Почему вертеп может быть современным и как

Впечатлившая в начале нынешнего века критиков и публику музыкальная мистерия «Рождественский вертеп», созданная бывшим участником «Вежливого отказа», а ныне композитором-минималистом Павлом Кармановым по мотивам народной драмы «Смерть Царя Ирода», возвращается на столичную сцену. 11 января 2019 года в новейшем концертном зале «Зарядье» состоится, по сути, обновленная премьера произведения. В ожидании важного события маэстро Карманов и режиссер действа Александр Руснак поговорили с «Лентой.ру» о том, как возрождаются традиции. «Лента.ру»: Первый, и пока единственный раз, «Вертеп» прозвучал в Концертном зале им. Чайковского в 2002 году. Минуло 17 лет. Вроде не юбилей, тем не менее именно сейчас решили вернуться к этому проекту. Чего вдруг? Павел Карманов: Случайностей в этом мире не бывает. Цифра 17 преследует меня давно. Я 17 лет прожил в коммуналке, 17 лет длился мой брак с прекрасной женщиной, столько же времени играл в «Вежливом отказе», из которого ушел в прошлом году потому, что не могу из-за плотного графика регулярно участвовать в репетициях. И вот теперь — через 17 лет вернулся к своему «Рождественскому вертепу». А когда сочинял его, тоже все было неслучайно? Я о выборе религиозной тематики. Тогда я познакомился с творчеством ансамбля «Сирин» (коллектив древнерусской духовной музыки, основанный тридцать лет назад певцом и хормейстером Андреем Котовым — прим. «Ленты.ру») и очень его полюбил. Загрузил их композиции в свой компьютер и слушал, слушал. Затем осуществил некий монтаж этой музыки и добавил свою, которая, условно говоря, ориентировалась в сторону «флойдовской» стилистики. Я люблю «Пинк Флойд» давно, причем в наибольшей степени то, что они делали в 70-х, после ухода из состава Сида Барретта. Затем узнал о сотрудничестве «Сирина» с композитором Владимиром Мартыновым, с которым я дружен, и с Татьяной Гринденко (российская скрипачка, руководитель ансамбля камерной музыки Opus Posth — прим. «Ленты.ру»). И появилась идея объединить все эти силы в единый проект. «Рождественский вертеп» возник еще и потому, что Гринденко подарила мне зал им. Чайковского, вернее дату для премьерного показа в нем моего сочинения. Я пригласил в спектакль тех, кого хотел. Действо вышло небезупречным по качеству, но все же оно состоялось, собрало аншлаг и получило немало откликов. С тех пор я ждал, что кто-то опять заинтересуется данным проектом. На мой взгляд, любопытным и актуальным сейчас в России как никогда. По-моему, рождественские вертепы в большей степени вплетены в европейский и американский контекст. Это — ключевая часть праздничного оформления. Различные красочные макеты вертепов можно увидеть не только в соборах, но и на вокзалах, в аэропортах, просто на уличных площадях и перекрестках. В Москве и других российских регионах лично я никаких вертепов не встречал. Европейские традиции мне тоже близки. Но я родился в России, я русский. В сознательном возрасте пришел в церковь, где потом даже полгода пел. Сейчас прежней религиозности во мне уже нет. Но осталось ощущение, что вертеп — это мое, родное, русское. При том что я абсолютно чужд каких-то националистических соображений. Практически все участники нынешней постановки «Рождественского вертепа» — верующие, православные люди. Я сам причисляю себя как минимум к сочувствующим православию. Дружу со многими священниками, монахами, многие годы нахожусь с ними в переписке. Бываю в храмах, придерживаюсь некоторых обрядов. Чаще на всякий случай, но исключительно по велению души. Александр, а у тебя похожие чувства? Или ты человек мирской, из театрально-киношной среды, вынужден учитывать углубленную религиозность тех, с кем сотрудничаешь в данном проекте? Александр Руснак: Здесь нет необходимости искать компромисс. Я работаю с теми, кто ничего не навязывает и попали в проект неслучайно. Мы говорим на одном языке. В спектакле собраны прекрасные, очень разные исполнители. Меня восторгают все, включая детский хор. А главное, нет ощущения, с которым порой приходится работать режиссерам: «для себя, но не себе». Мол, мы вспомнили о Рождестве, потому что в загашнике есть подходящее произведение «Рождественский вертеп». Соблюли в нем все канонические моменты, произнесли нужные тексты, а на сцене ничего не произошло. Сидишь и думаешь — ребята, для кого это все? Так вот, кармановский «Вертеп» — не для узкого круга зрителей. Это эффектный синтез современной композиторской мысли, рок-группы «Вежливый отказ» и обрядового пения. Любой ханжеский взгляд на спектакль исчезнет, как только человек поймет, о чем тут речь. «Смерть царя Ирода». Посмотрите в окно, вам не кажется, что не в конкретном царе дело? Современность в целом порой предстает таким Иродом. При этом мы сохраняем традиционную драматургию известной истории. Не переиначиваем до гротеска образы Ирода, Чернокнижника, Рахели, не стремимся шокировать нашего зрителя. «Рождественский вертеп» —зрелище, можно сказать, для семейного просмотра. В прошлый раз «Рождественский вертеп» показывался в зале Чайковского. Теперь в совсем новом зале «Зарядье». Он вас устраивает? П.