд рублей оборота и 355 собственных магазинов. И эта централизация – большая проблема для простых крестьян. Алексей Волченко из станицы Старовеличковская пробовал даже создать движение «В защиту фермеров Краснодарского края». В посёлке Заводской под Ейском около 500 фермеров сожгли тонны семян подсолнечника, продемонстрировав, что товар проще уничтожить, чем играть по навязанным правилам. Волченко – потомственный казак, который устал бояться: «Ещё в 2010 году на каждом углу трубили о наших успехах: мол, на Кубани собрали 10 миллионов тонн пшеницы, 5 тонн с гектара. Идёт, мол, подъём сельского хозяйства, фермеры богатеют. Ерунда! Система организована так, что мы едва сводим концы с концами. Из Новороссийска наше зерно продают за границу по 25 рублей за тонну, а у нас покупают за 3 рубля. Причём продать как-то иначе невозможно: даже на ярмарках у оптовиков приказ сверху: дороже не покупать – иначе ноги сломают. Привозишь на элеватор высококлассное зерно, а тебе говорят, что это 4-й класс, только на муку. И тут же продают на порядок дороже. Из аппарата президента приходят отписки, а ведь это национальный интерес: буханка хлеба в московском магазине могла бы стоить 5 рублей». Фермеры не могут даже попасть на свою землю: «Берут по 36 рублей за километр, один раз съездить на своё поле стоит под тысячу. Пробиться сложно: у шлагбаумов стоят сотрудники ЧОПов с бейсбольными битами. Пробовали в обход – они стали копать рвы. По закону, если фермер не обрабатывает свою землю, её можно конфисковать. Предлагают за нормальное пользование нашим же полем платить деньги. Считают по-простому: сколько бы они заработали, если бы засеяли пшеницей моё поле, которое у меня в официальной аренде! Более того, они могут прийти на поле любого фермера, уже засеянное картофелем, перекультивировать и засеять своей свёклой. Или забрать чужой урожай. Мы для них никто. Жаловаться? Одна фермерша выкопала свёклу, которую без спроса засеяли на её поле, – получила условняк за самоуправство. Или захватывают у человека поле, показывают договор: вот ты нам передал землю в аренду на 20 лет. Не твоя подпись? А ты докажи!» В посёлке Малороссийский Александр Дяткинский по всем правилам оформил 300 га земли, которую не может получить в натуре. Фермеру предлагают самому договариваться с теми, кто сейчас обрабатывает его землю! По полю ездят неизвестно чьи тракторы, а замглавы Тихорецкого района присылает Дяткинскому ответ: «Кто обрабатывает вашу землю, составляет коммерческую тайну». А пашни Сергея Галенко из Красного Поля захватил соседний агрохолдинг: простой крестьянин прошёл через 80 судебных дел в арбитраже! Стоит ли удивляться, что в итоге на него самого возбудили уголовное дело. По версии следствия, когда он с товарищами в 1991 г. вышел из колхоза, это был развал предприятия, совершённый мошеннической группой! Его дело вполне может попасть к судье вроде легендарной Елены Хахалевой: ветеринару с сомнительным дипломом, которая организовала свадьбу дочери за 2 миллиона баксов и фотографировалась с ворами в законе. Что-то вроде крестьянского восстания на Кубани созрело в сентябре 2016 г., когда в Тимашёвском районе застрелился 69‑летний фермер Николай Горбань, у которого отобрали тысячу гектаров земли. Кто только не пытался сбить фермерское пламя. Сначала к «вежливым фермерам» во главе с Волченко пришли деловые, пылающие священным гневом люди из Объединённого народного фронта: дескать, мужики, дайте нам три месяца, мы всем мерзавцам хвоста накрутим. Прошло полгода: из ОНФ полетели такие же отписки, как из администрации края и Минсельхоза. Но когда на Кубань пожаловал премьер Дмитрий Медведев, никого из рассерженных крестьян к нему не подпустили. Свинтили даже активистов, которые стояли с плакатами «Верните нашу землю» вдоль пути следования высочайшей персоны. Пока их держали в полиции, Медведев сказал телекамерам: «Я испытываю чувство гордости от того, как развивается сельское хозяйство. Село трогать не дам». Аграрий Виктор Зеленский потом рассказывал, что в телерепортаже за спиной премьера, беседующего с фермером, маячило лицо местного карабаса, который забрал у этого фермера землю. Аграрные муки Сельское хозяйство – сфера тонкая. В брежневские годы многие недоумевали: страна превратилась