"Вот тогда-то Горбачёв и сдал ГДР" - Как рушился «советский блок» в Восточной Европе
Незадолго до смерти он рассказал Игорю Латунскому, как протекали последние годы существования СССР. Первая часть интервью, в котором Валентин Фалин поведал об ошибочных решениях, приведших в итоге к краху советской экономики, была опубликована в № 31(706) «Нашей Версии». Заключительная часть беседы посвящена ошибкам, допущенным советскими руководителями на международном направлении. – Валентин Михайлович, многие говорят о том, что крушение Советского Союза было для них неожиданным. Однако ведь к 1991 году уже произошло немало событий, являвшихся прямыми сигналами того, что очень скоро мир изменится. Я имею в виду смену режимов в странах Восточной Европы, составлявших оплот советского блока. Неужели в СССР не разглядели, к чему всё идёт? – Горбачёв, как я понимаю, продолжал вести свою политику, полагая, что всё будет хорошо. Хотя, действительно, было о чём задуматься. Вот один пример из истории. В Киеве на встрече Миттеран предлагает Горбачёву вместе лететь в Берлин, чтобы поддержать главу ГДР Эриха Хонеккера. Горбачёв ему отвечает: хотите лететь – летите один, а я не полечу! Дальше Маргарет Тэтчер предложила Горбачёву провести контакты между Англией, Францией и СССР с целью согласования общей позиции по вопросам объединения Германии и определить, как и в течение скольких этапов две страны могут быть преобразованы в одну. Ведь никто в Европе не предполагал, что объединение Восточной и Западной Германии может произойти буквально за считанные дни – считалось, что это займёт годы. Более того, Тэтчер была категорически против того, чтобы это вообще произошло, Лондону не нужен был мощный игрок в лице единой Германии. Но Горбачёв в моём присутствии отреагировал на это предложение так: мол, он ни в каких контактах не заинтересован, потому что он не хочет стирать за англичанами и французами их грязное бельё. Поэтому если им есть что сказать, то пусть говорят напрямую. Ну что это за политика? «Он реагировал на все похвалы и комплименты» – Тем не менее летом 1990 года в правительственной резиденции в Архызе произошли переговоры между Михаилом Горбачёвым и канцлером ФРГ Гельмутом Колем, по итогам которых был решён вопрос об объединении двух Германий. Тогда это многих шокировало, ведь фактически, выражаясь современным языком, СССР «слил» ГДР, которая всегда считалась самым верным союзником Москвы. – Общаясь однажды с бывшим канцлером ФРГ Вилли Брандтом, я поинтересовался у него, как же так получилось, что судьба руководства ГДР была выброшена из темы переговоров? На что он мне ответил, что ему и самому было интересно, почему Москву не заботит судьба их друзей, и об этом он спрашивал у Коля. А Коль, в свою очередь, сказал, что во время переговоров он поднял этот вопрос, но услышал в ответ от Горбачёва: это-де теперь ваше внутреннее дело, вы и решайте сами, как с кем поступать. Кстати, по словам посла нашей страны в Бонне Владислава Терехова, когда в Германии начались преследования руководства партийного аппарата и работников министерства госбезопасности, он получил бумагу из Москвы. В ней Горбачёв поручал Терехову встретиться с Колем и заявить, что преследование бывших служащих руководящего аппарата и спецслужб ГДР невозможно. Однако, как пояснял Терехов, Коль сказал, что это всё происки противников Горбачёва, после чего просто бросил эту бумагу и не дал никакого ответа. – А могло ли произойти объединение Германии по другому сценарию? – Я, как заведующий Международным отделом ЦК, предлагал вариант. Во-первых, не спешить и не соглашаться на механическое объединение двух Германий в одну. Поскольку этот шаг был слишком важен для всей мировой политики, чтобы делать его слишком быстро. Ведь никто, думаю, не будет спорить, что с появлением объединённой Германии вся ситуация в Европе изменилась кардинальным образом. И если бы сейчас не существовало Германии в её нынешнем виде, положение в мире было бы иным, так же как и место России в нём. Во-вторых, я указывал, что при объединении Восточной и Западной Германии мы должны обязательно учесть свои интересы, а не просто уходить с прежних позиций в «интересах мира и дружбы». Причём разговор об этом был вполне официальный. Когда Горбачёв находился в Соединённых Штатах Америки, он