Как живут маньяки, киллеры и террористы в колонии "Полярная сова"
ПОСЕЛОК ХАРП (Ямало-Ненецкий автономный округ), 13 авг – РИА Новости, Александр Темнов. "Полярная сова". Романтичное название самой таинственной колонии России. Место легендарное и пугающее. Все, кто хоть немного знаком с его историей, неприятно содрогаются лишь при упоминании названия. Ею пугают, ее боятся, про нее снимают фильмы. Колония за полярным кругом, где содержатся самые опасные преступники современной России. Маньяки, террористы, рецидивисты. Содержатся пожизненно. Содержатся так строго, что заключенные, узнав о переводе в "Полярную сову", готовы покончить с собой. Так я думал, собираясь в поездку, такой в моем воображении представала грозная "Полярная сова". На встречу с террористом Москва провожала ливнем. Ненастье уже который день терзало столицу. Ветер, солнце, улыбки людей. Салехард встречал с жаром, но местное тепло не согревало. От мыслей, куда предстоит попасть, в жилах стыла кровь. В "Полярной сове" содержатся те, кто уже вряд ли найдет приют среди людей. Они никогда не выйдут на свободу, никогда не увидят обычных людей, никогда не смогут пройтись по улице, никогда не перестанут слышать гулкий звон замков, запирающих камеру. Никогда — это определяющее в "Полярной сове", в это слово упираются почти все вопросы. Сможет ли пожизненно осужденный сам выбрать себе одежду? Никогда. Сможет ли поспать до обеда? Никогда. Сможет ли увидеть уют родного дома? Никогда. Сможет ли побывать на похоронах родителей? Никогда. Сможет ли извиниться перед жертвами? Никогда. Сможет ли повернуть время вспять и сделать все иначе? Никогда. Таково решение суда, таково мнение общества. Почти у всех пожизненно осужденных при всех их зверствах есть два сложившихся убеждения: "все равно продолжать жить" и "приговор неоправданно жесток". Битцевский маньяк Пичушкин, бесланский террорист Кулаев, белгородский стрелок Помазун, "красноярский Чикатило" Заманов, бывший майор милиции Евсюков, лидер Ореховской ОПГ Буторин. Это лишь малая часть тех, кто заключен в стенах "Полярной совы". Всего же в колонии 346 приговоренных к пожизненному лишению свободы. На их руках жизни сотен, если не тысяч людей. Количество жертв этих осужденных сопоставимо с населением небольшого поселка или городка. Но они будут жить. Запертые в клетке, как звери, но будут жить. За их здоровьем следят врачи и психологи, их сытно кормят, они гуляют. Так что закончат свою жизнь они, скорее всего, не скоро. За последние несколько лет среди пожизненно осужденных "Полярной совы" не было ни одного самоубийства. Мне довелось пообщаться с тремя пожизненно осужденными. Первый — единственный выживший боевик после теракта в школе Беслана, второй осужден за тройное убийство лопатой, третий — за двойное с особой жестокостью. И каждый из них, как под диктовку, повторял: наказание чрезмерно жестокое, несправедливое, а он в целом хороший и дружелюбный человек. От этих слов бросало в дрожь. Как? Как люди, лишившие жизней других, могут так о себе думать? Этот вопрос остался без ответа. По ту сторону свободы ИК-18 "Полярная сова" — исправительная колония особого режима, в которой содержатся осужденные к пожизненному лишению свободы. Есть участок строгого режима и участок колонии-поселения для мужчин и женщин. Она находится за полярным кругом в поселке Харп. Место здесь живописное, с реками и горами, невероятными пейзажами. Пейзажами, которые более 340 заключенных "Полярной совы" никогда не увидят. Сначала заходим в помещение видеоконтроля. 12 огромных экранов, передают картинку около 300 камер наблюдения. Ими покрыта вся территория, "мертвых зон" нет. Контролем перекрыты все камеры, запираемые помещения, коридоры, комнаты для обыска, места, где даже теоретически могут быть совершены противоправные действия. Как в отношении сотрудников колонии, так и против осужденных. Также в колонии есть датчики движения, сигнализации. Надзор ведется круглосуточно. Стоит в камере пожизненно осужденных появиться хоть намеку на конфликт, дежурный предупредит, попросит успокоиться. Эта связь работает и в обратную сторону. Пожизненно заключенный всегда может обратиться