В нашей предыдущей статье «Кому нужен развал ВТО» говорилось, что набирающая силы четвертая промышленная революция, возвышение Китая плюс трамповская политика протекционизма и деглобализации дали старт процессу перехода мировой экономики к новой стадии глобализации. «Могильщиком» старой глобализации («по-американски») выступает Китай и поддерживающие его страны. Спровоцированные беспардонным протекционизмом Трампа торговые войны США против Китая, России и даже Евросоюза несут угрозу нестабильности и замедления всей мировой экономики, кризис институтов ее регулирования и ощутимые потери для самой Америки. По этим причинам они вряд ли имеют перспективу. Агрессивную торгово-политическую активность США можно рассматривать скорее как превентивные меры не допустить Китай и его союзников, в т.ч. Россию, стать лидерами новой, более демократичной, сбалансированной и взаимовыгодной глобализации. На этом фоне нарисовать картину будущего мировой экономики и место России в ней пытались и пытаются многие зарубежные и российские экономисты и политики. На наш взгляд, наиболее убедительной, т.е. научно-обоснованной, она выглядит в исследованиях член-корреспондента РАН Андрея Спартака, в т.ч. в его книге «Современные трансформационные процессы в международной торговле и интересы России» и статье «Россия: шансы достойно вписаться в экономику будущего», опубликованной в журнале «Международная экономика» (№12, 2018). Суть этого анализа, во многом совпадающего с нашим, сводится к следующему. По мере ускорения цифровизации и распространения технологий четвертой промышленной революции в глобализационном процессе неизбежно появление невиданной ранее высокой мобильности и доступности ключевых факторов производства. В комбинации «распределенного производства» (т.е. его приближения к потребителю), поддержанного технологиями 3D-печати, робототехники, искусственного интеллекта и т.п., перестанут действовать многие парадигмы предыдущих этапов глобализации. Новая децентрализация и локализация производства вкупе с глобальными коммуникационными сетями означает продолжение глобализационного процесса, но с акцентом на «распределенное производство», развитие его инфраструктуры, формирование новых, гибридных (децентрализованных) черт в виде локальных точек производства, максимально приближенных к потребителям и участие последних в процессе создания добавленной стоимости. Такая «гибридная глобализация» в силу децентрализации производства и «надграничной» (через Интернет) взаимосвязанности всех его элементов будет, с большой долей вероятности, означать размывание страновой принадлежности его участников. Это, в свою очередь, поставит (уже ставит) вопрос о поиске форм совмещения институтов новой глобализации с экономическим суверенитетом стран-участниц. Особенно наглядно это проявляется при формировании региональных торговых соглашений (интеграционных объединений) по формуле «ЗСТ+» и «ВТО+». Переход сегодняшней, «старой», глобализации в ее гибридную фазу займет значительное время и будет зависеть как от технологических и других преимуществ субъектов глобализации (стран и ТНК), так и геополитических преимуществ государств-лидеров, готовых взять на себя ответственность за будущее. С учетом сказанного, первоочередная задача для России сегодня – это выполнение Указа президента от 7 мая 2018 г., особенно в части п.14 о развитии международной кооперации и экспорта с доведением к 2024 г. вывоза несырьевых неэнергетических товаров до 250 млрд. долл. и услуг – 100 млрд. долл. в год. Задачи, поставленные перед правительством, являются серьезным вызовом и потребуют для их успешного решения не только больших финансовых средств, но и переориентации промышленной, финансовой и внешнеторговой политики на создание конкурентоспособного высокотехнологичного экспортного сектора. Эти задачи, несмотря на их важность, по существу – среднесрочные, «домашнее задание» правительству. Необходимо еще встроить названные цели в долгосрочную стратегию достойного участия России в глобальной экономике и торговле, которой (стратегии) пока не существует в природе. В этой связи исследования Андрея Спартака и других экспертов, на наш взгляд, заслуживают пристального внимания и практического учета. Институционально-регуляторная готовность России к новому («цифровому») мировому порядку представляет собой исключительно сложный блок вопросов. Так, успешное продолжение традиционной торговли будет зависеть от того, насколько эффективно страна сумеет воспользоваться достижениями цифровизации и четвертой промышленной революции. Сегодняшняя страновая специализация в международном разделении труда в будущем, по-видимому, сохранится лишь в торговле (причем сокращающейся) природными ресурсами и ресурсоемкой продукцией, а также в торговле уникальными продуктами, оборудованием и разработками (услугами), необходимыми для функционирования новых секторов деятельности. При этом для России стратегия диверсификации производства и экспорта надолго будет приоритетной с условием реализации имеющихся интеллектуально-технологических преимуществ. Ведь в ОПК и связанных с ним отраслях авиакосмической, атомной промышленности и «софтвера» сосредоточен огромный технологический потенциал (высокой степени апробации мировым рынком), который, по словам президента, «вытащит гражданку». Но, как пишет в своей статье А. Спартак, иметь потенциал для рывка и эффективно его реализовать – две разные вещи: «Нужна не просто адекватная государственная политика, а политика, рассчитанная на опережение… Речь идет о серьезных инновациях в сфере госуправления, его переосмыслении и обновлении». Предсказываемое экспертами замедление в будущем дальнемагистральной торговли (по логике «распределенного производства») должно привести к повышению роли приграничного и прибрежного торгово-экономического сотрудничества, особенно перспективных для России, с учетом ее географии. В результате возникнет потребность в корректировке концепций внешнеэкономических связей, в т.ч. интеграционного сотрудничества в рамках Евразийского экономического союза. Перечень составляющих мозаику новой глобализации и места в нем России не ограничивается сказанным. Но в любом случае не обойти такой важный для России вопрос: стоит ли тратить силы на повышение качества существующих институтов развития, пораженных коррупцией, или форсировать тотальную технологическую модернизацию путем внедрения цифровых и других технологий, подрывающих основы этой коррупции?