Кто тут четвертая власть? СМИ против беззакония

Сам по себе термин «четвертая власть» применительно к российской прессе, по моему разумению, для нашего общества чуждый. Он был привнесен извне и в полной мере не прижился. Приживется ли — пока большой вопрос. Он, как и обозначающее его явление — порождение другой политической культуры, и традиция эта уходит корнями в довольно глубокую историю. Как и электоральная демократия. Откуда взялась «четвертая власть» Термин «четвертая власть» появился в конце XVIII века и имел значение скорее «четвертое сословие». Четвертое — наряду с духовенством, знатью (нобилями) и простолюдинами. Еще ранее термином «четвертое сословие» обозначали юристов. Английский парламентарий, философ, во многом повлиявший на формирование взглядов отцов-основателей США Эдмунд Берк, впервые употребил его в 1787 году, когда начались репортажи прессы из Палаты общин британского парламента. Обращая взор парламентариев на галерку, где как раз расположилась пресса, Берк заявил: мол, вот эти люди более важны, чем вы все вместе взятые. Оскар Уайлд много позже «припомнит» это Берку: «Кто-то — это был Берк — называл журналистику четвертым сословием? Это было верно в его время. Но в настоящий момент это единственное сословие. Оно съело все остальные три. Лордам сказать нечего. Лордам от духовности (он имел ввиду духовенство — прим. автора) тоже сказать нечего, Палате общин тоже сказать нечего, она именно это и говорит. Над нами довлеет журналистика». Это над ними она тогда «довлела». В подавляющем большинстве других стран мира цензурировать прессу было так же естественно, как дышать. Светское слово, напечатанное в газетах, стало своего рода продолжением, развитием слова религиозной проповеди в контексте англо-саксонской (в многом протестантской) культуры Нового времени, а затем эпохи Просвещения. Ровно так же, как ранняя политическая демократия стала в значительной мере развитием демократии в рамках общинной религиозной жизни, а движение за независимость США, с ее идеями свободы и прав человека, в духовном плане во многом отталкивалось от религиозного «великого пробуждения» в Новой Англии в первой половине ХVIII века. В конце концов, чем протестантская проповедь отличается от политической речи в ходе предвыборной кампании? Мало чем подчас. Собственно, сам институт светских «политических» выборов во многом коренится в выборах в религиозных (протестантских) общинах. В православной церкви не было таких традиций «политизации»: она, еще со времен Петра Великого, была слишком тесно связана с государственным аппаратом, по сути, являлась его частью. В то же время к концу ХIХ века требование свободы слова стало практически универсальным для социал-демократических движений по всему миру. Взяли его на вооружение и русские большевики. Однако за этим для них никогда не подразумевалось никакой «сакральности». Они же отвергли религию, вместе с ее евангельским «в начале было Слово». К тому времени, когда пала Советская власть, пресса по большей части в головах наших людей ассоциировалась с пропагандой, либо с критикой «отдельных недостатков» — но тоже в соответствии с «линией партии». В этой формуле не было места именно независимой прессе. Тем более что руководители ведущих СМИ в советские времена были неотъемлемой частью партноменклатуры. Постсоветская же «свобода слова» во многом была попыткой перенять чужой опыт. Это не значит, что это вредно для общественного здоровья. Но это значит, что процесс этот непростой и долгий. И мы лишь в начале пути. Наши учителя демократии (которая тоже не наша придумка) уверили нас, что свобода слова — это хорошо. Мы поверили на слово, однако у веры этой не было за спиной большого исторического опыта. Ну какой там опыт? Конец ХIХ века — начало ХХ века. Всего мгновение истории. И, пожалуй, все. Власть и рынок За годы перестройки и рыночной экономики масс-медиа в России смогли сделать скачок в развитии. Они стали действительно влиять на принятие важных политических решений, они во многом формируют общественное мнение и манипулируют им. Но стали ли они от этого «четвертой властью»? Насколько они самостоятельны в своих действиях? Мне кажется, именно в этом смысле мы находимся еще в начале пути. Но мы уже точно вступили на него. Во многом относительная свобода СМИ — часто результат лавирования между разными властными группировками. Обнуляет ли это относительную свободу? Если и