The New York Times (США): как падет режим Владимира Путина

Однажды российский правозащитник и адвокат Каринна Москаленко объяснила мне, как работает машина репрессий Владимира Путина. «Вовсе не обязательно сажать всех бизнесменов в тюрьму, — сказала она. — Необходимо посадить в тюрьму самых богатых, самых независимых и самых влиятельных бизнесменов. Вовсе не обязательно убивать всех журналистов. Достаточно убить самых ярких, самых храбрых, и остальные поймут сигнал». Ее вывод: «Неприкосновенных нет». Этот наш разговор состоялся в 2007 году, когда Путин пытался создать себе образ законопослушного, демократически избранного лидера. Однако этот вымышленный образ давно рассеялся. Борис Немцов, один из лидеров российской оппозиции, был убит недалеко от стен Кремля в 2015 году. Его преемник в этой роли Алексей Навальный то выходит из тюрьмы, то снова туда садится по самым разным сфабрикованным обвинениям, и его уже несколько раз пытались отравить «неизвестными химическими веществами». Других — к примеру, критика Путина и бывшего депутата Дениса Вороненкова — просто застрелили среди бела дня на улице Киева. Поэтому, когда читаешь статью об оппозиционной активистке Любови Соболь, опубликованную Эндрю Хиггинсом (Andrew Higgins) в газете Times, начинаешь испытывать благоговейный ужас. 31-летняя Соболь — адвокат из Москвы и помощница Навального, потратившая несколько лет на расследование деятельности Евгения Пригожина, приближенного Путина и олигарха, против которого в прошлом году США выдвинули обвинение в спонсировании «фабрики троллей», вмешавшейся в президентские выборы 2016 года. Учитывая то, что в России журналистов, пытающихся расследовать деятельность олигархов, часто убивают, своим упрямством Соболь напоминает Элиота Несса (Eliot Ness), которому удалось посадить в тюрьму Аль Капоне, — только у Соболь нет ни ножа, ни пистолета, ни значка, а федеральное правительство и закон настроены против нее. Сейчас Соболь оказалась на передовой протестов, которые прокатились по России летом этого года после того, как режим запретил оппозиционным кандидатам (и ей в том числе) принимать участие в выборах в местные органы власти, намеченные на 8 сентября. Ее супруга попытались отравить. Какие-то люди облили ее неизвестной жидкостью. Полиция силой вывела ее из ее офиса. И только закон, запрещающий сажать в тюрьму женщин, у которых есть маленькие дети, помогает ей пока оставаться на свободе. «Меня постоянно спрашивают, страшно ли мне, и я знаю, что я должна отвечать „да, страшно", — рассказала она в интервью Хиггинсу. — Но мне присуща определенная фанатичность, и я не боюсь. Я всегда решительно поддерживала идею справедливости, и с детства я не могла смотреть на то, как сильные обижают слабых». Когда такие режимы, как путинский, понимают, что они не могут ни склонить к сотрудничеству, ни подкупить, ни опорочить, ни запугать, ни сдержать своих оппонентов при помощи силы, неизбежно возникает идея их убить. Вероятность того, что такое может произойти с Соболь или Навальным, пугающе высока — не в последнюю очередь потому, что в преступном мире у Путина есть масса друзей, которые готовы исполнить его предполагаемые желания, не дожидаясь четкого приказа. Но Путину необходимо соблюдать осторожность. Диктатуры терпят крах не только тогда, когда у них появляются непримиримые оппоненты, но и тогда, когда появляются образцовые жертвы, — Стив Бико (Steve Biko) в Южной Африке, Бениньо Акино (Benigno Aquino) на Филиппинах, Ежи Попелушко (Jerzy Popieluszko) в Польше. Их смерть внушила живущим мысль о том, что погибнуть должен именно режим. Сегодня Немцов продолжает преследовать Кремль — как и Сергей Магнитский, Наталья Эстемирова, Александр Литвиненко и Анна Политковская, которые тоже были убиты за попытки противостоять режиму. В какой-то момент растущий список жертв начнет вытеснять шансы Путина на то, чтобы остаться у власти в стране. Смерть энергичной оппозиционной фигуры может оказаться переломным моментом. Особенно если формула политического выживания, которая до сих пор работала на Путина, начинает давать сбой. Эта формула — обогати подельников, запугай противников, задобри городской средний класс, обеспечив ему достойный уровень жизни, и воздействуй на остальных мощными дозами ксенофобского национализма — перестала хорошо работать в эпоху санкций, введенных после смерти Магнитского, международного остракизма, упадка в экономике, низких цен на нефть, непопулярной пенсионной реформы и весьма сомнительных авантюр за пределами России. Эта формула перестает хорошо работать, когда внутренних врагов становится не так уже просто запугать. Как и в случае с Гонконгом, поразительной чертой российских протестов стало то, насколько активно себя в них проявляет молодежь — вотум недоверия всему тому, что может предложить режим. Согласно результатам проведенного недавно опроса, доля молодых россиян, «полностью доверяющих» Путину, в этом году упала до 19%, хотя еще в прошлом году она составляла 30%. Это не слишком хорошая новость для человека, который мечтает умереть на троне. Ничто из этого не гарантирует, что Путин не сможет отыграться, особенно если Дональд Трамп пойдет ему навстречу, добившись, к примеру, возвращения России в Большую семерку. А пример Роберта Мугабе (Robert Mugabe), который скончался на этой неделе в возрасте 95 лет, доказывает, что тираны порой могут прожить гораздо дольше, чем многие ожидают. Тем не менее, впервые за 20 лет стали появляться очевидные признаки грядущего падения режима Путина. И главным среди них стало мужество таких людей, как Соболь, — женщины, которая, как сказал Перикл более 2400 лет назад, «познала смысл сладости и ужаса жизни и неуклонно следует к тому, что ждет ее впереди».