«Величие, сказочность, утилитарность»: почему в России сложно построить современную церковь

Архитектура церквей – один из самых болезненных вопросов современной городской застройки. C одной стороны мы видим однотипные множащиеся храмы. C другой – всё чаще сталкиваемся с неоднозначными проектами, заигрывающими с современностью. Попросили cооснователя бюро Quadratura Circuli Даниила Макарова и куратора проектов МАРШ Лаб МАРШа Филиппа Якубчука рассказать, про проблемы, тренды и будущее церковной архитектуры в России. Макаров: У нас сложилась такая ситуация, при которой каждое направление архитектуры в рамках постмодернизма выбрало себе свои стилистические предпочтения: аэропорты тяготеют к так называемому «хай-теку», бизнес-центры принято зашивать стеклом на манер модернистских небоскребов, жилье облекается в бесконечное число разных оболочек с однообразием внутренней структуры, офисные здания в историческом контексте часто решаются на чисто постмодернистскую игру в архитектурные элементы, а храмовая архитектура выбрала себе историцизм в качестве главной отличительной черты. Это разделение довольно условное, теоретически ничего не мешает храму не облекаться в формы 15 века, а скомбинировать конструктивные наработки модернизма и постмодернистскую интерпретацию модернизма. Таким, например, получился Георгиевский храм на Поклонной горе. Храм Георгия Победоносца на Поклонной горе. Источник: wikipedia.org В свое время он считался передовым, но сейчас можно сказать, что он так и не стал более современным чем другие храмы середины 90-х. Он просто цитировал, компилировал и трансформировал иные образы, нежели его современники, в которых угадываются древнерусские храмы. И если светская архитектура постепенно переросла концепцию «города плененного земного шара», то церковное зодчество по инерции продолжает противопоставлять себя окружению, замыкаясь в собственном нарративе, воспроизводя привычные образы, которые с каждым годом все меньше справляются с функцией эстетического и функционального удовлетворения, но до сих пор решают проблему узнаваемости и отличности. Иначе говоря, не существует какого-то запрета на новые формы и нестандартные решения для церковной архитектуры, что подтверждают нестандартные православные храмы разных годов постройки, не отсылающих своим видом к дореволюционным прототипам. Но по историческим, культурным и иным причинам церковная архитектура выбрала и заняла себе оптимальную нишу в ушедшей эпохе. какую церковь можно считать современной? Макаров: Все церкви, которые строились в последние десятилетия являются современными, не потому, что построены в наше время, а совсем по другой причине. В течении 70 лет строительство храмов было запрещено, а репрессивные действия в отношении религии надолго оставили в памяти верующих людей боль потерь, которая сохраняется надолго. И вполне естественным после снятие запрета было начать восстанавливать утраченную или поврежденную архитектуру. Но ключевой момент в том, что желание строить новые храмы в формах исторической архитектуры совпал с довольно развитым концептуально на тот момент постмодернизмом. Он как нельзя лучше подходил для подобного рода реконструкций, более того, он подразумевал это. Поэтому, с одной стороны, церковная архитектура последний десятилетий оказывается одновременно и современной в силу того, что проявляет идеи постмодернизма, который мы застали, а с другой стороны, она устарела, потому что мы еще не видим ни одного примера, который бы перерос идеи цитирования, копирования и заигрывания с историей. Думаю, что современными можно в полной мере считать те храмы, которые предлагают кроме свежего архитектурного образа ещё и проработку гибких социальных сценариев приходской жизни, взаимодействие с городом, незамкнутость, экономическую устойчивость. В эстетическом плане, современность будет проявляться в минимизации декора, уменьшении формального копирования и эстетизации оставшихся архитектурных деталей. Какие тренды существуют в церковном строительстве? Макаров: Есть несколько трендов. Часть связана с очередной ревизий истории и использованием тех исторических архитектурных форм, которые не так часто интерпретировались в течении трех десятилетий. Например храм Покрова в Ясеневе «закрыл гештальт» с русско-византийской темой. Непонятно, будет ли иметь долгое продолжение «имперского» направление после собора Сретенского монастыря, храма Вооруженных сил и храма святого князя Владимира в Тушино. Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Ясеневе. Источник: Андрей Колычев / panoramio.com Храм Новомучеников и Исповедников Церкви Русской на крови на Лубянке. Источник: dgp.mos.ru Особо можно выделить наметившиеся интересные два направления, которые могут стать основными: небольшие невысокие храмы, которые просто содержать общине, и храмы-комплексы, которые в одном простом или развитом объеме содержат как помещения для богослужений, так и для приходской деятельности. К первым относится храм Серафима Саровского в Кожухово, ко вторым - храм св. Игнатия Богоносца в Новогиреево и храма св.