Черный донецкий август - месяц знаковых смертей
— Это все из-за траурных мероприятий, — пояснила бабушка, настойчиво пытавшаяся продать приглянувшийся мне небольшой портрет генералиссимуса Иосифа Сталина за 250 рублей, — Возле «Сепара» будет много людей, чтобы, значит, почтить память Захарченко. А тут мы со своими картинками, бусами, шапочками. Не к месту, сами понимаете. А завтра вернёмся на обычные свои точки. Бульвар Пушкина — центр культурной, развлекательной, ресторанной и, кто его знает, какой еще жизни воюющего Донецка, с последнего летнего дня прошлого года помечен выразительным знаком смерти, который не заметить сложно. Тут в кафе с глумливым для Украины названием «Сепар», где убранство было выполнено в грубоватой версии стиля «милитари», взрывом был убит первый глава ДНР Александр Захарченко. С тех пор кафе превратилось в импровизированный мемориал. Тут портреты погибшего лидера, не заканчивающиеся никогда букеты и венки, люди, снимающей на свои телефоны место, вдруг ставшее одновременно историческим и скорбным. В день гибели Александра Захарченко, разумеется, здесь было людно. Воины в камуфляже, с россыпями орденов-медалей на груди, в кубанках и фуражках. Надо сказать, не многие из них напоминали киношных суперменов. Наоборот — или высушенные непростой жизнью, с узловатыми трудовыми руками, или уже с заметно проступившими возрастными пузиками, седые, многое видавшие и многое пережившие. Этих людей сложно заставить что-то делать помимо их воли. Невозможного даже. Если они не хотят принять свастику или трезубец — хоть убейся, не получится. Многие пробовали. Убились. Не получилось. А если такие дядьки решили воевать за свой дом, потому как, это правильно, будут биться до последнего. Золотой фонд народного ополчения! И уж, конечно, эти правильные простые мужики не скорбят по заказу. Только, когда им действительно грустно от потери товарища и командира. Что художники временно сместились из низовий бульвара Пушкина чуть повыше, к Голове (так донецкие доморощенные остряки называют памятник поэту Александру Сергеевичу, который с позывным «Наше все»), так пусть не обижаются. Это же только 31 августа. Собственно, тонкие артистические натуры сами прекрасно понимают, что есть время для искусства, а случаются часы жесткой правды жизни. И правды смерти, понятно, тоже. Место гибели Александра Владимировича Захарченко в день его памяти, впрочем, не было главным в череде траурных мероприятий. В красивейшем месте Донецка, в парке Ленинского комсомола, у подножия мемориала «Твоим освободителям, Донбасс», совсем рядом со знаменитой «Донбасс Ареной» открыли бюст первому главе ДНР. Об этом монументе издание Украина.ру сообщило одним из первых. Несколько дней тому назад наш корреспондент прошелся по Аллее славы, посмотрел, как энергично готовится мини-площадь вокруг бюста, в тот момент еще затянутого в черный полиэтилен. Теперь же бронзовый образ Захарченко показан народу и, безо всякой гиперболизации, скажу, завален цветами. Есть что-то не вполне реальное, наблюдать, как человек, которого доводилось видеть при жизни, обретает черты легенды. Входит в историю, чтобы там остаться. Удивительный, доложу вам, момент! Сегодня в Донецке многие вспоминают Александра Захарченко, искренне тужат по его ранней, а главное, спровоцированной извне, кончине. Хорошим тоном считается подчеркнуть свое личное знакомство с главной ДНР, в чем не вижу ничего предосудительного. Захарченко уже перешел со статуса видного бойца донецкого сопротивления и, для многих, командира, на уровень символа. А ощущать свою причастность к символу — лестно и духоподъёмно. Да! Чтобы избежать кривотолков, скажу, что я никогда в жизни не стану рассказывать, как с Захарченко ел шашлыки, или выпивал, или рядом в окопе покуривал и постреливал. Потому как, не было этого. Встречались мы, вот так, чтобы на уровне рукопожатия, один раз. Вот и все «мои встречи с Лениным». Кстати, и Лениным никаким он не был. Попытки, уж не знаю чьи, качнуть «культ личности» Захарченко в Донецке, просматривались, чего там скрывать. Но на эту роль глава ДНР не годился категорически. Он ведь был не вождём-теоретиком, а как раз, самородком, талантливым полевым командиром типа Щорса, скорее, или кого-то еще аналогичного, из героики Гражданской войны столетней давности. Такие незаурядные харизмы как раз и выкристаллизовываются во времена жестоких военно-политических катаклизмов. Годовщина гибели Александра Захарченко в Донецке была отмечена строго, сурово, война ведь, но и поставить зарубки на память не