Автор умер, но дело его живет

Сталина в жизнь За десять лет до создания серии «Ностальгический реализм» (1982–1983), апеллирующей к соцреализму со знаком минус (вместо яркого света — мрачные, á la Караваджо, холсты, вместо бравурных восторгов — доходящая до эротики таинственность), Комар и Меламид сделали «Двойной автопортрет» (1972). Тондо в стилистике канонического мозаичного портрета Ленина — Сталина было обращением к запретному прошлому: имя Сталина в застойные годы изъяли из учебников. Александр Меламид, впрочем, помнил и другое: «Когда умер вождь, мне было семь, и дома по этому поводу все страшно напились». Комар и Меламид. Двойной портрет. 1984. Оргалит, темпера. Частное собрание. Повторение работы 1972 года, уничтоженной на «Бульдозерной выставке». Courtesy Московский музей современного искусства Оригинальный «Двойной автопортрет» был уничтожен «озеленителями» 15 сентября 1974 года во время «Бульдозерной выставки», и на выставке висит авторское повторение работы, сделанное в 1984 году. А злодея вернули в обращение в перестройку, когда Комар с Меламидом были уже давно в Штатах (они уехали из Союза в 1978-м). В либеральные времена имя вождя склоняли исключительно в негативном контексте — в связи с репрессиями и прочими преступлениями. Но вернувшись в официальную историю, вождь остался на слуху и постепенно вернул себе миллионы затаившихся на время поклонников. Оформление вестибюля станции московского метро Курская-кольцевая. Фото: Мария Кравцова/Артгид Если в начале нулевых формула «Сталин — эффективный менеджер» казалась немыслимой, то сейчас его чаще упоминают с эпитетом «великий». Имя его вернули даже в архитектурное оформление исторических станций метрополитена — Курской-кольцевой и Киевской Арбатско-Покровской линии, таким образом легитимировав. Но явно ненадолго, потому что для таких случаев существуют Комар и Меламид. Курение — тьма Коллективный автор Комар & Меламид родился в 1972-м, вместе с сочиненным Виталием Комаром, Александром Меламидом и Владимиром Паперным и размноженным на машинке «Манифестом соц-арта», и прожил до 2004-го, когда тандем распался. Но в отсутствии в России — и невозможности привезти сюда из США — многих их ключевых вещей кураторы выставки Андрей Ерофеев и Иосиф Бакштейн показали источники совместного творчества — несколько вещей, сделанных индивидуально. И среди них «Курительная комната» (1966) Виталия Комара, где в замкнутом, безвоздушном, как у де Кирико, пространстве заперты почти мондриановские человечки, а урны, расставленные вдоль стен, очень напоминают кладбищенские, для праха. Эта работа участвовала, среди прочих ранних вещей, в открывшейся 18 ноября 1967 года в кафе «Синяя птица» выставке «Ретроспективизм». Виталий Комар. Курительная комната. 1966. Холст на дереве, масло, темпера. Собрание Александра Кроника, Москва Кафе было, как сегодня сказали бы, культовым, дотянувшим до заморозков фрагментом оттепели, и именно там случилось первое явление Комара и Меламида народу. Курили в «Синей птице» везде. Тогда вообще курили везде, поэтому непонятно, откуда взял 24-летний выпускник Строгановки эту изолированную курительную комнату — не придуманную королевой Викторией smoking room, куда джентльмены удалялись, чтобы выкурить в отсутствие дам сигару, а скорее провонявшую никотином курилку в современном аэропорту, отсылающую к «Прогулке заключенных» Ван Гога, по мнению автора опубликованной к выставке монографии «Комар и Меламид: сокрушители канонов» Кирилла Светлякова. Винсент Ван Гог. Прогулка заключенных. 1890. Холст, масло. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина Это сегодня курильщики становятся заключенными в smoking areas и пленниками похоронных ассоциаций на сигаретных пачках, а во времена создания картины курили не то что в аэропортах, но даже и в самолетах, курили звездные герои и героини американских фильмов, и прилетевшая в ФРГ Ханна Арендт, давая местному телевидению свое знаменитое интервью, дымила в камеру, не выпуская сигареты изо рта. Комната для курения в зале ожидания аэропорта имени Фредерика Шопена в Варшаве. Источник: Wikimedia Больше ни слова Картина «Не болтай!» (1972) — разумеется, отсылка к одноименному плакату Нины Ватолиной и Николая Денисова 1941 года, который, как нам кажется, мы помним (там есть еще сочиненная Самуилом Маршаком стихотворная надпись-предостережение: «Будь начеку. В такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетни до измены»). {gallery#351} Но на плакате изображена женщина, а тут — мужчина с пародийно сдвинутыми к переносице бровями, и да, тоже прижавший в предупреждающем жесте палец к губам. С одной стороны, очередная, пока вполне невинная, мистификация в стиле Комар & Меламид, но с другой — если смотреть с позиций нынешней реальности — вполне