Практически все современное искусство – дегенеративно

- А ты уже видел розовый танк? – Спросил меня таксист. - Впервые слышу, хотя в Праге бываю часто, – ответил я. Розовый танк! Не надувной, а боевой советский, выкрашенный художником Давидом Черным в 1991 году. Предыстория такова: первым на улицы Праги в 1945 году ворвалась «тридцатьчетверка» лейтенанта Гончаренко. Танк подбили, командир погиб. И в память о его подвиге и об освобождении Чехии советские власти поставили в пражском Смихове танк. Чехи память чтили. А потом студент Черный танк перекрасил, да еще и водрузил на крышу его фаллический символ. Тоже розовый. С тех пор споры в Чехии возобновляются постоянно. Одни предлагают не поганить память 150 тысяч русских солдат, легших при освобождении Чехии. Другие видят в розовом танке символ антимилитаризма и знак освобождения – мол, танк-то не героический! Я в спор славян между собою не встреваю. Знаю, что деду моему, сержанту артиллерии, бравшему Прагу, эта инсталляция или, прости Господи, перфоманс, были бы поперек. Но свой самовар в Тулу не вожу. Я заинтересовался Давидом Черным. Он считается чуть ли не главным европейским хулиганом в области искусства. Известные его вещи – святой Вацлав, национальная гордость чехов, сидящий на брюхе мертвого коня, или огромный голый золотой юноша, занимающийся непотребством на крыше театра. Что ж, пародию на святого с одноименной площади упрятали под крышу бизнес-центра, онаниста вообще от греха подальше выставлять не разрешили. Хотите авангардизма? Вот вам десять черных десятиметровых голых младенцев, ползающих по пражской телебашне. Дело в другом. Я тоже был хулиганом, иниспровергал, и шокировал, и эпатировал. В стихах, прозе, фильмах, репортажах. Но точно знал, зачем – чтобы достучаться до сердец, прорваться через бугристую кожу-панцирь. Учился этому у Есенина и Маяковского. А потом стал жалеть читателя и зрителя, и искать пути к его сердцу иные. Перестал давить на болевые точки, ибо это – не искусство. Это плакат и балаган. Есенин тоже, как Черный, перекрашивал – но не танк а целый монастырь. Страстной. Топил печь иконами. И точно знал, почему к нему зачастил некий черный человек. Маяковский знал, что небо не простило ему одну строчку. Вот эту: »Я люблю смотреть, как умирают дети». Давид Черный, думаю, просто изживает какие-то детские сексуальные комплексы. Я ему не судья, и пишу это только затем, что практически все современное искусство – дегенеративно, оно не несет морали, оно ниспровергает мораль и тем самоутверждается. Мол, если все кругом такие, какими я их делаю, значит, я правильный. Хороший. Зачем же вы в детстве со мной не дружили? Можно быть сколько угодно антикоммунистом и плевать на могилы. Паола Волкова, непререкаемый авторитет в области искусства с горечью признавала, что современное искусство обнуляется, все уже создано. Вот и остается издеваться над уже созданным. Ну, вроде бы, и на здоровье – если вам так легче. Беда в том, что толпа вам верит и охотно ржет – ей всегда интересны хулиганы. И становится толпа только хуже. Это – регресс, и Черный – его всадник. Кстати, в Праге поговаривают что перекраска танка была задумана лишь как способ понравиться некоей девушке. А танк… От него сейчас осталась только часть, покрашена в зеленый, лежит на траве в Смихове, известном историческом районе. И как ржавчина – следы розового на броне. Но не как кровь. Она у нас не розовая.