к дежурному. "Случаются ли конфликты между заключенными?" — спрашиваю у психолога колонии Владимира Каруева. "Бывают, но редко, все заканчивается словесной перепалкой, драк не бывает", — отвечает он. Вообще, за душевным состоянием заключенных следят трепетно, в день психолог принимает 10-12 человек, старается уловить изменения в настроении осужденных. "Все заключенные разные, в том числе и по характеру преступления. У них сиюминутное настроение. Тот же Нурпаша Кулаев может неделю не смотреть в мою сторону. При этом работа психолога строится на согласии, если осужденный не согласен, я не имею права заставить его говорить", — рассказал Каруев. Перед проходом на территорию колонии короткий инструктаж. Телефоны остаются под замком. Дальше без связи с внешним миром. Полностью доверяешься сотрудникам. Досмотр на проходной. Не жесткий, но доскональный. Паспорт сдается, взамен выдается листок. Небольшой, похож на справку советских времен. "Это билет на свободу, не терять", — предостерегающе звучит из клетки пропускной. На территорию колонии без досмотра не пройдет ни посетитель, ни сотрудник, ни даже начальник. Такие правила. Контроль пройден. Шаг, и ты на территории. Казалось бы, за спиной лишь одно административное здание, а за ним свобода. Не верится, что она так близка, но в то же время так далека. Каково это, жить до конца дней с этим осознанием? Эта мысль не отпускает. Рядом пять-шесть сотрудников "Полярной совы". Они не отходят практически ни на шаг на территории колонии, просто молча идут рядом. Они не высказывают опасений, но напряжение чувствуется. Место опасное. По правую руку — участок строго режима, по левую — особого, здесь содержатся пожизненно осужденные. Отличительная черта этого места — клетки, заборы, колючая проволока и тишина, прерываемая лишь возгласами "здравствуйте, гражданин начальник!". Будешь проходить рядом с одним и тем же заключенным хоть тысячу раз, ровно столько же раз он повторит "здравствуйте, гражданин начальник". Через несколько минут от этого становится не по себе. Время здесь словно замерло. Нет ничего, что указывало бы на его движение. Даже ночь здесь не сменяет день, а дождь, кажется, идет лениво и нерасторопно. Сначала мне любезно предлагают посмотреть, где работают, чем занимаются и что едят заключенные. Идем в пошивочный цех. "Пожизненно осужденные тоже могут здесь работать?" — спрашиваю я. "Нет. Передвижение пожизненно лишенных свободы по территории колонии минимально, оно проходит под усиленным надзором, выход из камер минимален, если только на прием к врачу, прогулку и на беседу с сотрудниками тех или иных служб. А так все остальное время они находятся в камерах", — отвечают сопровождающие. Как позже рассказал осужденный на пожизненный срок, в камере они проводят по 22 часа в сутки. В цеху работает группа заключенных. "Здравствуйте, гражданин начальник!" — кричат они при появлении нашей компании и умолкают. Снова повисает тишина. Они не смотрят в нашу сторону, не высказывают своего отношения к происходящему. Не делают ничего, что могло бы вызвать неприязнь в их адрес. Это чувствуется, и это вызывает неприятные эмоции. В цеху около 20 швейных машин. Заключенные проходят обучение прежде, чем приступить к работе. Цех может изготавливать форму для сотрудников колонии, спецодежду для заключенных, одежду коренных народов Ямала из шерсти, украшения. Не хочется стать проблемой для заключенных, потому мы быстро осматриваем цех и уходим. В целом на производстве в "Полярной сове" задействовано около трети заключенных. Акцент идет на швейное производство, чтобы колония была самообеспечена. Почти на сто процентов покрывается потребность в одежде для заключенных. Также заключенные занимаются ремонтом автомобилей, производят изделия из уральского камня, выпекают для себя весь хлеб. Двигаясь к теплице, где заключенные выращивают овощи и зелень, проходим мимо футбольной площадки. Она также вся обтянута колючей проволокой и решетчатым забором. Вдоль площадки деревянный забор, на нем рисунки с флагами и эмблемой столичного "Спартака". "Что вы хотели, у нас содержатся заключенные со всей России, в том числе из