Санкционный пинг-понг: как развивались отношения США и России

Санкции становятся главным инструментом борьбы в экономике и политике: Конгресс США разрабатывает все новые законы против России, а европейские страны послушно к ним присоединяются. Ударить рублем по супостату так, чтоб неповадно было, — к этому методу политики прибегают чем дальше, тем больше. И все чаще напоминают обидчивых, но беспомощных дошколят, не поделивших в песочнице ведерко. Очередное обиженное «Сам такой!» выдал недавно в «Фейсбуке» российский МИД, припомнивший Америке все санкционные меры за многие лета — 65 штук за последние 45 лет, начиная с поправки Джексона — Вэника (1974) и заканчивая «делом Скрипалей» (2018). И это только со стороны Америки. А ведь были еще и другие... Если брать времена даже не седой, а изрядно уже облысевшей древности, то есть Русь изначальную, этот период за давностью лет выглядит по большей части довольно благостным. Ну, послушал раз князь Игорь внутреннюю жабу, двинул за сверхдоходом к древлянам, ну так сам же за жадность и поплатился. Санкция? Санкция. Ну, устроила в ответ Ольга тем древлянам реструктуризацию с оптимизацией расходов, да такую, что мало никому не показалось. Контрсанкция? Вроде как. Хотя женщину ведь тоже понять можно. Мало того что мужа жабой насмерть придавило, так ликвидаторам еще и женихаться вздумалось. Сидели бы себе тихонько среди своих деревьев, глядишь, и миновало бы лихо. В общем, так себе прецедент, на уровне коммунальных разборок. Чуть позже были еще траблы с ганзейской немчурой, длившиеся аж до XVI века, и там уже — особенно под конец — взаимные экономические блокады случались сплошь и рядом. То Ганзе не понравится, что Новгород пытается торговать в обход нее, то Новгород взбеленится от немецкой хитрости (на контрафакте, недоливе и фокусах с усушками-утрусками ганзейцев ловили веками). — Новгородская экономическая политика сама отличалась крутым характером, поэтому безответной, как правило, не была, — объясняет Александр Назаренко, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. — Например, где-нибудь в Любеке или в Риге какого-нибудь нашего купца несправедливо в чем-то обвинили, это доходит до Новгорода. Вече и постановляет: «Все, на следующий год к нам не приезжайте!» Но такие меры никогда не затягивались на много лет, ведь торговые связи — на то и связи, что взаимовыгодны, поэтому любой их обрыв так или иначе воспринимался как некий дефект с обеих сторон и достаточно быстро восстанавливался. Примечательно однако, что все эти санкционные сквозняки дули по большей части именно с Запада. — Такого рода разборки были характерны для наших отношений с латинской Европой, — продолжает Назаренко, — со стороны Византии подобного не было никогда, хотя всеми экономическими рычагами по отношению к Руси она обладала, то есть при желании устроить нам какую-нибудь экономическую блокаду вполне могла. Возможно, из-за того, что мы принадлежали к одному религиозному миру, им это как-то не приходило в голову? А вот с Западом — да, особенно с XIII столетия, когда вектор крестоносной экспансии повернулся от Ближнего Востока (где им надавали по шлемам) в сторону Восточной Европы. И тут мы действительно столкнулись с несколькими попытками такого экономического блокирования — прежде всего на Балтике, со стороны Швеции и Ливонского ордена. Сохранились, например, папские буллы, которые призывали орден, Данию и Швецию всячески ограничить экономические сношения с Русью, потому как она «неправильная», отказывается признать папство и вообще заслуживает наказания. Но опять же, такие санкции никогда не были долгими, потому как особого практического эффекта не давали. Да и страны Балтии не были в такой прямой зависимости от Рима, чтобы безоговорочно брать под козырек после любой его директивы. Иногда, впрочем, все-таки брали. Например, в 1548 году один из саксонских купцов сколотил по поручению Ивана Грозного бригаду квалифицированных загранспецов. Заручился честь по чести разрешением у тогдашнего германского правителя Карла V, но на новом месте работы бригада так и не появилась — была арестована в полном составе властями Любека благодаря спущенной из канцелярии крестоносцев директиве. Обоснование было более чем патриотичным и живописало страшные ужасы, которые настигнут Неметчину, если три сотни европейцев обучат московитов всяким, в том числе и военным, хитростям. Тогда же, при Иване Грозном, на Западе начинается широкая медийная кампания по живописанию образа врага. Так, профессор Венского университета, Андреас Каппелер обнаружил уже в наше время в архивах как минимум 62 «летучих листка» (прообраза газет), посвященных России. Пресса тех лет сообщала, что живут-де в Московии одни дикари, и говорят-то все на варварском наречии, и царь-то у них натуральный упырь да многоженец (ну, с этим, может, и попали), и вообще, кто туда попадет — сгинет, бедный, ни за грош... Что, впрочем, не мешало купцам с обеих сторон совершать челночные рейсы, крепя на свой страх и риск международные связи. Потом пришла Смута, в которой чего только не было, осторожное выруливание на рельсы пусть хлипенькой, но стабильности и рубка окон по методу Петра (сразу и в Европу, и в Азию). Там уже о массированных санкциях против России никто особо не помышлял. Вскользь о них вспомнили лишь к середине XIX века, когда после Крымской войны России запретили иметь на Черном море флот, да и то военный. А вот в конце века случился у нас натуральный санкционный пинг-понг. Почувствовав нарастающее отставание от Германии, тогдашний бизнес, вместо того чтобы удариться в самосовершенствование, потребовал от царя защиты от прусской конкуренции (до слез знакомый