«Кто-то кокнул Рябовола за любовные грехи»: 100 лет со дня убийства кубанского соратника Петлюры
«Энциклопедия истории Украины» утверждает, что Рябовол, «застреленный агентом деникинской контрразведки», «считается национальным героем украинцев Кубани». Эмигрантская украинская и кубанско-сепаратистская пресса писала, что наемного убийцу подослал чуть ли не лично главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России (ВСЮР) генерал Антон Деникин. Но был ли Рябовол сторонником присоединения Кубани к Украине? И имела ли «деникинская контрразведка» (и тем более сам Деникин) хоть какое-то отношение к его убийству? Николай Рябовол родился 5 (17) декабря 1883 г. в станице Динской в семье станичного писаря. Отучившись в Екатеринодаре в реальном училище, он возвращается в станицу (денег на поступление в университет у него на тот момент не было) и работает народным учителем. В 1902 — 1903 гг. вступает в украинский кружок и знакомится с рядом украинских деятелей, прибывших на Кубань, в частности, с будущим головным атаманом УНР Симоном Петлюрой. В эти же годы он становится активистом Революционной украинской партии (РУП), позднее преобразованной в Украинскую социал-демократическую рабочую партию (УСДРП). В 1905 г. Рябовол поступает в Киевский политехнический институт, но не заканчивает его — опять же из-за безденежья. Зато во время учебы в Киеве он активно участвует в местной политической жизни и вращается в украинских кругах. После возвращения из Киева домой Рябовол занимается вопросами строительства Кубанско-Черноморской дороги, участвует в местном кооперативном движении. В мае 1915 г. Рябовол был мобилизован и отправлен сначала в школу прапорщиков инженерных войск, а затем на службу в Финляндию. Лишь в мае 1917 г. ему удается вернуться на Кубань, и он, с головой погрузившись в бурную общественно-политическую жизнь края, вскоре становится председателем Кубанского областного продовольственного комитета. В сентябре 1917 г. была создана Кубанская краевая рада, и ее председателем избирают именно Рябовола. С ноября 1917 г. до декабря 1918 г. Рябовол также является председателем Законодательной рады — постоянного органа, действующего в перерывах между заседаниями Краевой рады. В начале марта 1918 г. под натиском большевиков Рада была вынуждена покинуть Екатеринодар. Вскоре кубанский отряд, в составе которого находился и Рябовол, встречается с Добровольческой армией. Рябовол выступал против соединения с добровольцами, но иного выхода не было. В конце концов между кубанцами и Добровольческой армией заключается договор, согласно которому кубанские части переходят в подчинение к генералу Лавру Корнилову, но все местные учреждения, в том числе и Рада, продолжают свою деятельность. Несмотря на это, отношения между частью кубанцев, настроенной «самостийно», и добровольцами оставались напряженными, время от времени перерастая в полномасштабные конфликты, которые станут одной из важных причин поражения южнорусского Белого движения. Летом 1918 г. Рябовол побывал на Украине с целью получения оружия и боеприпасов для казачьих частей. Некоторые представители украинских властей выдвигали идею вхождения Кубани в состав Украины, кубанская же делегация склонялась к идее федерации Кубани и Украины на равных. Впрочем, это были просто разговоры, так как кубанские части к тому времени подчинялись белым генералам. Да и внутри самих кубанских казаков не было единства: «черноморцы», ведущие свое происхождение от запорожских казаков (к ним относился и Рябовол), были склонны к мечтам о «самостийности», и именно среди них имелся «украинский» уклон; «линейцы» же, происходящие преимущественно от донских казаков, поддерживали идею о «единой и неделимой России». Сам Рябовол был по взглядам «самостийником», выступавшим в идеале за отделение Кубани от России, о чем говорил в кругу близких людей, но по тактическим соображениям стал позиционировать себя как федералиста, сторонника Российской Федеративной Республики, в состав которой должны войти Кубань, Дон, Терек, горцы Кавказа, Украина и другие новообразования, появившиеся после распада Российской империи. По украинскому вопросу у кубанских «самостийников» единства не было: какая-то часть их выступала за присоединение к Украине, но большинство