проводил переговоры в Овальном кабинете Белого дома с президентом Бушем. Мы все сидели за столом, и Горбачёв послал мне записку, в которой спросил, не хочу ли я что-то сказать. Я тогда сказал, что ФРГ имеет ключевое значение для США, а ГДР имеет такое же значение для СССР, поэтому при решении вопроса объединения Германии Вашингтон и Москва должны учитывать это. Говорил я минут 10. Потом наступает пауза, все присутствующие переглядываются и Буш говорит: мол, вопрос понятен, теперь давайте объявим перерыв, полетим в Кэмп-Дэвид и там уже продолжим этот разговор. Так и произошло. Только в Кэмп-Дэвиде прежнего разговора уже не получилось, там Горбачёв говорил с Бушем с глазу на глаз. Вот тогда-то Горбачёв и сдал ГДР. – Это была политическая близорукость, наивная вера, что США на самом деле станут «белыми и пушистыми», или что-то другое? – Всё может быть. В том числе не исключено, что в основе лежало обычное честолюбие. Стать «объединителем Германии» и войти в историю очень почётно и заманчиво. Горбачёв так в неё и вошёл, получив за это Нобелевскую премию мира, а заодно сдав большую половину интересов Советского Союза. Американцы в этом отношении действовали тонко: если им было нужно, они раздували миф о величии Горбачёва, словно мыльный пузырь. И он, как человек ловкий, но далеко не мудрый, реагировал на все эти похвалы и комплименты, на которые был очень падок. Хотя тут может быть ещё одна причина. Уже после того, как произошёл распад СССР, Горбачёв выступал в программе французского телевидения. Когда его спросили, может ли быть будущее за коммунизмом, он ответил: «Вы что, хотите опять в бараки?» То есть тогда возникает вопрос: а как же ты был главой СССР и лидером мирового коммунизма, если в него не верил? Как можно быть одновременно коммунистом и антикоммунистом? Может быть, здесь кроется ответ на вопрос, как в одночасье рухнул СССР, в котором Компартия насчитывала 20 млн своих членов, и как это бывшие коммунисты вдруг быстро превратились в капиталистов? Когда Горбачёв настаивал на том, чтобы я из агентства печати «Новости» вернулся в большую политику, я дал согласие на это при одном условии: я буду писать ему записки и меморандумы по вопросам внешней и внутренней политики, а он будет их изучать. Иначе для чего нужен руководитель Международного отдела ЦК? За время пребывания в его команде я написал более 50 меморандумов, но ни на один из них никакой его реакции не получил. Да, он читал некоторые, как мне рассказывал Яковлев. Некоторые даже запирал в свой сейф. Так было с запиской о будущей американской политике, где я прогнозировал, как США будут и дальше давить на нашу страну. И с запиской об украинском национализме. Эти записки по договорённости с Горбачёвым не проходили обычную регистрацию в его секретариате, их не видели его помощники, они шли к нему прямо на стол. И отсутствие реакции во многом тоже характеризует Горбачёва как руководителя. – Кстати, и правда, возникает вопрос: разве другие руководители страны не видели, что делает генеральный секретарь? Или внешняя политика проводилась в тайне от всех? – Что касается вопроса объединения Германии, то он решался так. Никакого обсуждения программы не было ни в Верховном Совете, ни на правительстве. Горбачёв даже с главой МИДа Эдуардом Шеварднадзе всё не обсуждал, а в Архыз на переговоры с Колем поехал, взяв с собой написанный от руки меморандум. Хотя сам Шеварднадзе, судя по всему, был в курсе дела и вёл какую-то игру. Бывший глава МИД Германии Ганс-Дитрих Геншер вспоминал, что Шеварднадзе по дороге из Архыза говорил ему: мол, надо немедленно претворить в жизнь всё, о чём договорились, пока эти ортодоксы в Москве не опомнились и не начали совать палки в колёса. Кроме того, Шеварднадзе имел директиву – переговоры должны проходить по формуле «4+2» и отказываться от неё ни в коем случае нельзя. Формула «4+2» означала, что Великобритания, Франция, СССР и США объясняют двум Германиям, в какие сроки и каким образом они объединяются, а немцы это исполняют. Однако потом Геншер заявляет: переговоры должны идти по формуле «2+4». То есть немцы договариваются меж собой, а остальные только одобряют их решение. И Шеварднадзе на это соглашается! Я звоню помощнику Горбачёва Черняеву, спрашиваю, как такое могло случиться. Он отвечает: да, это прямое нарушение