Сергия Радонежского на Ходынском поле. Якубчук: Для себя я отличаю следующие тенденции в современном строительстве церквей: величие, сказочность, утилитарность. Величие призвано поражать масштабом, демонстрировать силу, власть, укорененность в пространстве и времени. Типичные представители – Храм Христа Спасителя и новый собор в Сретенском монастыре. Мне представляется, что это в основном проекты так или иначе связанные с государством. Храм Воскресения Христова и Новомучеников в Сретенском монастыре. «Сказочные» храмы характеризуются историческими формами, осознанными через графическую культуру эпохи модерна или современного фэнтези, в зависимости от кругозора авторов и заказчиков проекта. Лучшие храмы этого направления будто сошли с иллюстраций Билибина. Таковы проекты мэтра сегодняшнего храмостроения Андрея Анисимова. В печальном же случае мы получаем храм в Переделкино. Казалось бы, несправедливо ставить эти храмы в один ряд: одни академичны и тонки, другие – дистиллированный китч. Однако, у них есть общее стремление оказаться в сказке и сделать вид, будто кровавого для Церкви 20 века вовсе никогда не было. Это обычно спонсорские или рядовые храмы Программы 200. Княгиня на теремной башне. Иллюстрация к сказке «Белая уточка». Иван Билибин. Источник: artchive.ru Иллюстрация к былине «Град Китеж». Иван Билибин. Источник: artchive.ru Третье направление - утилитарное. В него я бы объединил все попытки решить вопрос с помещением храма минимальными средствами силами живой приходской общины. Это всевозможные вагончики, деревянные временные храмы, приспособление под храмы бытовых помещений, строительство экономных храмов в простейших формах. Люди здесь зачастую без участия архитектора решают насущные задачи церковного быта и нередко находят достаточно изящные и простые решения. Это направление представляется наиболее устойчивым и перспективным. Его практики наименее подвержены идеологии и наиболее практичны. Это не всегда красиво, но всегда работает. Какую церковь можно считать современной? Якубчук: Думаю, любая ставшая возможной сегодня архитектура может считаться современной. Она современна в том смысле, что характеризует нынешнее застойное состояние церковных искусств.В этом и выражается «современность» проекта – уже 30 лет одни и те же довольно робкие приемы кажутся церковной публике чем-то суперсовременным и в некоторых умах вызывает даже апокалиптические ассоциации: «мол, дожили, уже алтарную стену из стекла сделали!». Все церкви, которые строились в последние десятилетия являются современными, не потому, что построены в наше время, а совсем по другой причине. В течении 70 лет строительство храмов было запрещено, а репрессивные действия в отношении религии надолго оставили в памяти верующих людей боль потерь, которая сохраняется надолго. И вполне естественным после снятие запрета было начать восстанавливать утраченную или поврежденную архитектуру. Но ключевой момент в том, что желание строить новые храмы в формах исторической архитектуры совпал с довольно развитым концептуально на тот момент постмодернизмом, а он как нельзя лучше подходил для подобного рода реконструкций, более того, он подразумевал это. Поэтому, с одной стороны, церковная архитектура последний десятилетий оказывается одновременно и современной в силу того, что проявляет идеи постмодернизма, который мы застали, а с другой стороны, она устарела, потому что мы еще не видим ни одного примера, который бы перерос идеи цитирования, копирования и заигрывания с историей. Думаю, что современной можно в полной мере сейчас считать те храмы, которые предлагают кроме свежего архитектурного образа, не обязательно при этом принципиально нового, еще и проработку гибких социальных сценариев приходской жизни, взаимодействие с городом, незамкнутость, экономическую устойчивость. В эстетическом плане, современность будет проявляться в минимизации декора, уменьшении формального копирования и эстетизации оставшихся архитектурных деталей. Макаров: Есть исторические, социологические, антропологические, теологические, философские и ряд других причин. Если обобщить, во многом на современное храмостроение повлияла история 20 века, в течении 70 лет строительство храмов было запрещено, а репрессивные действия в отношении религии надолго оставили в памяти верующих людей боль потерь, которая сохраняется надолго. Желание восстановить утраченное после смены курса политики в 90-х наложилось на период в архитектуре, в котором деконструкция и цитирование являлись частью основного инструментария архитекторов. Найденный подход к церковной архитектуре оказался настолько удачным и уместным в течении долгого времени, что преодолеть его довольно непросто. Недостаточно сказать «нам нужны современные храмы, потому что мы живем в 21 веке», для этого важно иметь еще и теологическое, философское обоснование окружающих культурных процессов, которое даст дополнительные опоры в формотворчестве. Возможно, тема теоэстетики, которая получила развитие в последние годы в церковной академической среде выведет уровень понимания церковного искусства на следующий уровень, а пока мы имеем в наличии аргументацию эскапизма и борьбы с модернизмом. Существенная часть православного сообщества очень болезненно воспринимают по сути абсолютно бытовой вопрос церковной жизни отдельного прихода. С одной стороны это следствие централизации церковной власти: бытовой вопрос отдельного прихода почему-то становится центральной темой для обсуждения всего сообщества. С другой стороны это побочная черта нашего неофитства. Мы