считываемое предупреждение о репрессивных законах, принятых в последний год в России против свободы слова, и напоминание об уголовных делах, которые «шьют» людям за посты в социальных сетях. Цветы жизни «Дружба народов!» (1973–1974) из собрания Екатерины и Владимира Семенихиных, поврежденная, но выжившая на «Бульдозерной выставке», — с одной стороны, конечно, пародия на плакаты, призывающие к братству и равноправию, с другой — намек на пришельцев из других миров. Тема была в те годы исключительно популярной у фантастов и, соответственно, у читателей. Двухголовый автор смеется и над теми, и над другими, поэтому представители трех рас раскрашены не в стандартные для подобных плакатов белый (европеоиды) — черный (негроиды) и желтый (монголоиды) цвета, а в зеленый, синий и красный. Комар и Меламид. Дружба народов (№ 107). 1974. Картон, оргалит, смешанная техника. Собрание Екатерины и Владимира Семенихиных, Москва На этом можно было бы и закончить, если бы не реклама бренда Benetton, вызывающая очевидные ассоциации с этой работой. Фирма, между тем, возникла только в конце 1960-х, Комар с Меламидом, жившие в закрытой стране, в начале 1970-х о ней вряд ли слышали, да и сама эта рекламная кампания, основанная на многоцветной палитре, появилась только десятилетия спустя, когда небывалое разноцветие стало повседневным в рекламе модной индустрии. Рекламная кампания фирмы Benetton Диссидентов — в бренды Чрезвычайно смелая для круга либерально мыслящих художников в СССР программная работа «Встреча А. Солженицына и Г. Белля на даче М. Ростроповича» (1972) кажется написанной здесь и сейчас, настолько мы привыкли к тому, что Солженицын и Ростропович в современной России — бренды. Можно даже сказать, один бренд — и этого, конечно, никто в 1970-е годы представить себе не мог. Комар и Меламид. Встреча А. Солженицына и Г. Белля на даче М. Ростроповича. 1972. Холст, масло, золотая фольга, бумага, коллаж. Собрание Шалвы Бреуса, Москва. Courtesy Международный культурный фонд Breus Foundation Пребывание на даче виолончелиста было к тому моменту уже описано Солженицыным в «Бодался теленок с дубом», и выдающийся немецкий писатель Генрих Белль действительно бывал и издавался в СССР. И в самом деле встречался с Солженицыным — только не на даче, а на московской квартире писателя. Более того, с Беллем был хорошо знаком Александр Меламид — его мама, знаменитая переводчица Людмила Черная, переводила на русский язык романы немецкого писателя. Но никто тогда не мог предвидеть, что в 1974 году Солженицына вышлют из СССР и что из франкфуртского аэропорта его повезут в гости к Беллю, чей домик под Кельном станет первым зарубежным пристанищем автора «Архипелага ГУЛАГ». Ни Комару, ни Меламиду не могло прийти в голову, что Солженицын и Ростропович вернутся и останутся, что в центре Москвы поставят и тому, и другому памятники, а в честь первого еще и переименуют Б. Коммунистическую улицу (о чем живущие на ней москвичи не перестают сожалеть). Памятник Александру Солженицыну в Москве. Скульптор Андрей Ковальчук. 2018. Источник: канал БИЗНЕС Online на Youtube А что нравоучения Солженицына не могут не набить оскомину, в работе очень видно. «Я не любил все это неофициальное, диссидентское искусство», — говорит Меламид, явно подразумевая и литературу. Нелюбовь была взаимной — изобретенный Комаром и Меламидом соц-арт вызывал поначалу недоумение в среде либеральной интеллигенции. Некоторым, как пишет Кирилл Светляков, «основоположники соц-арта казались чуть ли не агентами КГБ». Зато теперь все стало на свои места. Правду в рот К серии фотографий, документирующих акцию «Съедение “Правды” » (1975), на которой художники пропускали через мясорубку газету «Правда» и делали из нее котлеты, на нынешней выставке добавились специально изготовленные «Биточки прессные» (оригинальный объект 1975 года хранится в музее Зиммерли в США) и видео, на котором жена Александра Меламида (в кадре ее руки) прокручивает в мясорубке газетные полосы, смешивает их с яйцами, луком, петрушкой, лепит котлеты, обваливает их в муке и жарит. {gallery#352} Понятно, что аллюзия на малосъедобные «котлеты из бумаги» в советских столовках сегодня утратила актуальность. А российскую бумажную прессу в либеральные 1990-е и даже нулевые стало возможно употреблять и по прямому назначению — не в виде пищевой добавки и не в сортире, а именно что почитать. Для «почитать», впрочем, газета «Правда» никогда не годилась, но в 1992 году она прекратила свое существование. Куратор выставки в ММОМА Андрей Ерофеев признается, что для повторения акции ему посоветовали замену истлевшей «Правде» — «Комсомольскую правду», которой, дескать, можно верить так же, как «Правде» в давние времена. Древности в новости Проект «Раскопки на Крите. Около 30 000–10 000 лет до н. э.»
