В этот год мы отметили столетие с окончания Первой мировой войны, в которой погибли около 16 миллионов европейцев, были уничтожены две великие европейские страны, а другие страны были разорены. Этот год многие историки будущего смогут расценить как последний год промежуточного периода между двумя холодными войнами, когда после 29 лет относительного покоя крупнейшие мировые державы снова оказались в состоянии глубокой структурной взаимной враждебности. Первая мировая война также принесла тягостные бедствия коммунизма и нацизма, ставших причиной Второй мировой войны, едва не положившей конец европейской цивилизации. В результате этих катастроф почти вся политическая и культурная элита, которая привела свои страны к войне в 1914 году, была сметена, а в случае России и Австрии — уничтожена. Историки расходятся во мнениях о точном соотношении причин и вины в катастрофе 1914 года, но все соглашаются в одном: ни одна выгода, которую могли предположительно получить великие державы от участия в войне, не была даже отдаленно сопоставима с тем, что они рисковали потерять. Во время Первой мировой войны британцы и французы, к которым позже присоединились американцы, представляли ее как борьбу цивилизации против варварства Германии. Сто лет спустя можно с уверенностью сказать, что в общем и целом британская и французская системы были намного лучше немецкой; но следует также признать, что Алжир как субъект Французской империи или Африка как субъект Британской империи могли расценивать их несколько иначе; кроме того, Российская империя выглядела странновато в роли члена предполагаемого альянса за демократию. Как оказалось, подлинно варварская угроза европейской цивилизации в 1914 году исходила отнюдь не от правящего истеблишмента одной из стран, а от ненависти и напряжений, возникших в европейском обществе в результате социальных и экономических изменений, произошедших в предыдущие десятилетия, именно их и высвободила война. Одна из причин, по которым консервативные элиты европейских стран до 1914 года подкрепляли агрессивный национализм в обществе, состояла в том, что они считали это способом отвлечь массы от социализма, сохраняя тем самым старый европейский уклад. И здесь они совершили катастрофическую ошибку. Я боюсь, что, увлекшись новой холодной войной против Китая и России, сегодняшние властные элиты Запада делают ошибку, сопоставимую с совершенной их предшественниками в 1914 году. Я боюсь, что историки будущего будут судить нас по столь же строгим стандартам. Главным образом не из-за угрозы мировой войны, а из-за того, что эта новая холодная война служит — а в некоторых кругах умышленно используется для того, чтобы служить — дымовой завесой, отвлекающей от гораздо более серьезных угроз, с которыми мы рано или поздно столкнемся, если эти проблемы не будут решены. Сложившиеся западные политические элиты (по обе стороны политического водораздела) отчаянно отказываются разбираться с этими угрозами, потому что это потребует радикально изменить их сложившиеся идеологические позиции. В своей одержимости осознанием собственной праведности и цивилизационного превосходства западные элиты также попадают в моральную ловушку, о которой предостерегал Ганс Моргентау (Hans Morgenthau, участник холодной войны, противостоявший советской агрессии, бывший при этом немецким евреем, глубоко знакомым с цивилизационными фантазиями, способствовавшими катастрофе 1914-1918 годов): «Политический реализм отказывается идентифицировать моральные устремления определенной страны с моральными законами, управляющими вселенной,… беспечное отождествление определенного национализма с волей Провидения не может быть оправдано с моральной точки зрения, ибо, по сути, это проявление такого греха, как гордыня, против которого греческие трагики и библейские пророки предупреждали как правителей, так и управляемых. Такое отождествление опасно и с политической точки зрения, так как оно может вызвать искаженный взгляд, который в конечном счете может привести к слепоте и стремлению к полному уничтожению государств и цивилизаций». Историки будущего могут также отметить, сколько иронии в идее Соединенных Штатов возглавить новую «лигу демократии» в борьбе против «авторитарного альянса». В Азии ключевыми участниками антикитайского альянса станут, разумеется, вьетнамские коммунисты, кровожадные филиппинские авторитарные популисты, а в первую очередь — индийские индуистские неофашисты. Даже в Европе самый антироссийский режим — Польша — идеологически схож с Россией. В Соединенных Штатах мы можем набожно молиться, чтобы в 2020 Дональд Трамп потерпел поражение и его сменил новый, более убедительный лидер «свободного мира». Кроме того, все доказательства теперь указывают на то, что в 2022 году Франция выберет президента из «Национального фронта». Даже если факторы, в результате которых сложилось это недовольство, не приведут к катастрофической войне, перевод недовольства внутренней политикой во враждебность по отношению к внешнему врагу редко срабатывает, потому что эти факторы остаются неизменными. Неужели кто-то, кто брал интервью у «Желтых жилетов» во Франции, серьезно считает, что их действия были результатом манипуляций со стороны Москвы? Неужели кто-то, кто серьезно изучал кризис белого рабочего класса в Соединенных Штатах [например, Роберт Путнам (Robert Putnam) или Томас Франк (Thomas Frank)], пишет, что причиной того, что они голосовали за Трампа, стало воздействие на них российской пропаганды? Людям, утверждющим такое, было бы лучше заняться более важной связью между событиями в России и в Соединенных Штатах, а также гораздо более важному фактору, способствовавшему росту популярности Путина и Трампа: увеличению уровня смертности среди мужчин рабочего класса в России в 1990-е годы и в Соединенных Штатах в последние годы. Этот уровень смертности вырос по одним и тем же причинам: из-за заболеваний и зависимостей, формирующихся в результате экономической, социальной и культурной неуверенности и отчаяния. В Центральной Америке гораздо более страшная картина этих патологий заставляет миллионы людей стремиться к переезду в Соединенные Штаты, что, в свою очередь, приводит к радикализации определенных слоев американского населения. При этом в целом помощь США Мексике в 2017 году значительно уступала помощи, предоставленной Украине, Египту и Афганистану. Разве какая-нибудь подлинно ответственная правящая элита может так пренебрегать своими соседями? За этими проблемами проглядывает еще большая опасность климатических изменений, которые могут нанести несопоставимо больший удар по Соединенным Штатам и Западу, чем китайское или российское правительство. Трагикомическую иронию посреди истерии, связанной с небольшим столкновением между Россией и Украиной в Азовском море, которую едва заметило большинство американских СМИ, являет пример тесного сотрудничества между США и Россией: власти Америки и России объединили усилия, чтобы блокировать принятие последнего доклада ООН по климатическим изменениям. Это не значит, что не существует реальных угроз со стороны России и Китая и реальных областей (главным образом, в торговле), где США должны оказывать сопротивление. Но все это ограниченные проблемы, которые либо подлежат переговорам, либо их можно сдерживать. Ни одна из них не оправдывает очередную попытку реструктуризации национальных стратегий и институтов Соединенных Штатов и Европы вокруг принципа холодной войны. Если бы Никита Хрущев не отделил Крым от Российской Советской республики, передав его Украинской Советской республике в 1956 году, то все бы признавали Азовское море территорией России, и проблемы бы даже не существовало. В Южно-Китайском море Соединенные Штаты борются с Китаем за соблюдение международного морского права, — которое не признают даже сами США. Если бы китайцы были настолько одержимы, что готовы были бы использовать свою позицию в Южно-Китайском море против торговли, которую ведут Соединенные Штаты, то ВМФ США могли бы блокировать торговлю Китая со всем остальным миром. Вот и все.
