Игорь Барциц: Мы должны показать нашим детям преимущества России

С будущего года на факультете журналистики Института государственной службы и управления (ИГСУ) Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС) начнут обучение по нескольким новым направлениям. Про одно из них — «Продюсирование и культурная политика» — «Собеседник» расспросил директора Института, доктора юридических наук, профессора Игоря Барцица. Предугадываем новые специальности — Новые направления — это и новые профессии? — По большому счету, да. Образование переживает очень интересный этап развития. В современном мире профессии становятся дробными, более частными. И сегодня уже нельзя выпускать просто управленцев, юристов или экономистов. Уже со студенческой скамьи человек должен постоянно конкретизировать свой выбор. Сложность в том, что, с одной стороны, эта конкретизация не должна перекрыть возможность дальнейшей смены профессии, с другой, нельзя объять необъятное, необходимо с самого начала выбрать свои жизненный приоритет. Поэтому все ведущие университеты находятся в постоянном поиске новых направлений и профилей, в уже казалось бы устоявшихся специальностях, найти пути углубления и профессионализации. Это — попытка отреагировать на происходящие в обществе и экономике процессы. Если угодно, попытка предвидения, какие специальности потребуются обществу лет через 5-10-15… При этом нельзя терять классических основ образования, все-таки образование должно быть в хорошем смысле консервативным. — Что такое продюсирование и культурная политика с точки зрения ИГСУ? — Речь не идет о широкораспространенном заблуждении, что продюсировать можно и нужно талантливых или безголосых певиц, театральные постановки или кинофильмы. Эта стезя в стране худо-бедно, но налажена. В Президентской академии мы говорим о другом — о продвижении социальных, общественно-политических, государственных, культурных проектов. По сути речь идет о коммуникации власти и общества, социальном творчестве и формировании культурной перспективы. Мы должны спродюсировать и утвердить привлекательный образ нашей страны и главное, привлекательный образ жизни в нашей стране. Причем, привлекательный прежде всего для ее граждан. — Можете ли назвать программы, которые требуют такого продвижения? — Мы все живем в мире этих проектов, их можно по-разному называть, общественные инициативы или социальные стартапы, тематические акции или юбилейные и политические мероприятия. Возьмем один из ярких примеров — «Бессмертный полк». Ведь это кто-то (группа журналистов из Томска в 2011 году) придумал, кто-то оценил, кто-то обеспечил идейной и финансовой поддержкой. От момента идеи до многотысячного шествия по Тверской улице проект пережил много этапов своей подготовки, в итоге — социальное явление. Томичи могли бы сколько угодно радоваться своей замечательной задумке в одиночестве, если бы не появилась общественная (или даже государственная) задача продвижения этого проекта. А на выходе мы получили «Бессмертный полк» не только по всей России, но и в Нью-Йорке, Париже, Ханое... — Вообще-то эту идею томского журналиста сначала поддержали люди. — Да, но прежде, чем они его поддержали, возник вопрос продвижения проекта. Перечислять можно бесконечно: год театра, искусства, экологии, перекрестные годы образования и науки с зарубежными странами, международные проекты типа форума гражданских обществ России и Германии «Петербургский диалог» или форума «Трианонский Диалог» России и Франции и т. д. Все они нуждаются в продвижении — от задумки до реализации. Приведу пример из другой сферы. Вспомните эпизод из фильма «Дъявол носит Prada», когда редактор модного журнала говорит своему ассистенту: «Вы подходите к шкафу и выбираете... мешковатый голубой свитер. Но. Вы не знаете о том, что этот свитер — не просто голубой, не лазурный, не бирюзовый, а небесно-голубой. И вам невдомек, что в 2002 году Оскар Де Ла Рента создал коллекцию платьев небесно-голубого цвета... Ив Сен-Лоран — коллекцию небесно-голубых френчей... И вскоре другие дизайнеры ввели небесно-голубой цвет в свою палитру. Затем он просочился в крупные магазины одежды, а потом спустился еще ниже, достиг какого-нибудь магазина уцененных товаров, где вы его и выудили. Однако ради появления этого оттенка были затрачены миллионы долларов и огромный труд...» Извините, что так овеществлённо, но очень наглядно. То же самое и в мире социальных идей и социальных проектов. Мы можем пренебрежительно относиться к продвижению социальных явлений и культурных проектов, утверждать, что сами себя сделали, но это не так. Эти проекты формируют нашу жизнь и наш образ мышления. А за ними — огромный и профессиональный труд людей. Сегодня все меньше спонтанных происшествий — Все это прекрасно. Но какое отношение это имеет к журналистике? Вы готовите людей, которые сделают эти проекты интересными для прессы? — Не только и не столько. Речь идет о подготовке людей, которые смогут пройти все