забыли. О народном мемориале на бульваре Пушкина и о бюсте в парке Ленкома уже сказано. А еще площадь перед зданием местного Дома правительства названа именем первого главы ДНР. Красивое, символичное опять-таки решение. Именно тут возникли баррикады в 2014 году, в самом начале «Русской весны» в Донбассе. Здесь заварилась каша, из которой потом выросла ДНР со всеми своими плюсами и минусами, героизмом и заусенцами. Фильмы о Захарченко сняты, публицистика внесена в закрома истории, это, само собой. Пожалуй, корабль, крейсер какой-нибудь, или авианосец даже, его именем тоже назвали бы. Только с флотом у ДНР даже хуже, чем у Украины, к тому же, выход к морю в свое время отбить не удалось, и теперь это будет крайне сложно сделать. Когда говоришь о ДНР, Украина вспоминается непроизвольно. Хотя бы и потому даже, что ее владения начинаются как раз за линией фронта, и оттуда по Донецку не перестают лететь отрезвляющие аргументы. Так вот, не знаю, уход кого из украинских лидеров, минувших времен или теперешнего формата, вызвали бы такую же скорбь, какую дончане ощутили от гибели Александра Захарченко. Серьёзно подозреваю, что реакция была бы обратная, причем, некрасивая даже. С дикими танцами на костях на Украине дело поставлено на удивление мощно. Убитому главе ДНР никакие почести давно, как минимум, год уже, точно не нужны. Окоп, в котором он находится теперь, совсем иного свойства. А все, что делается, это живые дончане для себя создают. Чтобы продолжать быть живыми. Чтобы злее быть, уж слишком мы раньше были добрыми. Чтобы не позволить себя одурачить. И, не мною первым говорится, я только подтвердить хочу, так уж вышло, что концовка августа в Донецке, традиционно бойкая и веселая, ведь и День шахтёра, и День города, имеет теперь и очень грустную нотку. Не в потере очередного лета дело, нет, конечно. Ушли сильные мужики, которые умудрялись делать этот мир чуть-чуть более гордым, что ли. Понятно, что за время Малой Отечественной войны в Донбассе прекрасных парней побито насмерть множество. Но в конце августа прошлого года произошли три очень знаковые смерти, которые кровоточат не только у родни усопших, но у многих-многих людей. Захарченко я, собственно, почти всю эту статью посвятил. А еще за несколько дней до его гибели оставил земную сцену Иосиф Давыдович Кобзон, выдающейся мощи донбассовец. Убила его не пуля, не мина, а время, хворь, с которой он бился долгие годы. Тем не менее, надо же такому случиться, что уход певца в Донбассе воспринимается, как однозначная боевая потеря. Александр Захарченко собирался ехать прощаться с Кобзоном. Но, как видите, не судьба… И теперь по Донецку висят трогательные в своей простоте и душевности плакаты, где Захарченко и Кобзон рядом. Так удивительно, порой, тасуются карты жизни. И карты смерти. А третий — это Вячеслав Васильевич Доценко. Кто такой? Не знаете? Просто боец, просто воин. Он охранял Александра Захарченко в тот роковой день, и погиб вместе с ним. Какое у этого солдата прекрасное открытое славянское лицо. Кстати, и позывной у него был замечательный — Славян. Понятно, что от имени — Слава, Славян. Как у нас во дворе случается — Колян, Толян, верно? Но и с глубоким корнем. Этот парень из славян. Надо помнить, чтить. На таких земля наша держится. В честь Славяна вряд ли назовут площадь. Не хватит, потому что, площадей, чтобы увековечить память тех парней, тысяч и тысяч, погибших в ходе войны в Донбассе. Но помнить его следует непременно. Это же как раз та самая древняя тема — «за други своя». 31 августа сильный донецкий поэт и просто крепкий мужик Владимир Скобцов на своей странице в соцсети напомнил о гибели Вячеслава Доценко. Как полагается поэту, рифмованными строками. Меня они пробирают до дрожи. А поскольку Скобцова сама несгибаемая Юнна Мориц выделяет и привечает, значит, точно, что-то в этих словах есть. Дочитайте до последней строки, если силы хватит. И помяните… Братишка Зарыт своими, Забыт страной, Закрыто имя, Лишь позывной. Судьбы случился Бараний рог, Кто мог, скрутился, А он не смог. Ни прыгать с пирса, Ни жечь причал, Кто изловчился, А он не стал. Те, что пожиже, Шептали: "лох", Уже в Париже, А он не смог. Крысиным ором: — Твоя ль беда?— Кричали хором, А он сюда. Мать похоронки Не ждёт, сынок, Иди сторонкой. А он не смог. Ни за медали, Ни за пятак, Вы их не дали Ему и так. В полнеба пламя, В полвека смог, Кто выжил — с нами, А он не смог. На место пусто, Уставом тёрт, В казарму пустит Сверхсрочник Пётр. Дадут бельишко И скажет Бог: — Привет, братишка! Я б так не смог.
