От генерала Григоренко до подполковника Билецкого. Неизвестная страница украинской политики
«Самое победобесное 9 мая прошло в Харькове, — продолжает развивать мысль Билецкий, — в этом году разве что в Москве градус ватного беснования был выше. Но Кернесу этого оказалось мало: он объявил о возвращении проспекта Жукова. В 2016-м он был переименован в проспект генерала Григоренко. Не Бандеры, не Шухевича, не Жадана… Украинофоб Кернес хочет репрессировать Григоренко на карте Харькова и вернуть проспекту имя украинофоба Жукова. Все мы понимаем, что это история не об улицах и не о Второй мировой. Это история о пригретых режимом Порошенко реальных сепаратистах, которые подняли головы», — заключает Билецкий. В том, что переименованием проспекта громче всего возмутился именно Билецкий, есть и логика, и символизм. Ведь он — конечное звено той цепочки, в начале которой находится сам Григоренко. А теперь о звеньях промежуточных. О связи между Билецким и Аваковым не говорит только ленивый. Лидер «Нацкорпуса» называет эти разговоры конспирологией. Но очевидны не только совпадения позиций министра и этой партийно-военизированной организации по многим вопросам, что было особенно заметно в ходе выборов. «Национальный корпус», как известно, — это ребрендинг организации «Патриот Украины», создавшей в 2014-м «Азов». Сам ПУ возник в Харькове в 2005 году во время губернаторства Авакова. О его связях с организацией написано так много, что повторяться не стоит. Звено же, соединяющее Авакова с Григоренко, — это умерший в 2005 году бывший диссидент, первый лидер Харьковской организации Народного Руха, а в 1990-94-м депутат Рады Генрих Алтунян. Он стал и политическим ментором будущего главы МВД, и крышей его бизнеса. Хотя Алтунян побывал в парламенте только одну каденцию, созданные за ее время связи помогали решать вопросы и много лет спустя. Так, Евгений Кушнарев говорил: «Я принял Авакова по просьбе Генриха Алтуняна буквально через неделю-две после моего назначения губернатором» (то есть в конце 2000-го). О связях Авакова с Алтуняном немало писалось в прессе в середине прошлого десятилетия, когда бизнесмен стал губернатором и публичным политиком. Основные факты были собраны в появившейся в 2006-м статье Александра Вольфа в газете «2000» «Инвестор и его покровители». Трудно согласиться лишь с утверждением автора о том, что «близкие отношения Генриха Ованесовича с Арсеном Борисовичем зиждились не столько на политической или экономической почве, сколько на этнической — оба по национальности армяне». Экономическая почва их дружбы была создана вскоре после того, как Алтунян прекратил политическую карьеру. Бывший депутат вошел в руководство аваковского холдинга АО «Инвестор». Так, в 2001 году он упоминается в СМИ как член правления «Инвестора», а в 2004-м награждается почетным знаком харьковского мэра уже как зампред правления. Что же касается политики, то Аваков, включившись в эту сферу, стал продолжателем той же линии, которую представлял и Алтунян. Так, в нынешнем марте министр рассказывал изданию «Гордон» о своих беседах с Алтуняном в начале 1990-х: «Мы с ним долго разговаривали, например, о сути советского строя, чем он был нехорош. Я позволял себе провокацию, говорил: "Генрих, послушай, все-таки я не понимаю: чем был плох Советский Союз, зачем его развалили?" Таким образом я получал прекрасную лекцию часа на полтора-два…. Генрих очень эмоционально приводил мне примеры. Все это осталось… Я умолял его, просил, заставил написать книгу, часть из этих историй он вложил туда». Книга Алтуняна «Цена свободы» вышла в 2000 году. Среди ее издателей числится и принадлежащее Авакову «Радио+». Григоренко в ней посвящен большой кусок главы «Учителя». «Я с Петром Григорьевичем познакомился в 1968 году. Может быть, под влиянием этого человека, с первого разговора с ним и началось мое переосмысление жизни», — пишет мемуарист. Там же можно прочесть и слова самого Григоренко: «Алтунян Г.О. приехал в Москву специально, чтобы познакомиться со мной, так как он слышал от кого-то из военных мою историю и хотел лично убедиться в правильности слышанного им. Мне он очень понравился, как человек грамотный, развитый и приятный, поэтому я с ним долго разговаривал по различным вопросам и расстались мы дружески. С тех пор я с Алтуняном перезванивался по телефону, и когда я возвращался из Крыма в сентябре 1968 года, Алтунян встретил меня в Харькове на перроне и рассказал, что его уволили из армии и исключили из рядов КПСС за связь со мной». Личное общение продолжалось почти десятилетие. «Последний раз он приехал ко мне и моим друзьям незадолго до своего отъезда в Америку (т.