К.: Я его регулярно посещаю. Был там уже на нескольких концертах, и все они смотрелись замечательно. Большой зал звучит отлично. Вероятно, он не создан для рок-музыки и подобных жанров. Там есть определенная акустическая специфика, которую практически невозможно обойти никакими звукорежиссерскими средствами. Но тем не менее прекрасно, что такая площадке в Москве появилась. Она того же высокого уровня, что и зал Чайковского или Большой зал Консерватории. В нынешнем составе артистов нет ансамбля Гринденко OpusPosth, который участвовал в премьерном показе в начале «нулевых». Состав немного поменялся. Когда задействовано столько исполнителей, всегда вмешиваются некие обстоятельства, не совпадают графики. Теперь у нас появится симфонический ансамбль «Персимфанс», где работают мои соратники, в том числе представители знаменитого ансамбля Марка Пекарского, который играл в первом «Вертепе». Ты делаешь акцент на том, что проект — компилятивный, в него способны влиться музыканты разных направлений. Как бы парадоксально ни звучало, можешь представить, что для пущей актуализации спектакля к нему присоединится кто-то из известных ныне рэперов с речитативом на основе библейских текстов? Я абсолютно открыт к любым экспериментам. Моя всеядность легендарна, но и она имеет пределы. В ее широту рэп, хип-хоп, к сожалению, не входят. Дальше джаза в сторону популярной музыки мои интересы не распространяются. «Рождественский вертеп» — авторское высказывание. В нем сплав тех стилей, которые мне нравятся на протяжении всей жизни. Например, «Пинк Флойд», минимализм, творчество Владимира Мартынова или русский фольклор, которым я занимался еще в консерваторские годы. Ездил в фольклорные экспедиции, общался с бабушками деревенскими, ел их мед, блины, щи в тазике. Мне хочется нести своей музыкой какой-то позитив в мир, где так много негатива, что не надо усиливать его еще и в искусстве, как порой делает, допустим, Кшиштоф Пендерецкий или делали додекафонисты. Несмотря на чуткость к традициям и канонам, допускаешь, что среди нынешней отечественной публики все равно могут найтись те, кто заметит в спектакле нечто крамольное? Наверное, наш спектакль выглядит довольно смело по отношению к православию. Кстати, сейчас еще раз задумался о твоем вопросе про эксперименты и понял, что царь Ирод у нас фактически читает рэп. Так позвали бы, скажем, Басту на эту роль? Ну… Нам нужен какой-то страшный голос. Возможно, царем Иродом предстанет лидер «Вежливого отказа» Роман Суслов. Но Баста не подойдет, он слишком сладенький. Представим другую ситуацию: спектакль приглянется кому-то из высоких иерархов РПЦ. Вам предложат какую-то форму сотрудничества или прямую поддержку со стороны церкви. Согласитесь или постараетесь сохранить независимость проекта? К сожалению, до сих пор мы не имели поддержки каких-то значительных структур. Хотя был бы счастлив сотрудничать со всеми, кто поможет продвижению нашего проекта, в том числе с РПЦ. Но оттуда пока никто с инициативой о сотрудничестве не приходил. А я ведь сделал много музыки на православную тематику. У меня, скажем, есть оратория, посвященная памяти святых убиенных детей Николая II. Она называется «Пять ангелов» и уже исполнялась в пяти городах, в том числе в Риге. А вот в Москве еще не звучала. Минувшим летом воспоминали о столетии со дня убийства царской семьи и именно в этот день, как мне казалось, сам бог велел исполнить такую ораторию, например, в Екатеринбурге. Шли переговоры на эту тему, мне много раз звонили из Екатеринбурга. Но в итоге не сложилось. В местной филармонии сказали, что принято решение исполнять на мероприятиях, приуроченных к скорбной дате, только музыку эпохи последнего российского царя, то есть вековой давности. Я был несколько удивлен. Но если необходимая поддержка все же найдется, спектакль сможет существовать в гастрольном варианте? Или это такое гала-представление — раз в год к Рождеству для солидной столичной сцены? По большому счету это, конечно, календарное мероприятие. Но мы знаем массу примеров, когда приуроченные к какому-то празднику произведения исполняются и в другие месяцы. Поэтому работаем над тем, чтобы проект стал гастролирующим. Очень хотим привезти его в Петербург. Вообще же надеемся, что этот ребенок, рожденный в 2002 году, сейчас обретет второе дыхание и дальше продолжит свое путешествие по городам и весям.