этапы — от генерирования идеи, ее организации, продвижения до приведения к какому-то результату. Современная журналистика все больше и больше становится производством событий и фактов. Первые планируются и прогнозируются, вторые — это то, что случилось. В сегодняшнем информационном пространстве все больше планируемых мероприятий, меньше спонтанных происшествий. И наша задача не придумывать то, чего нет. Наша задача — придумать некое социально-общественное явление, которое будет продвигаться. И которое должно привести к тем или иным результатам. По сути это уже не журналистика в привычном нам понимании — если определять ее как описание того, что произошло и к чему корреспондент не имеет никакого отношения, он просто фиксирует факт, пытаясь найти в нем что-то интересное, злободневное или полезное для того слоя людей, которые читают его издание. Мы же понимаем, что это разные интересанты — те, кто читает, допустим, «The Financial Times», «Washington Post», «Ведомости», «Московский комсомолец» или «Новую газету». Современная журналистика — это продвижение, если угодно, социальных ценностей. И эти вещи должны придумываться, продумываться, реализовываться. Пенсионная реформа — тоже проект — То есть вы будете учить студентов создавать такие проекты? — По сути, да. Это — сочетание навыков управления, реализации проектов и понимания вектора культурной политики. В том числе навыков описания проектов привлекательным для общества языком. Я считаю, что одна из главных проблем взаимоотношений общества и власти в том, что власть зачастую не доводит до конкретного гражданина цели и задачи той политики, которую она реализует. И очень много позитивных идей остаются не доведенными до граждан, в поддержке которых эти идеи нуждаются. — Так в чем же дело? На примере пенсионной реформы мы видели, что это не является для власти большой проблемой. — В современном мире власть не может эффективно работать без поддержки и доверия общества. Возможно, несколько позже стран западной демократии, но Россия оказалась в уникальной (такого в нашей истории еще не было). ситуации: сегодня власть нуждается в поддержке народа, в его доверии. Извините за высокопарность. Ну представьте, чтобы Петр Первый или Иосиф Сталин переживали: строить или нет Петербург или Беломорканал? Не случайно сегодня столь велико внимание ко всевозможным опросам общественного мнения, рейтингам доверия к государственным институтам и конкретным политикам. — При принятии пенсионной реформы почему-то никого не заботил ни падающий рейтинг доверия, ни протесты граждан. — Нет, это не так. И инициаторы реформы, и управленческие круги понимают значимость общественной поддержки. Но в том-то и проблема, что методы коммуникации власти и общества очень несовершенны. На мой взгляд, не была выстроена правильная система коммуникации — не агитации и пропаганды, а разъяснения и продвижения идеи реформы — с конкретными группами населения. — Почему вы так уверены, что реформа была правильной? Многие серьезные экономисты были не согласны с этим тезисом, который власть приняла за аксиому. То есть та точка зрения, которую власть в итоге жестко продавила (а по вашей схеме, могла бы продавить более мягко), отнюдь не была единственно верной. — В любом случае тема пенсионной реформы — это тема для коммуникации практически во всех развитых обществах. Не обсуждать ее не получится. Проект «Пенсионная реформа» нужно продюсировать (в хорошем смысле) — с разъяснениями, с элементами агитации и реализации в фокусных группах. С пояснениями — каждому человеку — к чему это приведет. Задача: продавить? — Тут важен посыл: с задачей непременно принять или найти наиболее удобную модель? — Если властью поставлена задача «принять», значит, нужно довести до людей именно эту позицию и разъяснить ее. Но при этом иметь обратную связь. Как потом и произошло — вспомните, что в закон начали вноситься коррективы. — То есть мы говорим в конце концов не об объективности, а о лояльности? — Что такое объективность? Я скептически отношусь к этому термину. Современный мир субъективен. На мой взгляд, жить в XXI веке по пенсионным нормативам 1930-х годов — и непозволительная роскошь, и модель, несоответствующая современному образу жизни. Это моя субъективная позиция. Если ей нужны объективные подтверждения, то они есть: это и продолжительность жизни, и производительность труда, и пенсионная нагрузка, и соотношение работающих и пенсионеров. — Но если мы говорим о пенсионной реформе, как о проекте, который непременно надо продавить... — Не продавить, а разъяснить и начать в обществе дискуссию: на какие механизмы мы можем и вынуждены пойти, а от каких придется отказаться. И эта дискуссия должна быть отрежиссирована, спрогнозирована — с постановкой задач (которые, не исключено, в ее ходе могут и меняться). Но мы с вами согласились: в любом развитом обществе пенсионная тема актуальна. Так же, как и тема здравоохранения и так далее... — Можно согласиться