«Мы все тут графья!». Как во флигеле 700-летнего замка живут переселенцы

Таплакен в посёлке Талпаки – тому пример. Здесь обитает несколько семей. Современное средневековье Говорят, первый житель появился в замке после окончания войны. Связист дядя Ваня, когда освобождал Кёнигсберг, встретил свою любовь. Девушку пригнали из Белоруссии – была у немцев в батраках. Здесь и обосновались. Внук фронтовика – Сергей – также прописан в замке. Сколько всего жильцов сменилось за минувшие годы, никто не считал. Стучимся в дверь. Марине Белкиной к гостям не привыкать. Туристы, следующие в Калининград, частенько сворачивают с трассы, чтобы подивиться на современных жителей замка. «Заходите, попьём чаю, – откладывает в сторону тряпку хозяйка. Ещё влажный пол в комнате блестит, скудную мебель украшают кружевные салфетки. Кирпичную кладку стен скрывают узорные обои. Обычная комната. И не догадаешься, что находишься во флигеле замка». «С 1992 года живём здесь с дочкой и внуком (Мише – десять), – рассказывает женщина. – Муж умер. В феврале вот внучка родилась. Мы – переселенцы из Узбекистана. Уехали оттуда, когда русских стали притеснять. Чуть что, ответ один: «Езжайте в Россию!». И школа, и администрация, и даже детский сад перешли на узбекский язык. Перспективы для наших детей отсутствовали. У мужа был друг – немец поволжья. Он и надоумил перебраться в Калининградскую область. Сначала супруг съездил на разведку: климат устроил. Обосновались в посёлке Озёрского района. Начали с нуля. Председатель колхоза предложил мне на выбор работу: телятник либо свинарник. Предпочла ухаживать за свиньями. Первая фраза, которую услышала от местных жителей: «Я роял купил дешёвый». Вот, думаю, какие продвинутые люди – музыкой занимаются. Оказалось, «Роял» – это спирт. Количество пьющих на селе поразило. Пили не только мужчины, но и женщины. Где употребили, там и упали. Место глухое. В деревне – только медпункт и школа. Автобус уходит с утра, вечером приезжает. Решила, что это не выход. Сели мы в автобус и двинулись в сторону Калининграда. Ехали по трассе, где останавливались, там и спрашивали работу. Так и добрались до Талпаков. На остановке встретили знакомого. Он и привёл нас в замок. Сам жил тут с отцом. Местные жители называют это место тюрьмой, потому что на окнах решётки. А для нас оно стало домом. Вот, глядите: в паспорте прописка – Талпаки, ул. Мира, 14. Некогда строение значилось жилищным фондом колхоза. Когда он развалился, перешло во владение сельсовета. Уже потом его признали памятником и передали Знаменской церкви. С епархии приезжали, осматривали сооружение, хотели сделать приход, но всё заглохло. Сейчас хотят слухи, что замок отдадут москвичам, а людей выселят. Но у обитателей руин на подобные новости давно выработался иммунитет. Статус не позволяет В помещении, где живёт Марина Белкина, раньше был домик для прислуги. «Стены – толстые, метр шириной. Немцы умели строить: летом прохладно, зимой тепло. Вот ремонт особо не сделаешь: статус памятника не позволяет, да и стены старые. Чуть заденешь – сыплется. Крыша течёт. Латаем потихоньку, как можем. Топим дровами. Чтобы помыться, приходится таскать воду из колодца. Канализации тоже нет. Удобства – во дворе. В качестве раритета остался замковый туалет (им ещё рыцари пользовались), но он не работает. Из всех благ цивилизации – газовая плита и электричество. Работаю в Калининграде. В магазине полы мою. Огород выручает: сажаем картофель, морковь, огурцы, помидоры. Такие вот будни у «леди Марины», – иронизирует хозяйка. – Одно название, что в замке живём. Была идея: собирать деньги за вход или повесить на стену ящик для пожертвований. С туристов денежку на содержание здания собирать, но боимся – посадят за такое самоуправство. Немцы, когда заходят в замок, а мы тут с постирушками, испытывают шок. Переводим всё на юмор: мол, владеем замком. А то кто бы вас тут встречал»?! Насчёт старинных привидений Марина сочинять не стала – не видела. А вот страху однажды натерпелась. «На втором этаже рано утром, где жила семья с двумя детьми, случился пожар, – рассказывает она. – Соседке рано на работу идти, видит дым. Стали в двери стучаться, не достучались. Начали тушить. Вырубили полстены, чтобы спасти ребятню. Что могли – затушили. Потом выяснили, что у них проводка коротнула. Хорошо, газ в баллоне не рванул, а то трагедии не избежали бы. Сейчас наверху никто не живёт. Кладоискатели до сих пор беспокоят. Каждую весну наведываются с металлоискателями. Но не везёт. Разживаются по мелочи: то гильзу найдут, то монету. В прошлом году сосед копал яму под слив и наткнулся на мины. Вывезли три штуки». Спрашиваю «леди Марину»: есть ли у неё шанс сменить замковскую прописку на обычную? «Пока колхоз был, обещали, – устало говорит она. – Я теперь уже и не хожу. Администрация делала запросы правообладателям, но церковь молчит». Мама семерых детей Вера Кривошеина из соседнего помещения флигеля, квартирой его назвать язык не поворачивается, также регулярно наведывается в администрацию, чтобы узнать, не подошла ли очередь на социальное жильё. В замке Кривошеины проживают с 2008 года. Когда-то молодая семья обратилась в администрацию и получила временно эти «квадратные метры». Временно затянулось на годы. Пять лет уже значатся в областной очереди под номером три, но когда наступит счастливый день новоселья, никто сказать не может. Писали во все инстанции. Прокуратура говорит чиновникам: мол, разберитесь, а у тех ответ один: жилого фонда нет! «Младшему ребёнку в августе будет два, старшему – 20. Отучился в вузе, защищает диплом, – с гордостью рассказывает неунывающая Вера. – Трое моих детей – студенты. Изначально настраивала их на высшее образование, чтобы вырваться из этих казематов. Замучилась уже таскать воду для стирки. Окна не вставить, рамы не поменять. Переделывать что-то запрещено – памятник. Всё должно остаться в первозданном виде. Мы же все тут – графья»!