(1978) — лучшая история, придуманная Комаром и Меламидом за время их недолгого пребывания в Израиле. История, предвосхитившая, с одной стороны, нынешний вал фейковых новостей, а с другой, — пафосные увлечения теперешней российской элиты. «Художники инсценировали раскопки некой доисторической цивилизации, — описывает монография Светлякова эту работу. — В числе “находок” оказались скелет минотавра, скелеты
Homo Cubus — кубического человека, Homo Tetrahedron — тетраэдрального человека
и Homo Octahedron — восьмигранного человека, а также мраморная табличка с надписью линейным письмом “Б”, которую можно расшифровать как “И я в Аркадии был” ». Единственное, что в этой работе было действительно настоящим, — человеческие кости. «Мой двоюродный брат Алик Гольдфарб, — вспоминает Александр Меламид, — известный диссидент, а по профессии биолог, заказал из Индии кости. И их прислали». В газетах было указано, что это художественный проект, но читатели все равно слали вопросы: что откопали, где? После этой мистификации как-то легко поверить, что осколки амфоры, обнаруженные главой нашего государства на дне Черного моря, тоже лежали там с античных времен. Каждому по зиккурату Полиптих «Небоскреб» из серии «Анархический синтетизм» (1986–1987), где в пять ступеней зиккурата вписан некто с детским телом и чайником на голове, сидящий голой задницей на бюсте Сталина, нельзя воспринимать в отрыве от всей серии, где одна картина дополняет другую. Комар и Меламид. Небоскреб. Из серии «Анархический синтетизм». Вертикальный полиптих. 1986–1987. Смешанная техника, холст, масло. Частное собрание Но, с другой стороны, невозможно отделаться от мысли, что конструкция, изображенная почти 30 лет назад, — предвестник современности в ее российском изводе, тренд, проявившейся не только в достроенном, наконец, исполинском небоскребе на Долгоруковской улице в Москве, но и в конструкциях строительных лесов, выросших на Красной площади пару лет назад. Это было связано с ремонтом Спасской башни. Понятно, что такие же леса выстраивают вокруг всех башен Кремля (и не только Кремля), но Спасская выходит на главную площадь страны и имеет несопоставимое с другими политическое и историческое значение. Запертая в многоступенчатую конструкцию, она отвечает другой многоступенчатой постройке площади — мавзолею, сообщая зиккуратному стилю государственную важность. Спасская башня Московского Кремля на реставрации. Источник: Комсомольская правда Сделать страшное смешным В мае 1992 года Комар и Меламид обратились к эстетствующему человечеству с призывом спасти советские памятники монументальной пропаганды. Их текст, опубликованный в журнале Artforum, единственный, вкупе с одноименным проектом, вызывает приступ острой ностальгии — но не по советским, а по ранним постсоветским временам, когда сняли с постамента символ репрессивного государства — «Железного Феликса», и казалось, что счастье близко: вот-вот и Ленина на Калужской площади снесут, и мавзолей опустеет… Комар и Меламид. Ленин ловит такси в Нью-Йорке. Из серии Монументальная пропаганда». 1993. Холст,темпера, масло. Частное собрание. Courtesy Sloane Gallery of Art, Денвер Смахнув слезу умиления, стоит все же почитать этот текст. «Сегодня любое усилие по спасению в России памятников в стиле социалистического реализма, без сомнения, будет расценено как попытка сохранить тоталитарные устои, — пишут в нем авторы. — Мы предлагаем не поклоняться этим памятникам и не уничтожать их, но творчески взаимодействовать с ними — оставить их на своих местах и посредством искусства интерпретировать как уроки истории». Золотые слова! Но извлекать из истории уроки — не наш жанр. Поэтому идея «превратить Москву в фантастический сад “посттоталитарного” искусства», о которой мечтали отцы соц-арта, пока так и не претворена в жизнь. А какие были идеи, с которыми откликнулись на призыв Комара и Меламида художники! Да и сами Комар и Меламид, предложив добавить к надписи на мавзолее Ленина всего три буквы «изм», превратили бы тем самым памятник истории и архитектуры в могилу теории и практики ленинизма. А Джозеф Кошут предложил устроить в каком-нибудь парке инсталляцию из пустых пьедесталов от статуй Ленина. А Игорь Шелковский придумал «Кладбище монументов»… Ростислав Лебедев предлагал вернуть «Феликса» на место, соорудив под его ногами вечный огонь, в котором тот бы жарился — пусть не по-настоящему, но хоть так. И этот проект, кстати, отчасти реализован. Памятник, конечно, не вернули — он так и пылится в «Музеоне», но акционисту Петру Павленскому удалось поджечь расположенную в двух шагах от бывшего памятника дверь. Статуя Ленина в углу экспозиции «Мир и мiръ» XII Красноярской музейной биеннале. 2017. Courtesy Красноярская музейная биеннале Действительно же реализовать проект смогли в красноярском Музейном центре «Площадь мира», открытом в 1987 году как Красноярский филиал Центрального музея В.И. Ленина — тринадцатый по счету и последний из созданных в СССР. На XII Музейной биеннале в Красноярске зрителям продемонстрировали, что можно сделать со статуями, от которых невозможно избавиться. Можно, как выяснилось, повернуть Ленина носом в угол — чтобы указывал тупиковый путь.