Москвы", — объясняют сопровождающие. По пути встречаем пестро разрисованные заборы, рядом с ними самодельные прудики и тележки. Это заключенные сделали своими руками для конкурса. Нарисованы горные пейзажи и леса. Нарисована воля, которой они лишены. В теплице поспевает урожай. Работает заключенный. "Здравствуйте, гражданин начальник!" — выпаливает он при нашем виде и замолкает. В помещении жарко, разница с температурой на улице ощутима. Слышно, как с потолка падают капли. По секрету мне рассказывают, что овощи из колонии пользуются популярностью у жителей Харпа и Лабытнанги, поступают заказы. По дороге на участок для пожизненно осужденных заходим в столовую, пекарню, часовню и клуб. В столовой угощаюсь тюремной баландой: рассольник, гуляш с мясом и овощным рагу, кисель. Готовят сами заключенные, довольно вкусно, не хуже еды в школьных столовых. Вообще, питание в "Полярной сове" трехразовое, обязательно есть мясо. Под крылом полярной совы В самом начале участка для пожизненно осужденных встречает легендарная полярная сова. Скульптура выполнена в виде хищной птицы, которая пикирует в погоне за добычей. Жертва еще даже не понимает, что через несколько мгновений ее ожидает погибель. Очень символично. Как рассказывают сопровождающие, большая часть пожизненно заключенных долго не осознает, что свободы им никогда не видеть, они живут призрачной надеждой на освобождение. Это то самое мгновение до момента, когда жизнь вцепится мертвой хваткой и придет это зловещее понимание — это конец. На участке четыре двухэтажных корпуса, где содержатся пожизненно лишенные свободы. В камерах они в основном находятся по двое или трое. Есть, правда, и одиночное содержание. С битцевским маньяком так никто и не ужился. Как рассказали сопровождающие, Пичушкин так и не изменил своих взглядов. "Пичушкин несколько раз писал заявление на беседу со мной. Старается что-то доказать, донести свою некую мысль", — рассказывает психолог. В коридорах корпуса прохладно. По обе руки — камеры. Людей не слышно, висит мертвая тишина. Лишь временами слышится звон металлических дверей. Коридор преграждают решетки. На каждой висят таблички с напоминанием закрыть их на два оборота. На дверях таблички с именами заключенных и преступлениями. Маньяки, террористы, убийцы, живодеры. Три жертвы. Две. Убиты девушки. Растерзаны дети. Настоящие комнаты страха. Вот только угроза в них реальная, а не бутафорская. Койка, столик, намертво приделанный к стене, шкаф, тумба, емкость с питьевой водой, раковина. Из бытового — кружка, кипятильник, бритвенные принадлежности. На потолке лампа, закованная в решетку, на противоположной от входа в камеру стене окно, тоже в решетке. Таков быт того, кто никогда не увидит свободы. На этом разнообразие заканчивается. Общение только с сокамерниками, обращаться к сотрудникам колонии можно лишь для решения вопросов. Можно читать или писать, не более. И так каждый день. Из новинок для этих людей — уединенный туалет. Ни интернета, ни мобильных телефонов, ни электрических бритв… Почти все то, что в обычной жизни стало обыденностью, многие осужденные даже не видели. В камере спертый воздух. Он висит тяжелой массой, его словно чувствуешь на плечах. Голоса, шаги, лязганье как будто упираются в него и растворяются. Временами тишину нарушают звуки с улицы. Это заключенные строгого режима метут дорожки на улице или работают с металлом. В камере даже это кажется свободой. Вид из окна — соседнее здание с узниками и небо. Огромное небо в решетку. Стены белые в один тон с потолком. Позже один из пожизненно осужденных скажет, что из-за белого цвета в камере "нет негатива". "Словно это домашняя комната, не скажешь, что это камера. Просто обыкновенная комната", — заключил он. При этих словах стало не по себе, они звучат инородно в этом месте. Месте, где люди будут сидеть всю жизнь и видеть 22 часа в сутки только эти белые стены. Пол деревянный, выкрашен в коричневый цвет. Везде порядок, койки идеально убраны, нет ни складки. Они тоже белые. Только не расстрел Идем по коридору, чтобы попасть в комнату, где обычно с заключенными работает психолог. Там меня уже ждет Кулаев, говорят сопровождающие. Меня