склонны воспринимать весь церковный уклад изосакрально. То есть для нас поначалу одинаково священны заповеди Христа, форма подсвечников в храме и случайные слова бабули на свечном ящике. Мы все принимаем настолько близко к сердцу, что все это считаем незыблемым. Получается парадокс. Неспособность породить новые формы в церковной архитектуре и в церковных искусствах является следствием нашей «церковной молодости»: количество активных верующих за последние 30 лет быстро выросло, все это для нас еще ново и мы пока не способны без оглядки в прошлое самостоятельно творить новые формы церковного быта и церковной культуры. Мы к этому придем. есть ли примеры для подражания в современной церковной архитектуре? Храм преподобного Серафима Саровского в Кожухове. Источник: moseparh.ru Проект храма священномученика Игнатия Богоносца в Новогиреево. Источник: hram-gireevo.ru Макаров: Не уверен, что есть конкретные примеры, которые могли бы цельно задать уровень, на который стоит равняться. Скорее, есть отдельные удачные решения в разных проектах. Более удачными мне видятся уже упомянутые храм Серафима Саровского в Кожухово, храм св.Игнатия Богоносца в Новогиреево, храм св.Сергия Радонежского на Ходынском поле. Храм Преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле. Источник: Andreykor / wikimedia.commons.org Храм Казанской иконы Божией Матери в Гаване. Источник: Ντμίτρι / wikimedia.commons.org Якубчук: Грубо говоря, такой храм пока не построен. Из построенного самое близкое к моему личному ожиданию от церковной архитектуры сегодняшнего дня я бы отнес Казанский храм в Гаване. Проект не назовешь новаторским, но это просто хорошо. Очень тактичная постройка удивительно точно следующая традиционным формам и при этом абсолютно свежая и современная. Готовы ли в России к таким экспериментам? Макаров: Пока скорее нет, чем да, но в программе 200 имеется обратная связь по итогу строительства: типовые храмы первой волны, сделанные способом префабрикации, оказались очень негибкими и не такими дешевыми как ожидалось. Храмы второй волны были не типовыми и больше соответствовали нуждам прихода, но при этом использовали старый подход к застройке, что не всегда рационально задействовало территорию, сейчас мы видим эксперименты с компоновкой храмов и приходских строений, думаю, вскоре и эстетическая проблема окажется в центре внимания. Якубчук: Думаю мы пока в стадии накопления запроса на новые формы. Этот запрос растет естественным путем через смену поколений и рано или поздно приведет к появлению действительно новых форм. В этом процессе очень важны бумажные проекты. Пока эти храмы собирают свою виртуальную интернет паству в виде комментариев: «Ух ты! я бы пошла/пошел в такой храм!» Почему на западе переход к современным формам перешел намного раньше? Макаров: На западе было всегда поступательное развитие церковной архитектуры параллельно с развитием всего остального искусства и культуры без каких либо драматических переходов. Там не было исторических факторов, которые бы удаляли из поля зрения деятелей культуры церковное искусство. Якубчук: Никакого особого перехода, думаю, там не было. Идет поступательный эволюционный процесс, не сильно тревожимый глобальными потрясениями, как это было у нас. Все-таки гонения на Церковь в советское время – это мощное тектоническое потрясение, по некоторым оценкам превосходящее даже римские гонения раннехристианских времен. Мы как общество еще не оправились от тех травм, архитектура – только следствие этой травмированности. Пока мы усиленно тоскуем по утраченному прошлому. Чего ждать от церковной архитектуры в ближайшее время? Проект храма на Верейской улице Макаров: В этом контексте сегодня неминуемо будут осуществляться попытки поиска новых архитектурных подходов, так как кроме эстетического запроса, на горизонте храмостроения постепенно вырисовывается необходимость обеспечить принципы устойчивого развития, проработать новые модели приходской экономики, не завязанной на попечителях, вступить в диалог с городской средой и так далее. Эти изменения повлекут за собой и корректировку эстетики. Готова ли к этому Церковь? И да, и нет. С одной стороны, мы часто сталкиваемся с открытостью к новому на уровне приходов, священники порой сами предлагают очень нестандартные пространственные решения. C другой стороны, до сих пор приходится иметь дело либо с запросом исторической «безопасной» архитектуры, либо с эстетической самоцензурой на всех уровнях иерархии. Что привычное выбирают, не столько по желанию, сколько для уменьшения рисков, связанных с задержкой строительства из-за переделки проекта, опасений, что проект отклонят вышестоящие иерархи. От части, инерция историцизмов обусловлена отсутствием качественной альтернативы, которую бы могли предложить архитекторы сегодня. Но тут получается замкнутый круг: заказа на новую архитектуру храма со стороны Церкви нет, хотя запрос постепенно нарастает, а архитекторы не предлагают новое видение, так как этого заказа нет. Насколько мне известно, кроме храма на Верейской улице, сейчас есть еще несколько проектов так или иначе предлагающих относительно новые архитектурные решения (но не такие яркие с точки зрения новостной повестки), поэтому, можно сказать, что робкие попытки прощупывания новых эстетических векторов все-таки осуществляются.