Словарный запас: зоны отчуждения

Зоны отчуждения, или human exclusion zones, стали не только важным культурным кодом современности — от аномальной Зоны из «Сталкера» Тарковского до недавнего сай-фай от Netflix, «Аннигиляции» Алекса Гарленда, — но и современными моделями для изучения мира. Зоны отчуждения — одна из ключевых тем исследования третьего года образовательной программы «Новая норма». Фото: Michael Kötter / flickr.com/cmdrcord Откуда пришло В мире существуют десятки зон отчуждения человека, связанных с ядерными испытаниями. Например, Национальный заповедник Карсон и Карлсбад в Нью-Мексико, Невадский испытательный полигон или Тихоокеанский ядерный полигон близ Маршалловых островов атолла Бикини. Но ни одна из них не обросла таким количеством легенд и мифов, как Чернобыльская зона отчуждения. ЧЗО занимает около трёх тысяч квадратных метров и включает в себя обширные территории севера Иванковского района Киевской области, где расположены непосредственно электростанция, города Чернобыль и Припять, а также север Полесского района Киевской области. Из зоны отчуждения были эвакуированы не только жители Припяти и Чернобыля, но и 74 сёл в округе. ​По словам Юрия Андреева, одного из операторов второго блочного щита Чернобыльской АЭС и ликвидатора последствий аварии, сейчас зона продолжает обживаться самосёлами, часть которых — безземельные фермеры, которые приехали туда, взяли заброшенные дома и завели там своё хозяйство. Согласно словам ликвидатора, «реэвакуация уже идёт сама по себе. Кроме того, в зоне по-прежнему ходят мародёры, которые до сих пор грабят брошенные дома, металл, шифер оттуда вывозят, и наркоманы, которые выращивают в этой зоне наркотики». На базе зоны отчуждения ЧАЭС с 2016 года создаётся Чернобыльский радиационно-экологический биосферный заповедник. В общественном сознании ЧЗО связана с рассказами о гигантских сомах, достигающих три метра в длину, грибах и микромицетах, питающихся радиацией, и животных-мутантах, существование которых так и не было официально подтверждено. Начиная с конца 1980-х годов специалисты стали наблюдать за зоной и вместо двухголовых оленей и шестилапых волков единственная распространённая аномалия зоны, которую можно встретить в Чернобыле, — это альбинизм местных животных. Чернобыльский порт. Источник: Michael Kötter / flickr.com/cmdrcord Ландшафт Чернобыльской зоны отчуждения тоже изменился за прошедшие десятилетия: получивший особенную известность «рыжий лес» таковым уже не является. Участок леса площадью порядка 200 квадратных километров погиб почти сразу, и деревья на нём приобрели буро-красную окраску. По свидетельствам некоторых очевидцев, в первые дни над лесом даже наблюдалось свечение. В рамках дезактивации территории пострадавшие деревья снесли бульдозерами и закопали в вырытых траншеях. Сейчас лес частично восстанавливается, а цвет деревьев не отличается от обычного, несмотря на высокие показатели радиации. В постсоветской массовой культуре Чернобыльская зона отчуждения была не столько образом постапокалиптического будущего, сколько устрашающим символом окончательного упадка советской системы. Такого взгляда на аварию придерживался и вышедший четыре года спустя Чернобыльской катастрофы фильм Михаила Беликова «Распад», участвовавший в основной конкурсной программе Венецианского фестиваля, и недавнее исследование выдающегося историка Восточной Европы Сергея Плохия «Чернобыль: история ядерной катастрофы», в котором раскрывались недостатки советской атомной промышленности, авторитарный характер правления коммунистической партии, контроль режима над научной информацией и бесхозяйственность ядерной энергетики в современных развивающихся странах. Что говорят эксперты Джефф Мано Писатель, автор одного из самых известных блогов по архитектуре и дизайну BLDGBLOG и преподаватель The New Normal 2018/19, редактор третьей книги «Ландшафтное будущее: инструменты, приборы и архитектурные изобретения» «Зоны отчуждения напрямую связаны с понятием карантина. Карантин — это добровольная или обязательная изоляция, обычно для сдерживания распространения чего-то, что считается опасным, и не всегда этой опасностью является эпидемия или болезнь. По своей сути, карантин представляет собой стратегию разделения и создания гигиенической границы между предметами с целью защиты одного от воздействия другого. Это пространственный ответ на подозрение, угрозу или неопределённость. Ландшафты карантина разнообразны, изменчивы и часто неожиданны: от Чернобыльской зоны отчуждения и искусственных карантинных островов нью-йоркского архипелага до лагерных кроватей, установленных для размещения ВИЧ-позитивных гаитянских беженцев, задержанных в Гуантанамо. Практика карантина выходит далеко за рамки стратегий борьбы с эпидемиями и вредителями, затрагивая вопросы городского планирования, геополитики, социологии, международной торговли, этики, иммиграции, поэтому очень важно современным специалистам (не только архитекторам и городским проектировщикам) исследовать физические, биологические, этические, архитектурные, социальные, политические, временные и даже астрономические измерения современных зон отчуждения. И хотя эта практика восходит по крайней мере к распространению чёрной смерти (чумы) в средневековую Венецию, если не к 40 дням Христа в пустыне, карантин вновь стал важной проблемой в эпоху глобализации, новых болезней, устойчивости к антибиотикам и биотерроризма». Бенджамин Браттон Директор образовательной программы «Новая норма» Института «Стрелка», профессор визуальных искусств Университета Калифорнии «Тема зон отчуждения, или „зон человеческого исключения“, исследует неожиданный аспект постгуманизма: не дальнейшее объединение человека с нечеловеческим, а их отчуждение. Сегодня наиболее комфортная среда для автоматизированных процессов находится внутри городских фабрик, где люди и роботы защищены друг от друга. Когда автоматизированную заводскую логику внедряют в город, это означает, что придётся жить с зонами отчуждения (если не в них). Перенос автоматизации на ландшафт повседневности может привести как к более тесной интеграции человека и роботизированной системы, так и к вытеснению людей с некоторых территорий. Речь может идти о крупном заводе, об автоматизированном сельском хозяйстве или о бедствиях, вынуждающих к эвакуации. Предстоящая концентрация населения в более плотных городских мегаполисах приведёт к тому, что мы будем жить в синтетическом саду, окружённом автоматизированными ландшафтами, на более отдалённом, чем сейчас, расстоянии от других видов природных экосистем. В этом году в рамках программы „Новая норма“ мы продолжаем изучать характерный евразийский сдвиг в сторону „Тихоокеанского рубежа“, поэтому отправились в Японию, чтобы исследовать уникальную технологическую культуру страны и процессы городской автоматизации через индустрию робототехники. Нами движет как технологический, так и культурный интерес — мы стремимся сами стать объектом эксперимента, бросить вызов собственной зоне комфорта, понять, как меняется восприятие робототехники в разных контекстах. В Японии мы будем изучать Human Exclusion Zones на разных уровнях, вплоть до поездки на Фукусиму».