"Он вообще не должен был выжить". Анатолий Зильбер — о своем первом спасенном пациенте
"Мне всегда везло на хороших людей: родителей, студентов, сотрудников, даже на начальство. Они не мешали мне делать то, что я считаю полезным. Они соглашаются со мной потому, что видят от этого общую пользу", — говорит Анатолий Зильбер. В конце разговора я точно пойму почему. Первое, первый, первая Доктора медицинских наук, профессора Петрозаводского государственного университета, народного врача Карелии Анатолия Зильбера слово "первый" сопровождает всю жизнь. В Петрозаводске он основал одно из первых в стране отделений интенсивной терапии, создал первый в СССР учебный курс анестезиологии и реаниматологии в вузе, первым придумал термин "медицинский труэнтизм" (труэнт с англ. — прогульщик — прим. ТАСС). Вообще-то он сначала хотел заниматься ядерной физикой и после окончания с золотой медалью школы в Ташкенте решил поступать на физико-технический факультет Ленинградского политехнического института, но все места для медалистов оказались заняты, а в сдаче экзаменов на общих основаниях абитуриенту Зильберу отказали в приемной комиссии. "Старший меня на пять лет брат поступил в военно-морское училище, а родители хотели, чтобы в семье был врач. Я пошел в 1-й Ленинградский медицинский институт — и все получилось", — вспоминает профессор. В 1954 году Зильбер окончил 1-й Ленинградский медицинский институт и начал работать хирургом в республиканской больнице имени Баранова. В 1957 году он прошел курсы анестезиологии в Ленинградском государственном институте усовершенствования врачей, стал одним из десяти первых гражданских анестезиологов в СССР. Тогда и термина такого в СССР не было, и в документах врачей новой профессии назвали анэстезиологами. Первая реанимация Фактически отделение и палата ИТАР (интенсивная терапия, анестезиология, реанимация — прим. ТАСС) в карельской республиканской больнице существуют с 1958 года. Тогда в ней работали шесть бывших операционных медсестер и Анатолий Зильбер, который обучал их клинико-физиологическим основам наркоза, включая интубацию трахеи (введение специальных трубок в трахею для осуществления искусственной вентиляции легких — прим. ТАСС). Тогда для анестезиологов не было ни медикаментов, ни специального оборудования, и приходилось создавать медицинские приборы из того, что было под рукой. Например, интубационные трубки нарезали из электрокабелей карельского Надвоицкого алюминиевого завода. "Первый больной, который был реанимирован в Карелии, был реанимирован не по правилам. Он вообще не должен был выжить", — вспоминает 87-летний доктор события 1958 года. Пациенту из карельского города Олонец сделали операцию по удалению легкого. При транспортировке больного в палату ИТАР началось кровотечение, и больной стал умирать. Чтобы спасти его жизнь, Анатолий Зильбер попробовал то, о чем читал в иностранной литературе. Он вскрыл грудную клетку и, сжимая сердце руками, возобновил его работу, а с помощью электрических проводов остановил появившуюся фибрилляцию (разновидность нарушения ритма сердечных сокращений, при котором их общая частота достигает 300–700 ударов в минуту, а предсердия при этом не способны нормально проталкивать кровь к желудочкам — прим. ТАСС). "Возможно, за рубежом в то время уже и были дефибрилляторы, но в Советском Союзе их не было. И я попросил оторвать шнур от настольной лампы, мне дали в руки подключенные к сети медные концы. Я ткнул их в миокард, и через некоторое время фибрилляция прекратилась. Тогда я впервые заявил, что Бог покровительствует дуракам, пьяным и влюбленным, в особенности если они сочетаются в одном лице", — рассказывает Зильбер. Закрытый массаж сердца появился в США только в 1961 году. После операции Зильбер узнал, что напряжение должно было быть 3000 вольт, а не 220, при этом воздействие должен оказывать постоянный ток, а не переменный. Но мужчина, к счастью, остался жив. Ночи решают все В больницу профессор Зильбер и сейчас приезжает на собственном автомобиле. Рабочий день у него уже больше 60 лет начинается ночью. "Я обратил внимание, что примерно около 4 часов ночи меня вызывают медицинские сестры, потому что больные начинают уходить в лучший мир. И я решил приезжать заранее, чтобы разобраться в этом, и убедился, что это связано со сменой биоритмов. Здоровый человек не замечает этой смены, а больные в критическом состоянии уходят, если не принять каких-либо мер. Поэтому впервые ввел ночную пересменку в отделении ИТАР, — рассказывает он. — Сейчас прихожу еще раньше, потому что у меня есть много нереализованных задумок, а времени осталось не так уж и много". Его кабинет — на четвертом этаже, в отделении интенсивной терапии. Он плотно заставлен стеллажами с книгами. Сейчас Анатолий Петрович наблюдает только за пациентами с особо сложной или необычной историей болезни, за остальными наблюдение ведут его ученики, среди которых, как признается сам профессор, есть врачи, которые знают и умеют многое лучше, чем он сам. Изначально он хотел заниматься ядерной физикой и после окончания с золотой медалью школы в Ташкенте решил поступать