торопливо заводят в помещение. Тут же по левую руку начинается торопливое перечисление зазубренных фраз: имя, фамилия, статьи. Произнесены они были уже тысячи раз, будут сказаны еще больше. "Пожалуйста, остановитесь, не надо", — обрывают Кулаева, перечисление бы заняло слишком много времени. И вот он перед тобой. Опасность. Угроза. Это остро чувствуется, несмотря на то, что он заперт в клетке. Перед тобой тот, на плечах которого "висит" больше 300 жизней. Жизней детей, женщин, стариков. Что от него ждать? О чем он думает? Желает ли он мне смерти? Он улыбается. Но эта улыбка из клетки смотрится зловеще. Кулаев выглядит уставшим. Ему 38 лет, но годы, проведенные в "Полярной сове", не прошли бесследно. На лице появились нехарактерные для его возраста морщины. Это взрослый мужчина, где-то с проседью. Взгляд цепкий и пронзительный. "Скоро будет 12 лет, как я нахожусь в "Полярной сове". Состояние пока нормальное, но такие условия содержания на любого бы давили, это же не дом", — Кулаев начинает сбивчиво, речь прерывистая и дерганая, чувствуется, что общается он не так часто. Мы с ним говорим о многих вещах. Постепенно его речь становится увереннее. Он рассказывает о быте, с кем в камере, как себя чувствует. "Я все время хочу на волю. Я же человек (смеется). Я же не в тюрьме родился. Человек не создан для таких условий. Да, я согласен, что не заслужил этого. По крайней мере за Беслан… Беслан – это уже не мое", — говорит Кулаев. Свой рассказ он вел без особенных проявлений эмоций. Ни восторгов, ни сожалений. Простое повествование, тихое изложение прошлого. За окном светило солнце и было тепло. Но в комнате после его слов все потускнело, повеяло холодом. Кулаев понурым взглядом обводит помещение, клетку. Было тяжело понять, что он чувствует, но угадывалось огорчение. В этот момент закрались мысли о том, что очень хочется покинуть "Полярную сову". Просто выйти за ворота и глубоко вдохнуть теплого северного воздуха. "Будь я глупым, то до колонии бы не доехал. Возможность что-то сделать с собой была. Но я верующий человек, верю, что все происходит по воле господа. Я себя знаю, знаю себе цену. Если бы мне сейчас сказали: есть выбор – жить ради своих родственников или расстрел, по желанию, я бы умолял, чтобы не расстреляли. Потому что мои родственники ждут меня. Выйду я или нет — не имеет значения. То, что я живой, для них уже радость. Как я могу лишить их этого? Тем более уже и так столького лишил их", — рассуждает Кулаев. Логично напрашивается вопрос, почему он не подумал о своих детях, когда направился в Беслан. "Вам легко говорить. Но там уже ничего не выбираешь. Другого выбора нет. Если один раз попал в бандгруппу, выбора больше нет. Видите, я вышел из нее и докуда доехал", — при этих словах Кулаев заулыбался какой-то обреченной улыбкой. Перед поездкой к Кулаеву читал много историй о том, что заключенные не хотят находиться с ним в одной камере, считая его самым кровожадным преступником в колонии. Он отвечает, что содержится еще с двумя заключенными. "В душу к другим не лезу, но сам не замечал, чтобы кто-то боялся. Я уже больше 150 человек пересидел, — говорит он с улыбкой. — Конечно, здесь люди разные, но я не интересуюсь их делами: за что они сидят, что они делали. Потому что после этого будет тяжело с ними существовать. Я не спрашиваю. А если сами начинают рассказывать, то не даю". Уточняю: что, в прессе публиковалась ложь? "Я вообще по жизни неконфликтный человек. Не люблю это", — заявляет он. При этих словах вспоминаю, что привело его в "Полярную сову". Только обвинение Кулаеву читали два дня. Столько времени ушло на перечисление жертв теракта. "А как же люди, погибшие в теракте?" — спрашиваю. "Слава богу, я к этому не причастен", — заключает он спокойно. Общение с Нурпашой Кулаевым длилось больше часа. Все это время он находился в клетке, где кроме него едва умещались две дощечки — одна для сидения, вторая для рук. Он не проявлял волнения, негодования или злости. Был совершенно спокоен. На протяжении всей беседы рядом находились двое сопровождающих от УФСИН, но их он не замечал. Когда вопросы закончились, в крохотную комнату вошли три