в крупнейшего импортёра продовольствия, хотя даже после Гражданской войны кормила пол-Европы. Ведь и техники было завались, и удобрений, и земли. Но аграрная политика была несбалансированной: например, не учитывалась такая вещь, как заинтересованность аграриев в своём труде. Сегодня, по словам директора Столыпинского центра регионального развития Николая Случевского, упор делается на инфраструктурную поддержку АПК, но не решаются проблемы сельского развития: низких доходов населения, его старения и миграции в города, назревают крупные экологические проблемы, связанные со строительством мегакомплексов. Министерства, которые должны добиваться результата совместными усилиями, каждое пашет свою делянку. В итоге половина чиновничьих сил уходит на то, чтобы вставлять друг другу палки в колёса. Похоже, что и продовольственное эмбарго преследовало цель не столько обогатить российских фермеров, сколько поднять их европейских коллег на протест в интересах Кремля. Однако расчёт не оправдался: по итогам 2018 г., аграрный экспорт стран ЕС достиг рекордных 137 млрд евро за счёт расширения поставок в Китай и США, а Брюссель не слишком потеплел к Москве. С пониманием этого факта правительственные контролёры перестали давить привозную еду бульдозерами и сквозь пальцы смотрят на белорусские креветки и магазины «товаров из Финляндии». В 2018 г. доля сельского хозяйства в совокупных инвестициях в основной капитал составила всего 3, 2%. А доля убыточных сельскохозяйственных организаций выросла с 17, 2 до 22, 8%. Это притом что в 2016–2018 гг. правительство вложило почти 800 млрд рублей в развитие отечественного АПК – то есть два рубля из пяти. Минсельхоз продолжает обнародовать планы, согласно которым объём инвестиций в сельское хозяйство России к 2024 г. непременно вырастет в два раза – до 822 миллиардов. Но это из разряда астрологии. Потому что оптимизация сельской медицины привела к тому, что уже в двух третях (!) населённых пунктов России нет доступа к любым видам медицинской помощи. С 1990-х годов в пять раз сократилось число больниц, хотя в сельской местности проживают 38 млн человек – более четверти населения. Согласно исследованию ВШЭ, 89% сельчан, попавших на стационарное лечение, сами оплачивают требуемые для него лекарства, шприцы и перевязочные материалы. Услуги платной медицины потянули всего 0, 9% сельских жителей, зато к самолечению прибегали 68, 4%. По данным ВОЗ, в общей смертности в России доля предотвратимых смертей – 30–40%. От такой жизни молодёжь бежит в города, где обеспечивать «продовольственную безопасность России» она вряд ли сможет. Одной рукой разрушая провинциальные больницы и разгоняя врачей, «оптимизаторы» с пафосом открывают в областных центрах вполне современные медицинские центры. И долго позируют перед объективами с ножницами и красной лентой. Им совершенно сиренево, что в таком центре у приехавшего за 300 км пациента возьмут анализы и скажут зайти послезавтра.Где он будет жить, на какие деньги питаться, с кем останутся дети – никого не волнует. Та же история и с развитием сельского хозяйства: его конечные результаты для чиновника что-то вроде погоды. А как может быть иначе? Социалку и дальше будут сокращать, потому что экономика наша давно не растёт. Но субсидии для сельского хозяйства – священная корова, поскольку каждый второй областной министр по совместительству помещик. Оставь его без добычи – затрещит вертикаль. Что-то с барского стола, как у Салтыкова-Щедрина, перепадёт и простому мужику. Вот только кормить ему придётся не двух генералов, а гораздо больше. Кормовая база Сельское хозяйство России даёт 4, 5% ВВП и обеспечивает занятость около 9% населения. Общий объём экспорта продовольствия и сельхозсырья из страны достиг наивысшего значения в 2018 г. – 25 млрд долларов. Россия обогнала США и Канаду по экспорту пшеницы. В постсоветский период удалось выйти на лидирующие позиции в нишах, где мы никогда не были на первых ролях: например, Россия на 1-м месте в мире по экспорту кориандра и в десятке крупнейших производителей сои. Рекордного количества достигло поголовье крупного рогатого скота – 18, 6 млн голов. Правда, в РСФСР в 1981 г. было 58, 6 млн голов. А коров в нынешней России вдвое меньше, чем имелось в 1917 году.