было все же за самостоятельное казачье государство. Исходя из этих позиций, Рябовол постоянно критиковал белых генералов как «централистов» и «единонеделимцев». Деятельность Рябовола и его «самостийного» окружения из Рады, конечно, вредила Белому движению на юге России, но дальше тыловых разговоров и яростных переругиваний на страницах прессы не шла. Кубанский атаман Александр Филимонов пытался лавировать между Деникиным и Радой, но наиболее популярные кубанские военные лидеры — генералы Андрей Шкуро и Виктор Покровский — однозначно стояли на позиции «единой и неделимой России». Кубанские «самостийники» доминировали только в Раде, но на подавляющую часть фронтовых кубанских частей они положиться не могли. К весне 1919 г. ситуация накаляется, причем основное противостояние проходит не столько по линии Кубань — Добровольческая армия, сколько внутри самих кубанцев. Часть кубанцев, в первую очередь из числа «линейцев», считала «самостийников» предателями России и стремилась избавиться от них. В мае 1919 г. отряд во главе с сотником Ожаровским окружил и обстрелял дом, в котором жил один из лидеров «самостийников» Петр Макаренко. Ходили слухи, что вскоре Рада будет разогнана, а ее вожди арестованы или убиты. Именно в такой напряженной обстановке Рябовол едет в Ростов-на-Дону для участия в Южнорусской конференции, которая должна была определить формы союза между Кубанью, Доном и Тереком. Примерно в это же время в Ростов-на-Дону к ротмистру Дмитрию Бологовскому, лидеру монархически настроенного отряда офицеров-террористов, приезжает упомянутый выше Ожаровский с посланием от видного кубанского деятеля и противника «самостийников» Петра Карташева. Ожаровский сообщает, по словам Бологовского, приблизительно следующее: «Рябовол, делегат от черноморской секции Кубанской краевой рады на Южнорусскую конференцию, привез с собой воззвание к кубанским казакам, подписанное большинством членов Рады, о том, чтобы казаки-кубанцы бросали фронт Добровольческой армии и уходили к границам своей области. На первом же заседании конференции Рябовол должен был предложить донцам и терцам присоединиться к этому воззванию. Это грозило кончиться если не полным развалом фронта Вооруженных сил Юга России, то, во всяком случае, большими осложнениями в междуобластных отношениях. Избежать всего этого можно было только уничтоживши Рябовола, как главного инициатора этого воззвания». Бологовский, поверивший Карташеву и Ожаровскому, соглашается убить Рябовола. Таким образом, монархисты-террористы выступили только исполнителями «заказа», поступившего от одной из внутрикубанских группировок. В действительности никакого воззвания не было. То ли Карташев его придумал, то ли реально сам в него верил. На одном из первых заседаний конференции Рябовол выступил с речью, в которой сказал среди прочего следующее: «…Критикуют нас, опять обвиняют в самостийности, что мы не желаем единой России, но я опять-таки повторяю, что кубанские представители никогда и нигде не заявляли о том, что они желают отделиться от России, наоборот, мы всегда желали, чтобы единая Россия была, и наше горячее желание — создавать Россию, а не откалываться и уходить от нее». Хотя Рябовол продолжал нападать на «единонеделимцев» и делать упор на права регионов в будущей Российской Федерации, по соображениям момента он полностью отказался от «самостийнической» риторики. Он упирал на то, что восстанавливать Россию надо не «сверху», а «снизу», путем договоренностей между областями, начиная с союза Кубани, Дона и Терека, к которому также могут присоединиться Украина, Грузия, Добровольческая армия и другие государственные и квазигосударственные формирования. Таким образом, Рябовол к лету 1919 г. не только не выступал за присоединение Кубани к Украине, но и публично поддерживал идею восстановления России, хотя его слова были и не совсем искренними. Тем более, делегации Дона и Терека не поддерживали сепаратистские наклонности Кубанской Рады, так что, по воспоминаниям Деникина, «кубанская делегация, возглавленная Рябоволом, оказалась поэтому в положении меньшинства, заранее обреченного на изоляцию. И если верить сведениям, появившимся после крушения Юга и ставящим убийство Рябовола в вину одной из вольных контрразведок, то акт этот, кроме своей