или четыре конвоира. Кулаева увели. Раскаиваюсь, но наказание жестоко После общения с Кулаевым снова лязгнул железный засов. Пугающий звук. Звук неволи. За окном по-прежнему светило солнце. Но от мыслей о Беслане, о словах Кулаева, что он не заслужил такого наказания, все казалось темным и мрачным. Повисла тишина. Сопровождающие тоже молчали. Каждый обдумывал что-то свое. Кулаев охотно шел на контакт, отвечал на все вопросы, рассказывал много нового, того, что не говорил раньше из страха за жизнь родных. Но из-за содержания этих откровений вышел тяжелый диалог. Кулаев ушел, оставив после себя грустные мысли. Мысли о разбитых жизнях, искалеченных судьбах, погибших детях. Вспомнились и его слова о том, что привело его в "Полярную сову". "Я лишь однажды отказал не тому человеку и вот куда пришел", — сказал он тихо. Одна ошибка, и такие последствия. Меня предупреждают, что скоро у заключенных обед, со следующим собеседником не получится разговаривать так же долго. Чтобы все подготовить, перевели в комнату конвоиров. Закрыли клетку и ушли. Все делалось, чтобы я был в безопасности. В этом помещении необычный резкий запах. Послышалась суета. Мгновение, и на пороге появляется следующий заключенный. Две полосы на робе сзади как отличительный знак "особо опасен". Его ненадолго останавливают. Он смотрит в пол. По сторонам пожизненно осужденным смотреть запрещено. Приказы нужно выполнять четко и безукоризненно. "Вперед", — слышен голос конвоира, и заключенного уводят в комнату переговоров. Передо мной Денис Шолохов. В "Полярной сове" он с 2008 года. Шолохов, как и Кулаев, начинает выпаливать имя и фамилию, статьи, преступления. Его просят остановиться. Это выходит не сразу, заключенный по инерции продолжает перечисление. "Хватит, хватит", — лишь более настойчивая просьба приводит его в чувство. Шолохов выглядит моложе Кулаева, хоть они почти ровесники. Он не производит впечатление человека, способного убить троих: двух подростков и 18-летнего юношу. Но именно за это он находится в "Полярной сове". Именно за это он будет сидеть здесь всю жизнь. "Я попал в колонию за тройное убийство на территории Тюменской области. Я сильно раскаиваюсь. Так получилось. Сожалею, но считаю пожизненное лишение свободы несправедливым наказанием", — начинает он. "Простите, — уточняю я, — но три человека были жестоко убиты лопатой, это не заслуживает пожизненного срока?" Глядя на Шолохова и вспоминая выдержки из дела, где говорилось про жестокость, мотивы, способы убийства, все еще не верилось, что такой внешне неагрессивный человек может совершить подобное зверство. "Совершенно верно. Убийство было совершено лопатой. Она была у меня в автомобиле. Подельники пользовались ей, когда мы ездили и буксовали. Они эту лопату "употребляли" там (во время убийства — ред.), а я был водителем", — эмоционально говорит Шолохов, добавляя, что он по образованию водитель-механик и учился в ПТУ. Он продолжает, что наказание слишком сурово, ведь он не был судим и даже характеризовался положительно. "Местные жители обращались с характеристиками, с отзывами, что я зарекомендовал себя с хорошей стороны как гражданин РФ", — заявляет он. Пока Шолохов отбывает наказание, у него умерли отец и сестра. Связь он поддерживает только с матерью-пенсионеркой. Спрашиваю у сопровождающих, как родители относятся к своим детям, которые погубили стольких людей. "Зачастую считают жертвами и невиновными", — слышу в ответ. Шолохов рассказывает, что убийство совершено в ночь с 8 на 9 марта в разгар праздника. Жертв вывезли на трассу, где и забили лопатой. Спрашиваю, почему он с подельниками оборвал жизни троих людей, разве могут быть какие-то причины для этого, что могло побудить на такое зверство в отношении, по сути, детей. "Мы пьяные были. Якобы припугнуть хотели. Вообще, не представляю. Вроде в машине негатива никакого не было. Не знаю, как это все произошло. Я водитель, я же не могу контролировать, что у меня в салоне происходит, внимание должно быть сосредоточено на дороге, знаках", — отвечает Шолохов, но это не добавляет понимания мотивов убийства. Он, в отличие от Кулаева, более эмоционален и категоричен, рассуждает