е. в 1977 году)», — пишет о Григоренко Алтунян. Эмигрантская деятельность Григоренко не так известна. Именно благодаря этой неизвестности он и сохраняет репутацию просто борца за права человека, а не украинского националиста. Более того, журналисты часто цитируют слова, якобы сказанные им в Мак-Мастерском университете в канадском городе Гамильтоне: «Я не хотел бы дождаться такой Украины, которую представляет украинская националистическая мысль…» Но вот что писала в некрологе о Григоренко старейшая газета украинцев Америки «Свобода»: «На всех форумах — украинских и неукраинских — выступал как украинский государственник. Выступая на одном собрании бывших воинов 1 УД УНА (1-й украинской дивизии Украинской национальной армии — так в эмиграции принято называть дивизию, известную нам как «СС Галичина». — Авт.), он закончил речь цитатой из одной речи Симона Петлюры. Григоренко признавался: "Я был противником Евгения Коновальца, но когда прочитал книгу о нем, то стал его сторонником"». (1987, №38). А за семь лет до этого то же издание сообщает (1980, №125): «Появление П. Григоренко на французском телевидении побудило наших энтузиастов завести его, в обществе Л. Плюща (диссидент, высланный из СССР. — Авт.), на могилу С. Петлюры…. Там они оба хорошо говорили». Правда, какие слова нашел Григоренко для Петлюры, в той статье не сказано. Но архив «Свободы» оцифрован и, пользуясь поисковиком, можно найти массу интереснейших высказываний правозащитника. Вот, например, речь на 6-летии украинской Хельсинкской группы, правозащитной организации, основанной в СССР среди прочих самим Григоренко, «для содействия выполнению Хельсинкских соглашений» по безопасности и сотрудничеству в Европе. «Сорок лет назад украинский народ поднялся на борьбу против фашистской Германии и коммунистического «гиганта» Советского Союза…. Начало украинской Хельсинкской группы надо брать от УПА» (1982, №218). Как видим, налицо та же историческая концепция, которую сейчас усиленно насаждают вятровичи. Только они пока не говорят, что весь украинский народ якобы поднялся вместе с УПА. Но не Григоренко эту концепцию придумал. Это расхожие штампы украинской националистической прессы того времени. Привнесенная им новизна состоит только в определении диссидентов как наследников УПА. И, как видно по той же речи, он мечтал, что преемственность коснется и методов деятельности: «Ген. П. Григоренко закончил такими словами: «До сих пор сделано много, но сделано и мало. Надо делать еще больше… Я надеюсь, что, когда придут другие времена, когда наступит вооруженная борьба, мы не будем одиноки». Подобных его высказываний в эмигрантской прессе множество. А вот если б Григоренко действительно публично осуждал «украинскую националистическую мысль», это не могло бы пройти незаметно. Ведь среди тогдашних эмигрантов была масса патологически подозрительных типов, которые повсюду искали врагов, и возмущение вызывали куда более мягкие высказывания. Так, ведущая эмигрантская организация, Украинский конгрессовый комитет США, в 1980 году незначительным большинством приняла резолюцию об осуждении политических ошибок Григоренко, который якобы говорил, что бороться надо лишь с коммунизмом, а не с русским империализмом. Но, как видно по страницам того же «Слова», прорусские настроения диссидента безудержно преувеличивались. Он постоянно выступал на украинском языке, переходя на русский лишь в отсутствие переводчика с украинского, возмущался тем, что французские издатели изменили его «имя Петро на русское "Пйотр"», публично утверждал, что в России и до 2017 года был «тоталитарный режим», что в Воронежской области украинцы живут «среди абсолютно враждебной русской среды», что «на Украине опасно употреблять публично украинский язык» и т.д. Да, у Григоренко могло быть свое отношение к отдельным иконам украинского национализма. Нам не довелось встретить его позитивных высказываний о Бандере, в отличие от Шухевича и Коновальца. Но этого умолчания ничтожно мало для того, чтобы всерьез рассуждать о его особых расхождениях с ОУН. Зато сколько общего между тем, что говорил 40 лет назад диссидент-эмигрант Григоренко, и тем, что говорит сейчас основатель «Азова» Билецкий.