да, то точно не до конца. Ровно так же в 90-х гарантией относительной свободы тогдашних СМИ было то, что они принадлежали разным олигархам — и были вольны в своих публикациях ровно до тех пор, пока не вступали в «конфликт интересов» с владельцем. Впрочем, а где в мире иначе? Однако и тут есть нюанс. В тех странах, где родилась и развивалась концепция «СМИ — четвертая власть», подразумевалось, что СМИ от остальных ветвей власти если не полностью независимы, то равноудалены. Иными словами, такого явления, как «государственное СМИ» не может в принципе существовать в рамках такой системы. Поэтому российские «государственные СМИ» (например, информационные агентства или телерадиокомпании») в качестве СМИ в Америке даже не воспринимаются. Это, считают там, пропаганда, а не СМИ. У нас же «государственные СМИ» — это по-прежнему важнейшая часть информационного ландшафта. Уже сам по себе факт существования «государственных СМИ» делает невозможным разговор о СМИ как об институте в целом и полноценной «четвертой власти». При этом доверие россиян к именно государственным СМИ неуклонно падает все последние годы. По данным Фонда «Общественное мнение», с 2015 до конца прошлого года оно упало с 70% до 47%. Уровень доверия телевизионным СМИ снизился с 63 % до 36% (на начало 2019 года). Прежде всего, потому, что эти СМИ не самостоятельны в формировании информационной повестки, и они делают акцент на развлечении и обсуждении внешнеполитических событий вместо участия в поиске решений внутренних проблем. Если же до этих тем и доходит дело, то они подаются в официозном ключе. Сила интернета На этом фоне в последние годы столь же неуклонно растет доверие к интернет-СМИ, которые в большей мере можно считать независимыми, во всяком случае более гибкими как в подаче информации, так и в выборе тем. По данным ФОМ, доля тех, кто рассматривает интернет-СМИ в качестве основного источника новостей и информации, увеличилась с 13 до 44 %. В соцсетях, форумах и блогах новости узнают 19 % людей по сравнению с 4 % в 2010 году. Доля тех, кто доверяет новостным сайтам — выше и увеличилась с 15 % до 20 %. На общемировом фоне нам далеко до того, чтобы СМИ (как официальные, так и прочие) выступали авторитетом для населения. Не так давно американская исследовательская компания Edelman опубликовала ежегодный рейтинг доверия жителей разных стран (28) к общественным институтам. Так вот, Россия заняла последнее место по уровню доверия к общественным организациям (им доверяют лишь 23%) и СМИ (26%). Российские масс-медиа пока не тянут на «четвертую власть» — в том числе потому, что материально зависимы от государства. В России едва ли можно найти региональную газету и тем более телеканал, который не зависел бы тем или иным образом — часто критически — от региональных властей и их дотаций. Относительно большая самостоятельность в этом плане есть лишь у нескольких изданий федерального уровня, однако и там непростая ситуация. Ограниченность российского рекламного рынка и существующие на нем ограничения, низкий платежеспособный спрос населения, а также отсутствие массового запроса общества на подлинно независимую прессу не дают возможности развиваться массовым независимым СМИ общественно-политической направленности. Общий объем дотаций СМИ из федерального бюджета в нынешнем году составил 83 млрд рублей. Это рекорд. Аналогичные статьи расходов есть практически во всех региональных бюджетах. Однако в деле Ивана Голунова именно корпоративная солидарность СМИ сработала и на молниеносный по российским меркам развал дела (это происходило практически в режиме онлайн) и на формирование должной информационной повестки — пока вокруг «антинаркотической» 228 статьи УК, которая теперь наверняка будет смягчена для случаев, не связанных со сбытом наркотиков. Медиа показали, что они еще вполне живы и даже относительно независимы. Во всяком случае на фоне почти тотального и беспомощного молчания в эти дни как так называемых «оппозиционных партий», квази-институтов типа Общественной палаты и пр. Для дальнейшего продвижения на пути к еще большей независимости и к тому, чтобы стать тот самой «четвертой властью», отечественным масс-медиа не хватает самого «малого» — массового запроса общества на политическую конкуренцию, а также политические и гражданские права и свободы. Включая свободу слова. В конец концов, это вопрос не взросления СМИ, а вопрос взросления общества.