об обжаловании приговора в ЕСПЧ, об ошибках, которые были допущены со стороны следствия, искренне не соглашается с ними, сетует, что из-за заключения не может собрать все доказательства. "Ничего не могу: ни опросить водителей, ни запросы сделать, да и адвокат простенький", — печалится Шолохов. Судья заинтересованно приговорил к пожизненному, потерпевшие "на меня агрессивно не смотрели", рассуждает Шолохов. "В материалах дела видно, что в показаниях все путаются. Один говорит так, третий эдак. Мою позицию принимают следствие и прокуратура. Прокурор запрашивал 10 лет тюрьмы. Я вот думал, присяжные дело изучат, увидят все расхождения, снизят мне наказание, но судья единолично осудил, дал мне пожизненное", — говорит он, объясняя, почему не согласен с приговором. По его словам, это единственный случай, когда ранее не судимый, положительно характеризующийся, изобличающий подельников, помогающий следствию человек получается пожизненное лишение свободы. Заключает он свой рассказ словами, что всегда старается, чтобы было лучше, а не хуже. Один из сопровождающих указывает, что пришло время обеда. Права заключенных в "Полярной сове" соблюдают четко. Время обеда, значит, разговор нужно прекращать. Шолохов напоследок просит прислать ему свою фотографию. "Я за годы в "Полярной сове" ни разу не видел себя на фото", — говорит он. Меня уводят, чтобы запереть в комнате конвоя. Тишина вновь наполняет помещение. Слов ни у кого нет. Я не такой плохой человек Олег Шелепов попал в "Полярную сову" за двойное убийство с особой жестокостью. На убийство пошел из-за долгов, по его словам. Мне о Шелепове рассказывали, когда я был еще в Москве. Творческий, уже будучи в колонии, нашел жену — характеризовали его тогда. Меня снова заводят в комнату психолога. Шелепов стоит в клетке, спиной к входу. Он не выпаливает моментально свои преступления и статьи, как Кулаев и Шолохов. Только после того, как все вошли, он поворачивается и приступает к рассказу. Его речь нетороплива, он спокоен. Его прерывают. "А что вы хотите, в чем цель беседы?" — первый вопрос остается за Шелеповым сразу после моего представления. Предыдущие собеседники подобного не позволяли себе. Все началось примерно за год до преступления, рассказывает он, бросил учебу, хотелось жить красиво, зарабатывать, хотелось ездить на машине, покупать дорогие вещи, ему был 21 год. "Я признаю вину, я совершил преступление, но при этом суд не совсем правильно установил мотив. Да, убили, но на самом деле мы совершили убийство не из своих собственных желаний, корыстных побуждений, а на то были обстоятельства, которые мне стыдно было сказать в суде", — говорит Шелепов. По его словам, по прошествии многих лет он пытается найти возможность доказать, что он на самом деле не такой отморозок, каким его представили в суде. "Пытаюсь всеми возможными способами доказать, что я не такой плохой человек. Вот и все", — говорит он. Прошу его рассказать о самом преступлении, что произошло. Рассказывает, что пробовал полулегальный бизнес, в итоге влез в долги. "Когда ты долго находишься в долговой яме, морально ты тоже опускаешься так или иначе. Я занимал. Перезанимал, чтобы рассчитаться. Несколько человек продали мои долги бандитам. Начали караулить возле дома, поступали звонки, без ножа я боялся выходить на улицу. Сам себя загнал в психологическую ловушку. Просто не видел выхода из этой ситуации", — рассуждает Шелепов. Чувствуется, что история в его голове проговаривалась много раз. Он не делает пауз, ведя рассказ. Я не прерываю, чтобы не сбить с мысли или не обидеть вопросом. "Я не понимаю, почему мне не пришло в голову пойти к родителям или в милицию. Нет, я ничего этого не понимал, я себя гнал, не видел никакого выхода, кроме преступления. Я всю жизнь поминутно перебрал, но не понял, почему не увидел выхода. Этот страх, который меня преследовал долгое время, воплотился вот в такое преступление", — рассуждает Шелепов. Преступление заключалось в разбое с убийством, чтобы забрать деньги. Были Шелепов и его подельник. Первому — 22 года, второму — 19 лет. "Мы договаривались, что убьем парня. Он учился со мной", — объясняет свой поступок