с актуальностью темы. Но как согласиться с методикой ее исполнения? — А вот дальше вопрос взаимодействия людей, продвигающих проект, с обществом — то, что мы называем уже культурной политикой. Ведь не стоит задача — продавить через колено. Задача — сделать так, чтобы общество размышляло и приходило к каким-то выводам. — Дается ли при этом слово тем, кто против? — Конечно. И даже тем, кто сомневается. Вопрос общественного доверия — это вопрос открытости и честности. Подходя к теме доверия общества власти, я задаю студентам вопрос: что нужно чтобы понравиться — другому человеку, работодателю, профессору? А надо быть открытым и искренним. И в общении власти и общества это имеет огромное значение. Неслучайно все управленческие системы, которые на том или ином этапе переживают этап реформирования, прежде всего ставят вопрос открытости. Первая серия английского сериала начала 1980-х так и называлась «Открытое правительство». Спустя пару-тройку десятилетий, формат «открытого правительства» широко обсуждался и в России. Доверие сегодня можно рассматривать и как экономическую категорию, и как правовую. Для современного управления — это вообще ключевая категория. Это — ценность современного общества. Если есть доверие, дальше можно уже говорить о ведении бизнеса, о совместном ведении проектов, об эффективном государственном управлении... А вопрос формирования культуры доверия возможен только в условиях честной дискуссии. Образцом общественной дискуссии и продвижения ценностных вещей можно было бы назвать процесс, который так организован, чтобы можно было выслушать все стороны, понять, в чем доводы власти безальтернативны, а чем можно поступиться. Согласитесь, что это сложнее, чем спродюсировать театральную постановку. Продвигать свои ценности — Все это больше похоже на политтехнологов, чем на продюсеров... — Я бы не стал это так называть. Вот следующий пласт задач. Мы говорим о том, что у нас сложно строятся отношения с миром. Думаю, тут тоже надо выстраивать линию по продвижению наших ценностей. У любого государства есть свои задачи, каждое старается определить свою ценностную модель (другое дело, что каждая из них нуждается в дискуссии). Называйте это агитацией, пропагандой, но если у нас есть свое видение культурной перспективы и свои ценности, почему мы не имеем права их продвигать и обосновывать? — Как я понимаю, сегодня любая такая наша попытка в мире не сильно приветствуется. — Это вопрос навыков и умения. Мы, к примеру, во Франции ежегодно проводим конференции по сотрудничеству в области образования. Наша задача — привлечь как можно больше французских ученых, чтобы обсудить с ними ситуацию в образовании и представить свое видение, а не в том, чтобы вывезти своих профессоров за границу. И это самое сложное. И тоже требует профессионального подхода. И здесь должна быть очень большая совокупность знаний, умений, организации, фантазии. Чтобы люди пришли по профессиональному и человеческому интересу. Думаю, мы еще только в начале пути по профессиональному продвижению своего образа жизни, своих ценностей, своего представления о правильном и красивом в новом мире. Молодое поколение более цинично и конкретно. На Западе есть вполне конкретный интерес к России. Причем весьма позитивный, как это вам ни покажется странным. При всех наших сложностях и санкциях они видят в России динамичное общество, страну, которая предлагает варианты для бизнес-развития. И это их привлекает. Приведу пример из нашей академической жизни. В РАНХиГС приезжал государственный секретарь Франции по внешней торговле и туризму. На встречу со студентами (которых набралось около полутысячи) пришли и обучающиеся в Академии французы. Один из них вдруг задает вопрос: «Г-н министр, вы отдаете себе отчет, что ваша политика санкций приводит к негативным взаимоотношениям с Россией? Я здесь учусь и вижу, что та политика, которую вы реализуете, неверно подает интересы Франции». Я даже неловко себя почувствовал: как бы не заподозрили, что это — подготовленный вопрос. Но ведь французу нельзя сказать: вот тебе вопрос, прочти его. Это не срежиссировать. И госсекретарь это понял. Образовательная линия — это тоже общественные проекты, их тоже нужно продвигать. В конце концов все правительства пользуются специальными службами, агентствами, которые занимаются продвижением различных проектов. Мы должны продюсировать и продвигать свое образование, свое университеты. В этом тоже государственная политика. — В общем, вы нацелены на воспитание поколения новых комиссаров... — Ничего плохого в этом слове нет. Да, это будут управленцы, которые начнут реализовывать в гуманитарной сфере наше понимание ценностей. Причем такое продвижение гораздо более важно внутри страны, чем за рубежом (хотя и там это надо делать) — мы должны показать нашим детям преимущества своей Родины, сделать жизнь в России достойной и привлекательной для граждан. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №10-2019.