на физико-технический факультет Ленинградского политехнического института, но все места для медалистов оказались заняты, а в сдаче экзаменов на общих основаниях абитуриенту Зильберу отказали в приемной комиссии. "Старший меня на пять лет брат поступил в военно-морское училище, а родители хотели, чтобы в семье был врач. Я пошел в 1-й Ленинградский медицинский институт — и все получилось", — вспоминает профессор. Прежде всего быть человеком Профессор убежден, что врач сначала должен быть человеком, а потом уже специалистом. По его мнению, врачам должны преподавать гуманитарную культуру. Сейчас ее факультативно изучают всего в двух медвузах мира — на кафедре анестезиологии-реаниматологии Петрозаводского государственного университета и в Джорджтаунском университете в США. В университете Вашингтона курс читает доктор медицины и бакалавр литературы Дэн Маршалик, 33-летний внук профессора. "Я считаю, что врач, который не имеет элементов гуманитарной культуры, не может быть врачом, потому что главное для него — быть человеком. Человек не может пройти мимо боли. Мои ученики имеют темы кандидатских и докторских диссертаций, касающиеся социальных моментов медицины", — поясняет Анатолий Зильбер. По его мнению, научить анатомии, законам медицины, физиологии и прочему — сравнительно легко. "Научить человека быть человеком — невозможно. Уверен в том, что необходимо учить гуманитарной культуре любых специалистов, которые работают с людьми. Я эти идеи пропагандирую среди студентов, специалистов и надеюсь, что к врачам вернется почти ушедшее чувство сострадания к больному", — говорит он. Профессор считает, что каждый пациент отличается своими особенностями, перенесенными заболеваниями, так как люди сделаны не по ГОСТу. Если врач не может войти в должный контакт с конкретным больным, то он принесет лишь минимум пользы, которая от него требуется. Врачи-труэнты Анатолий Зильбер написал более полусотни книг. Одна из них вышла в 2013 году и посвящена врачам-труэнтам — тем, кто успешно совмещал врачебную деятельность с другой и сумел добиться успеха сразу в нескольких сферах деятельности. "Я считаюсь основоположником и корифеем медицинского труэнтизма. Интерес к нему родился еще в студенческие годы, когда из зарубежных медицинских журналов узнал о врачах, которые занимались не только медициной, в частности химиков. Первым в моей коллекции стал Клод Луи Бертолле, открывший бертолетову соль, с которой я учинил взрыв на школьном уроке химии", — сказал Зильбер, который с детства был большим хулиганом. По его словам, врач-труэнт стремится помочь больному всем тем, что он усвоил в другой специальности, поэтому он приносит больше пользы, чем просто врач. "Я считаю, что медицинский труэнтизм — это социальное явление, важное явление", — отметил Зильбер. К примеру, первым директором петербургской Кунсткамеры и Публичной библиотеки был врач-труэнт Роберт Арескин. Автор карело-финского эпоса "Калевала" Элиас Леннрот оказался врачом с 40-летним стажем. Труэнтом также оказался Папа Римский Иоанн XXI, портрет которого для книги Анатолию Зильберу прислали из библиотеки Ватикана. "У меня самая крупная в мире коллекция досье врачей-труэнтов — более 4000. Уже готова первая часть второго тома. На моем компьютере есть папка "Задумки" и уже расписаны еще четыре тома", — говорит профессор. Книги и коты Еще одна страсть профессора — книги. Сейчас в коллекции — более 3 тыс. экземпляров, а собирать их он начал еще в студенческие годы. Мог себе позволить, так как учеником был обеспеченным: подрабатывал игрой на пианино и аккордеоне в джазовом оркестре и за три-четыре вечерних концерта получал полугодовое жалованье врача. Часть денег тратил в букинистическом магазине на редкие и недешевые книги. "Среди моих раритетов есть уцелевший в единственном экземпляре альбом отечественного хирурга Николая Ивановича Пирогова. Он был выпущен для членов императорской фамилии к 100-летнему юбилею Пирогова. Типография, в которой были отпечатаны 100 экземпляров этого издания, сгорела, а один экземпляр уцелел, потому что находился в цензурном комитете", — рассказывает Анатолий Зильбер. Кроме коллекции книг у профессора в кабинете более 500 различных фигурок кошек. Начали появляться они случайно. Врач-анестезиолог Галина Сильвестрова, окончившая у Анатолия Петровича курс ИТАР, подарила своему учителю одну черную кошку, а потом принесла в пару другую. С этого и пошла традиция дарить доктору кошек. "Самое главное, что это не отнимает много времени, но зато все знают, что Зильберу можно подарить кошку. Я в это ничего не вкладываю. Это бездумье, по сравнению с моей коллекцией по медицинскому труэнтизму", — отмечает ученый. На стене в кабинете профессора висит подаренная ему карикатура петрозаводского художника Дмитрия Москина, на которой изображен кот. Под ним надпись: "А. Зильбер — кот, даже в советскую эпоху гулявший сам по себе". "Наверное, видят все, что я иду своим собственным путем, который угадан правильно", — отметил профессор. Ему везло на хороших людей, сказал он в начале встречи. Так, может, это потому, что он сам — хороший? Игорь Лукьянов
