Каверза лейтенанта Семечкина. Как Донецк хотели на корню погубить

Россия в том году уже понимала, что сможет в ближайшее время начать восстановление Севастополя и Черноморского флота, разрушенных в Крымской войне. Для этого надо было провести к базе флота железную дорогу и обеспечить флот надежным источником угля и стали. Юз и немыслимая спешка 18 апреля 1869 года императорское правительство подписало договор с представителем акционеров, валлийцем Джоном Юзом, которому после регистрации общества в Лондоне 4 июля того же года суждено было стать и управляющим будущим заводом по производству рельсов, и его строителем. К строительству, правда, Юз смог приступить только осенью 1870 года, поэтому ему пришлось торопиться — сроки, оговоренные в договоре с русскими, поджимали. Доменную печь Юз привез в Россию с собой, из порта Таганрога к месту сборки в Донецкой степи ее тащили тысячи волов. Собирали наскоро, посреди рано нагрянувших морозов и метелей. Доставка оборудования в ЮзовкуДоставка оборудования в Юзовку Кроме того, Джон Юз по специальности был прокатчик и механик, в металлургии разбирался постольку-поскольку. Это тоже сыграло свою роль в том, что первый чугун, который печь дала в конце апреля 1871 года, был не то что плохой, он был отвратительный. Здравствуйте, я — лейтенант Семечкин! Тут на сцене появляется наш герой, 41-летний лейтенант Леонид Павлович Семечкин, личный адъютант по особо важным делам великого князя Константина Николаевича, генерал-адмирала, шефа русского флота. Он был сыном известного петербургского живописца Павла Семечкина. Известного, между прочим, своей ловкостью и небрезгливостью в делах. Леонид Семечкин в истории России остался как первый теоретик крейсерской войны, а в истории Донбасса — как первый и придирчивый критик того дела, что затеяло в донецких степях Новороссийское общество. Надо сказать, что Семечкин был особой, которой брат императора доверял самые секретные и деликатные дела. Так, известно, что он был в 1866-68 годах специальным курьером между великим князем и швейцарскими банкирами. Весной 1871 года Семечкин был назначен главой специальной государственной комиссии, которую отправили посмотреть, как там у британца дела, все ли в порядке, как скоро он сможет дать железо и рельсы из него? Это поручение Семечкин исполнил с таким рвением, что от британско-российского проекта могло не остаться камня на камне, завод в излучине Кальмиуса мог закрыться, а значит, и никакого Донецка сегодня мы не знали бы. Вся русская и советская история могли пойти по другому пути. Ведь Донецк с рождения своего был тем узлом, который связывал все нити управления и развития инженерно-технологической цивилизации Донбасса и всего Юга России. Инспекция адъютанта Вообще-то полномочий у лейтенанта Семечкина было немало. Донбасс, завод НРО был всего лишь одной целью поездки Семечкина. У него был обширный план действий в Херсоне, Николаеве, Севастополе и Одессе. Но там ему хватило бы своей компетенции, знаний морского офицера. В место же, которому суждено было стать миллионным мегаполисом по имени Донецк, он взял с собой специалистов: начальника Луганского горного округа надворного советника Летуновского, управляющего Горной и Соляной частями в Области Войска Донского коллежского советника Желтоножкина, строителя Пастуховского в Донской области доменного завода (ныне — Красный Сулин Ростовской области РФ. — Авт.), горного инженера Мещерина, строителя Курско-Харьковской железной дороги горного инженера Горлова. Так, написал позже в рапорте на имя Великого князя Константина Николаевича Семечкин, он составил своеобразный экспертный совет из специалистов, «при любезном содействии которых я получил возможность определить экономическое положение дел на заводе господина Юза». Надо сказать, что и морским ведомством, и его непосредственным начальником лейтенанту были даны необыкновенно подробные инструкции. Для прикрытия поездка именовалась как ознакомительная «в поисках рудников, заводов и угольных копей, кои можно использовать для возрождения Черноморского флота». В инструкциях же, начертанных великим князем, подчеркивалось — при посещении строительства завода у Кальмиуса рекомендуется дистанцирование от Юза и его дел. Только независимое наблюдение! Впрочем, Семечкина едва ли нужно было предостерегать против Юза. Неприязненные, судя по всему, отношения у Леонида Павловича сложились с британцем еще во время его службы в 1864-67 гг. у командира Кронштадта адмирала Лесовского. Юз в то время крыл броней форты этой крепости. Потому что трудно объяснить тот почти неприязненный тон, который сквозит в последовавшем за инспекцией рапорте Семечкина. Он пробыл в Юзовке несколько недель. А затем предпринял целый ряд действий, призванных уничтожить проект Новороссийской компании. Юзовский заводЮзовский завод В мае 1871 года составил подробный рапорт на имя своего шефа, который послужил поводом для создания специальной следовательской комиссии в ноябре. Очень сильным ходом Семечкина было и следующее действие — в марте 1872 года в Русском техническом обществе (РТО) состоялось чтение доклада Семечкина о поездке его в Южную Россию и на завод г-на Юза в частности. Несомненно, доклад был санкционирован свыше. Он очень подробен, и у нас нет возможности, увы, цитировать его обильно. Скажем только одно. Приехав к Кальмиусу, Семечкин узнал, что пуск первой домны завода провалился — в печи образовалась огромная настыль, так называемый козел. Работа доменной печи была невозможна, избавляться от козла