ход, ага). В итоге пошлины на импорт выросли вполовину. В ответ Германия запретила ввоз российского скота. Россия подняла пошлины. Германия сделала то же... В общем, все эти переругивания в таможенной песочнице шли по нарастающей аж 18 лет, пока в 1894 году стороны наконец не доросли до стола переговоров. А вот дальше пошло-поехало. Революция, Антанта, прекращение поставок продовольствия, отказ от санкций в 1925-м и тут же — новая блокада, на сей раз «золотая»: Запад соглашался поставлять оборудование в Советы лишь за натуру — нефть, зерно и лес, а с 1930-го — только за зерно. Потом был полный запрет на импорт чего бы то ни было из СССР. А когда контрреволюции опять не случилось, пошел откат до требований 1930-го — поставок за золото. Пять лет спустя новая блокада от США — «моральное эмбарго» (табу на поставку авиации и всяких стратегических металлов для нее). Война, ленд-лиз, победа и... новая идея — «доктрина Трумэна» (курс на сдерживание СССР по всем экономическим фронтам). И дальше уже санкциям не было числа. Даже в перестройку, когда с теми же американцами мы чуть ли не канкан в обнимку танцевали... XX век вообще был щедр на бойкоты. Кого только не склоняли тогда к смене поведения: Японию и ЕЭС, Финляндию и Канаду, Польшу и Нидерланды, Америку и Англию... А еще были Африка, Непал, Перу и Вьетнам, Греция, Суринам и обе Кореи, Иран, Аргентина, Франция, Цейлон, Индия... Впечатление, что в битве на совочках и разрушении куличиков под вопли «Он первый начал!» не принял участие только ленивый. Ну, или мудрый. Взаимные «фе» высказывались на протяжении столетия с таким завидным постоянством, что феноменом заинтересовались экономисты, решившие посчитать, а стоила ли овчинка той выделки. Сначала в Оксфорде были проанализированы все крупные мирные блокады (то есть санкции вне военных действий) за весь XIX век — таких насчитали 19. Успехом (объект нападения пошел на попятный) закончились 57% наездов. В 1990 году в Институте мировой экономики Петерсона изучили 116 наиболее внятных экономических блокад XX века и выяснили, что полностью или частично успешными из них оказались лишь 40, то есть уже 34%. Однако даже этот смехотворный результат тут же начали корректировать в сторону уменьшения. А спустя семь лет политолог Роберт Пэйп и вовсе заявил (и документально подтвердил): то, что его предшественники называли успешными санкциями, на деле таковыми не являлись, так что при более тщательном подходе озвученные 40 побед неумолимо превращаются в пять, а скромные 34% снижаются до смехотворных 4,2%. В общем, цифры и факты весьма наглядно показывают, что результат всех этих игр с бойкотами весьма и весьма относительный, а часто и прямо противоположный («нас бьют, а мы крепчаем»). Более того, то, что могло сработать в разобщенном мире средневековья (хотя и там срабатывало редко, как мы помним), становится довольно странным в условиях повальной глобализации, цифровизации и изобилия альтернативных рынков. Так зачем, спрашивается, продолжать махать совочками? — В каком-то смысле вся политика во всех странах обязательно занимается тем, что объясняет, почему мы лучше наших соседей или конкурентов, — говорит Илья Венявкин, историк советской культуры. — И тут очень помогают сравнения. Можно сравнивать с тем, что происходило в вашей же стране раньше — отсюда наше «Вспомните 90-е! Хотите, как тогда?» и лозунг Дональда Трампа Make America great again («Вернем Америке былое величие»). А можно сравнивать себя с чем-то внешним — соседом по континенту, процессами, которые происходят в его стране, внешней политикой других государств... Но сравнение, естественно, должно быть в вашу пользу: именно вы должны быть большим, добрым, честным, хорошим и справедливым. Потому что только так можно доказать собственную состоятельность и убедить свою страну в том, что она движется в правильном направлении. Значит ли это, что наша песочница никогда не опустеет? Как знать. Ведь рано или поздно дети вырастают и понимают, что эффективнее дружить и сотрудничать, нежели нападать и огрызаться. Случаются, конечно, задержки в развитии, но это, как мы понимаем, уже совсем другая история. И ТЫ, БРУТ? Говорят, даже вдохновители революции Маркс и Энгельс не питали к нам особой любви. А некоторые энтузиасты обнаружили в их трудах русофобские высказывания и размышления о том, какие санкции Запада могли бы подвергнуть Россию тяжелым потрясениям, а значит, сделать сговорчивой и покорной. Впрочем, другие энтузиасты считают, что все было вырвано из контекста. ИСТОКИ Одной из самых древних из известных считается экономическая санкция 432 года до н. э, когда купцам из города Мегары запретили заходить в порты Афинского морского союза. Купцы поплатились за то, что в Мегарах привечали беглых афинских рабов и вовсю распахивали священные, отписанные Деметре, территории на границе. Мегары пожаловались на санкции Спарте, давно точившей зуб на Афины, в итоге разразилась Пелопоннесская война, продлившаяся почти три десятка лет. С ЗАДНЕГО ХОДА Ввод санкций практически всегда порождает и способы их обхода. К таковым относят: торговлю по схеме бартера, отказ от валюты и платежных систем инициатора бойкота, создание бесчисленных дублей одной и той же компании под разными названиями и с разным руководством, покупку товаров у стран-посредников, создание «правильных» продуктов из «неправильных» (картошку ввозить нельзя, зато чипсы можно), объединение сторон-изгоев в экономические блоки («Против кого дружить будем?»). Ну, и самый главный способ, не раз выручавший пострадавшую сторону, — наращивание собственного экономического могущества. Читайте также: Эксперт оценил возможность снятия санкций ЕС с России