моральной неприглядности, был вместе с тем нецелесообразен политически, создав чрезвычайные затруднения для главного командования». Ротмистр Дмитрий Бологовский, взявшийся убить Рябовола, предупредил своих сообщников, что «в случае нашего провала генерал Деникин, стоящий на платформе законной борьбы, ни одной минуты не задумается подписать приказ о нашем повешенье». Бологовский выяснил, что Рябовол живет в «Палас-отеле» вместе с другими членами кубанской делегации, на улицу не показывается. Было необходимо как-то выманить его. Для этого Бологовский решил использовать сестру милосердия Хотимскую, в прошлом «видную звездочку петербургского аристократического полусвета», не отличавшуюся строгостью нравов. Она, знавшая Рябовола, должна была напоить его и выманить на улицу, а затем привести обратно, когда все в гостинице уже заснут. Все было разыграно как по нотам. Вечером 26 июня Рябовол и Макаренко увидели Хотимскую, сидевшую с очередным своим поклонником есаулом Колковым в садике при ресторане «Палас-отеля», и обе компании объединились. «Хотимская вела дело правильно: сидела очень близко к Рябоволу, постоянно подливала ему вино, чокалась с ним и, видимо, отчаянно с ним кокетничала. Физиономия Рябовола цветом уже не отличалась от его [красной] черкески, а глазки совершенно спрятались», — вспоминал Бологовский, наблюдавший за происходящим со стороны. Ближе к полуночи вся компания переместилась в номер Рябовола, где продолжила пить вино и кофе. У номера к тому времени уже прогуливались сообщники Бологовского. Еще один сообщник должен был напоить швейцара гостиницы, правда, в процессе он напился и сам. Бологовский на время уехал из отеля к знакомой шансонетке Дези, чтобы гарантировать себе алиби. К двум часам ночи празднество стало близиться к завершению. Есаул Колков уехал в госпиталь, в котором он находился на лечении после ранения. Хотимская вдруг «вспомнила», что днем отдала Колкову сверток с бриллиантами, и высказала опасение, что пьяный есаул может их потерять. В связи с этим она решила ехать в госпиталь к Колкову, а заодно предложила Рябоволу проводить ее. Они уехали на извозчике, а террористы начали занимать места. Два офицера дежурили у номера Рябовола, еще двое, в том числе и вернувшийся Бологовский, у входа в гостиницу. Рядом с гостиницей стоял автомобиль, который должен был увезти террористов. В начале четвертого часа утра 27 июня Рябовол и Хотимская вернулись в «Палас-отель». Гостиница была закрыта, Рябовол позвонил, и швейцар, которого напоить до потери сознания так и не удалось, отправил мальчика-прислугу отрыть дверь. «Хотимская быстро вскочила внутрь, Рябовол шагнул за ней, одна нога его была уже внутри, — вспоминал Бологовский. — Два выстрела четко хлестнули воздух. Хотимская вскрикнула и на секунду присела, закрыв лицо руками. Мне показалось, что она тоже ранена, только я недоумевал, как это могло случиться. А Рябовол без стона, без крика, без хрипенья повалился вперед и слегка в сторону. Одна нога его согнулась и подвернулась под него, а другая была вытянута и торчала из двери на улицу. Смерть была мгновенная». Как потом установило следствие, выстрелы были произведены из револьвера системы "Браунинг" с расстояния 15—25 см. Кстати говоря, Бологовкий стрелял с левой руки, так как правой у него вовсе не было — он потерял ее в бою с красными летом 1918 г. Так что можно сказать, что это чуть ли не единственный пример однорукого террориста! Хотимская закатила истерику, а Бологовский спокойным шагом пошел к шансонетке Дези. В это же время от номера Рябовола бежали двое сообщников Бологовского с криками: «Кто это стреляет? Где это стреляет?» Один из них, напившийся в процессе спаивания швейцара, чуть не запнулся о труп Рябовола. Оба они прыгнули в поджидавшую их машину и скрылись с места преступления. Бологовский, явно гордившийся красотой осуществленной комбинации (и сам остался на свободе, и Рябовол был убит не просто так, а находясь в компании дамы легкого поведения!), вспоминал: «Главный виновник происшествия, Рябовол, или, вернее, труп его, был проклят его собственной женой, приехавшей из Екатеринодара и уверенной, что он был убит на романической подкладке; а после проклятия был торжественно перевезен в Екатеринодар. Макаренко сам сбежал в