пришлось дорогостоящим способом. Все это время Юз пытался создать видимость нормальной работы. Но Семечкина он не провел. «Юз создает только одну лишь видимость работы, приказавши держать домну до полного исправления на холостом ходу. Доменная печь шла четыре месяца, работая единственно для вида, для каких-то высших видов предпринимателя», — написал он в рапорте, вошедшем затем и в доклад РТО. Джон Юз получает разнос от Паровика Ясно, что Константин Николаевич болезненно воспринял скандальные высказывания о деятельности Новороссийского общества. Притом что у великого князя был трудный характер — взрывной и необузданный. Недаром князя Константина при императорском дворе прозвали коротко и емко — Паровик. И вот Паровик в конце сентября 1873 года отправился инспектировать Черноморский флот. Британский консул в Харькове Джон Хьюм (родственник знаменитого философа) в письме к другу оставил воспоминание об этом событии. Приведем только финальную часть этой занимательной эпистолы. «Из Черного моря пароход-фрегат домчал Константина Николаевича и сопровождавшего его адмирала Попова в Таганрог, где брата императора встречал мистер Александр Кэмерон, доверенное лицо лондонских акционеров НРО. Оттуда кружным путем через донские земли доехали до станции Константиновка. Туда же примчался из Харькова твой покорный слуга, здесь же встречал высокопоставленного гостя и Джон Хьюз собственной персоной. Великий князь Константин был возбужден и пребывал в большом раздражении. Это было заметно невооруженным глазом, едва он вышел из своего вагона и пошел вдоль строя встречающих чиновников и дельцов. При этом он делал вид, что не замечает мистера Хьюза. Короче, назревала гроза. Всю дорогу до завода Его Императорское Высочество был мрачнее тучи. А по приезде в поселок при заводе отказался от приема местных помещиков и промышленников». И гроза разразилась! Продолжаем цитировать Хьюма: «На следующий день с утра брат императора отправился смотреть завод. Высочайшего гостя интересовала выплавка чугуна и прокат рельсов. Сделано было так: неподалеку от доменной печи (она здесь тоже, как и мы с тобой, шотландской системы) местные плотники выстроили помост, который накрыли ковром. Под тентами установили кресла, после чего великий князь изволил лицезреть процесс доменного производства, попутно принимая гостей, объяснения британских инженеров и мои необходимые пояснения, просматривая бумаги. Юза по-прежнему в упор не видел. Выпуклыми романовскими глазами смотрел он на гудящую домну. И ждал. И вот, наконец, чугун выплавлен, проба залита в форму, остужена и разбита молотками на части. Константин взял в руки образец чугуна, осмотрел, подозвал к себе главу горного департамента и, сунув ему под нос ноздреватый раскол металла, громовым голосом поинтересовался: «Скажите-ка мне, любезнейший, из какой руды это выплавлено? Не из той ли, что в печь засыпали? А рельсы, — гневный взмах руки в сторону штабелей рельсов, — из этого металла катаны?!» И тут «паровик» понесся на всех парах! Громы и молнии вгоняли незадачливого министра в глубокий шок. Да и не только его одного. Я за свою жизнь много чего повидал в человеческих отношениях, но не разу до этого не видел, чтобы кого-нибудь так основательно унижали. Говорят, беднягу потом отпаивали чистейшим английским бренди валлийские техники мистера Хьюза, чуть не две пинты влили в него. Дальше было вот что. Константин Николаевич решительно покинул завод и рванул прямиком к своему поезду, который держали под парами в Константиновке. От обеда, накрытого для него, отказался наотрез — дескать, не хочу задерживать движение поездов. Мне было предложено сопровождать Его Высочество, тем более, что по этикету, это и так было моей прямой обязанностью. Памятник Джону Юзу в ДонецкеПамятник Джону Юзу в Донецке В Харькове Константин Николаевич призвал меня пред свои очи и попросил составить вместе со своим адъютантом лейтенантом Семечкиным телеграмму Хьюзу. Не буду тебе пересказывать ее содержания, скажу только, что она была извинительной и одновременно ободряющей, отчасти объяснявшей поведение великого князя. Истинный смысл ее был таков: «Работайте спокойно, мистер Хьюз, никто вам докучать более не будет…» Чисто британское хладнокровие Надо сказать, что свой последний шанс Юз использовал и дал-таки год спустя наконец-то сносные рельсы. Правда, их еще пару-тройку лет в России именовали не иначе как «юзовские», что означало плохое качество. Дело в том, что Юз поначалу делал рельсы по британскому стандарту, позабыв, что в России он иной. Но потом все поправилось. Льготы дали возможность Юзовскому заводу выпускать в 1880-1890 годах чуть не третью часть всех рельсов в Российской империи. Затем НРО получило выгоднейший заказ на постройку железнодорожных мостов. И до самой Великой Отечественной на Днепре, Припяти, Ингуле, Южном Буге стояли почти исключительно мосты и рельсы юзовского (донецкого) производства. Мосты были столь хороши, что заказы приходили и с Волги, и с Сибирских рек. Но после революции 1917 года — это производство свернули. Но «Старый Юз», как именовали русские металлурги Донецкий металлургический завод хоть в царские, хоть в советские времена, устоял и стал сердцем тяжёлой индустрии Юга России, Новороссии. Перед Первой мировой Новороссийское общество добывало три четверти всего каменного угля в стране и давало до четверти производства черных металлов. А вокруг него вырос город Юзовка, ставший затем Сталино, а с 1961 года, именуемый Донецком. Не вышла каверза у лейтенанта Семечкина.