Шелепов. Он продолжает, что когда приехали на место встречи, там было в итоге два человека. "Когда уже само преступление началось… удар, второй. Вот после этого, я уже понимал, остановиться невозможно. Когда своими руками все происходит, это все совсем по-другому, — повысив голос, произносит он. — Внутри я ужасался тому, что делал, а старался все делать спокойно. В суде написали, что хладнокровный. И вот теперь я здесь. Просто за свои глупости, за свои ошибки сижу здесь". Дальше он рассуждает, что хоть основную вину перекладывает на себя, но родственники и друзья могли бы заметить его состояние. "Пускай я скрывал тщательно, как у меня все печально, если пригляделись бы, услышали мое невысказанное, может, все было совсем по-другому", — говорит он. Прерываю в итоге: "Вы загнаны, испуганы, видели выход только в преступлении, но почему убийство? Почему не ограбление, например?" "Да, да. Украсть. Я много об этом думал. Почему не украсть? Единственное что приходит на ум, что для кражи нужно строить планы. Видимо, банально на это не хватило мозгов", — отвечает Шелепов. Не хватило мозгов, проносится в голове. Так просто. И две жертвы. Он продолжает, что получил в итоге по заслугам. "Как бы я себя ни оправдывал, вот вроде я не такой плохой, в принципе, получил, что заслужил. Единственное, что к этому можно добавить, что все-таки, может быть, наше общество когда-нибудь придет к тому, что, может, стоит некоторым давать шанс вернуться и попытаться доказать, что все не так плохо, а этого шанса реально ведь нет ни у кого", — заключает он. Мы говорим о том, что Шелепов добивается правды и справедливости. Необычно слышать про справедливость от того, который сидит в колонии за убийство двух человек. Спрашиваю, какое наказание он считает адекватным. "Для меня на момент суда — смертная казнь, — говорит он. — Но сейчас произошла переоценка всего, я начал понимать, что наши суды, в принципе, не совершенны. Есть большая вероятность, что будет казнен невиновный. И именно из этих побуждений я против смертной казни. Но, с другой стороны, я лично встречал таких людей, которых уже не исправить и им уже нет смысла пребывать на этом свете". Становится любопытно, о ком он так говорит, как это проявляется. Объясняет, что есть в колонии много тех, кого осудили после 1990-х годов по статье о бандитизме. По его словам, они на вопрос, совершили бы свои преступления сегодня, отвечают, что нет. "А почему? Не потому что человека жалко, которого он убил, а просто не хочет садиться на пожизненное. Вот и все. Людей не жалеет вообще никто. Сдерживающий фактор именно наказание. Такая хищная порода людей", — рассказал Шелепов. Дальше он поведал о надеждах, что из его дела уберут часть про особую жестокость, "потому что ее на самом деле не было", что получится изменить мотив. "Если я смогу это сделать, то больше мне ничего не надо. Если уберут, буду счастлив, если нет, то так тому и быть. Буду жить дальше. Буду стремиться, развиваться, творить что-нибудь. Здесь у меня больше времени на размышления о жизни, о смысле, о поступках, о взаимоотношениях. На что обычно людям на свободе времени не хватает. Поэтому, здесь потихоньку у меня рождаются статьи, стихи, какие-то афоризмы", — говорит он. На этом мое посещение колонии закончилось. Мне прозвучало "на выход", как минутами ранее говорили пожизненно заключенным, пробежал холодок по телу. На всякий случай для верности проверяю, не потерял ли я заветный билет на свободу. Он все еще в кармане. По дороге спрашиваю у сопровождающих, есть ли те, кто отсидел уже больше 25 лет и может подавать на условно-досрочное освобождение. "Такие есть, но никто из них не воспользовался пока этой возможностью", — объясняют мне. Три исповеди смертников и несколько часов в колонии позади. Сложное время. Оно не промчалось незаметно, оно тянулось. Все время давило это "никогда". Но самое главное "никогда" было в осознании, что как бы ни рассуждали пожизненно осужденные, как бы ни уверяли о раскаянии, их жертвы уже никогда не вернутся, никогда не увидят родных. Жертвы, которые лишились жизней по неведомым причинам даже для их палачей. Незаслуженно. Несправедливо.