директивы. Потом, правда, Черняев свою позицию немного поправил, так что я могу предполагать, что какой-то разговор у Шеварднадзе с Горбачёвым мог быть и тот, видимо, не возражал. Кстати, знаете, почему в декабре 1990 года Шеварднадзе вдруг подал в отставку? Причём не как это бывает обычно, в рабочем порядке, а с шумом, прямо с трибуны Съезда народных депутатов заявив, что уходит в «в знак протеста против надвигающейся диктатуры». В КГБ появилась информация, что он в разговоре с госсекретарём США в присутствии только американского переводчика заявил: дескать, Москва может поддержать участие советских войск в операции американцев «Буря в пустыне» в Ираке. И когда он узнал через свои каналы, что ему может быть задан вопрос на эту тему, то пошёл на опережение и ушёл в отставку. «Передайте немцам, что это их личное дело!» – Ладно, с нашими государственными деятелями всё понятно. А что же воспрепятствовало тому, чтобы немецкие спецслужбы и армия накануне развала Берлинской стены не навели порядок на улицах Берлина? Ведь немецкая Штази считалась в чём-то даже посильнее КГБ; считалось, что на госбезопасность работает каждый пятый немец! – Время развала Берлинской стены это уже было время развала самого руководства ГДР. В октябре 1991-го я летал в Берлин, кстати, вопреки возражению Шеварднадзе. Он тогда говорил, мол, что ему там делать, но Горбачёв сказал – раз просят, езжай. Так вот я спросил тогда у местных коллег, как же это могло получиться, что вы ни за грош отказались от прежнего социалистического режима. Они ответили что-то вроде «так получилось», явно при этом недоговаривая и чего-то словно стесняясь. Потом мне наш посол в Германии Вячеслав Иванович Кочемасов рассказывал другую историю. К нему обратились восточные немцы с просьбой провести консультацию о ситуации на границе между Западным и Восточным Берлином. Она всегда сильно охранялась, а тут демонстранты принялись разрушать стену, начался практически неконтролируемый переход границы. Качумасов по ВЧ докладывает в Москву: так, мол, и так, что делать? Приходит ответ от заместителя Шеварднадзе Ковалёва: «Передайте немецким друзьям, что это их внутреннее дело»! Кочемасов отвечает, что он не имеет права без письменного указания передать немецким друзьям такой ответ. Три дня молчания, после чего в Берлин из Москвы приходит телеграмма с тем же текстом: «Передайте немцам, что это их личное дело!» В общем, дальше было принято решение о введении новой процедуры получения разрешения на проход через контрольно-пропускной пункт. Хотя по сути это было полноценное открытие границы, которое привело в итоге к автоматическому поглощению ГДР со стороны ФРГ. В общем, границы между ГДР и ФРГ уже фактически не существует, тем временем Горбачёв звонит Кочемасову и спрашивает: «А что это у вас там происходит в Берлине?» Тот отвечает: «Я получил ответ из Москвы, ни во что не вмешиваюсь». Горбачёв говорит: «Ну ладно, главное, чтобы там не передрались». Вот и всё, Германия ушла. – А правда, что после ухода из ГДР Группы советских войск всё оружие было продано Югославской народной армии? – Это было не наше оружие, а принадлежавшее ГДР. И продавали его западные немцы, те, кто после объединения Германии пришли к власти. Продавали его по всему миру, во все страны, где тогда шла война. В том числе моджахедам в Афганистан и в Пакистан. Оружия было очень много, даже через 20 лет склады не получилось разгрузить полностью. – Не так давно выходила публикация, в которой говорилось, что в 1988–1989 годах высшее руководство КГБ СССР поняло, что дело идёт к краху, и разработало операцию «Луч». В рамках этой операции из ГДР по фальшивым документам были вывезены в нейтральные страны высшие руководители госбезопасности Германии. Якобы в этом принимал участие находившийся в Дрездене майор КГБ Владимир Путин. По вашему мнению, могло быть такое? – Вывод своих агентов, друзей или союзников из какой-то страны – это рутинная практика, и она проводилась спецслужбами стран всего мира во все времена. Конкретной информацией по ней не владею, я просто знаю, какого рода операции проводились американцами, англичанами и французами. А вот в том, что в таком серьёзном деле мог участвовать майор, я сомневаюсь: обычно о таких операциях знал лишь очень узкий круг высшего руководства КГБ СССР.