Екатеринодар же, так что кубанская делегация лишилась двух самых самостийных самостийников». Дело о смерти Рябовола так и не было раскрыто. Сначала был арестован знакомый Бологовского граф Воронцов-Дашков, но вскоре его отпустили на свободу в связи с очевидной непричастностью. Бологовский был вызван на допрос, но после предъявления алиби его оставили в статусе свидетеля, а вскоре он выехал на фронт, на суде так и не появившись. Обвинение в соучастии в убийстве было предъявлено комиссионеру Коврижкину, который якобы подавал какие-то знаки подозрительным офицерам, стоявшим у номера Рябовола, но суд, состоявшийся в октябре 1919 г., признал его невиновным. Убийство Рябовола еще долго обсуждалось на страницах всех южнорусских газет. Орган Кубанского краевого правительства — газета «Вольная Кубань», которая в одном номере доказывала, что казаки — это не русские, в другом — что казаки самые русские из русских, а в третьем печатала вирши на украинской мове, опубликовала стихотворение памяти Рябовола: Борец, все помыслы, дела Отдавший русскому народу… Борец… Вся жизнь его была Одним порывом: «За Свободу». Вот бы покойный удивился, узнав, что он погиб за русский народ! В свою очередь, видный правый политик Владимир Пуришкевич, знакомый с Бологовским и отлично знавший все подробности убийства Рябовола, написал стихотворение, в котором обыгрывал «любовную» версию гибели вождя Рады: В дни борьбы и произвола Всё ж дерутся петухи: Кто-то кокнул Рябовола За любовные грехи! Все бывает в пьяном деле Без конца то там, то тут, Раз по восемь на неделе Рябоволящим капут. Но политикам Кубани Этот случай благодать! Гвалт поднялся в левом стане: «Эй! Гляди! — не прозевать!» Будет странно, станет глупо, Если в наши времена Не посеем мы у трупа Пропаганды семена! И в воинственном экстазе Заработали Бычи*, Дали новый ход заразе Душ народных палачи! Самостийным вожделеньям Чудный выискав предлог, По станицам, по селеньям Шлют гонцов, сбиваясь с ног. Труп для них стал жирным злаком, (Рябовол душой был наг), Но хотят они казакам Сунуть в руки красный флаг! И над павшим волокитой, Что погиб, как тать, как вор, Ложью мнят зажечь избитой Потухающий костер! Но казакам чужды бредни, И Макаренке в ответ Гонит к черту из передней Делегатов Пересвет. «Хороня борца-героя, Что ложится там за Русь, В свитку щирого покроя Я, друзья, не облекусь! Ваша Рада не указка На Кубани казаку, Вам нужны пожар и встряска, С нас довольно на веку! Вон! Скажите вашей Раде, Что кубанцы с давних пор Погибают в бранной страде, Отойдя от милых гор, Не за красные знамена Самостийных главарей. А за то, чтоб стать у Трона Стражем будущих Царей. Что единой и великой Русь кубанцы там и тут Пулей, шашкою и пикой Дружным кругом создадут!» (*Л.Л. Быч — один из лидеров «самостийников» — Авт.) Но в действительности все оказалось не так благополучно, как это виделось Пуришкевичу. Многие кубанцы, даже являвшиеся противниками «самостийников» и сторонниками «единой-неделимой», были оскорблены актом политического террора, и их отношения с добровольцами уж точно не улучшились после убийства Рябовола. Хотя и среди кубанцев было немало тех, кто радовался произошедшему. Так, например, ветеринарный врач Кубанского запасного конного полка Петр Марков, выходя из здания Рады, сорвал со стены траурное объявление со словами: «Одного мерзавца убили, следует прибрать и остальных», за что был арестован. Если бы не грандиозные победы на фронтах, одержанные в июне 1919 г. (белыми были взяты Харьков и Царицын), политические последствия убийства Рябовола могли бы сказаться уже тогда, но всеобщая эйфория несколько смягчила негативный эффект. Впрочем, «самостийники», которые до июня еще как-то сдерживались, теперь начали проводить практически открытую пропаганду против Добровольческой армии. Осенью 1919 г., когда белые начнут терпеть поражения, конфликт с кубанскими «самостийниками» выльется в полноценный политический кризис, и завершится он тактической победой «единонеделимцев», но в долгосрочной перспективе нанесет сильнейший удар по южнорусскому Белому движению. В итоге смерть лидера кубанских «самостийников» Рябовола, к которой ни Деникин, ни руководство ВСЮР не имели никакого отношения, навредила белым сильнее, чем мог бы навредить живой Рябовол.
