Эксперты «Вечерки» решили поискать год, ставший самым трудным для России
Худший год за всю историю человечества определили ученые. Как оказалось, хуже всего землянам жилось в 536 году. И летописцы подтвердили: целых 18 месяцев пробыл тогдашний цивилизованный мир в полумраке: Солнце светило тускло, как Луна, снег не таял даже летом, а голод, мор и войны не щадили ни правых, ни виноватых. Последующие несколько лет тоже оказались не ахти: постоянные ливни, наводнения и тусклое лето опять губили весь урожай на корню. Довершила все чума, выкосившая и без того поредевший народ. Итогом черного десятилетия, которое климатологи впоследствии назовут самым холодным за 2000 лет, стало то, что тогдашняя Европа лишилась половины своего населения, в Китае от недоедания погибло 80 процентов жителей... Климат в нарезке Последствия сколь тотальной, столь и непонятной невезухи человечество расхлебывало еще многие десятилетия. О том, что спровоцировало невезуху, ученые спорят несколько веков. Последняя версия винит во всем один или несколько вулканов, решивших за пару-тройку лет один за другим извергнуть лаву. Оказавшиеся из-за этого в воздухе тонны вулканической пыли и диоксида серы действительно могли оставаться там довольно долго и существенно — на десятилетия! — повлиять на климат. К такому выводу пришли, в частности, ученые Гарвардского университета, опубликовавшие недавно на страницах Science итоги своих размышлений. А помогли им в этом керны, вынутые из нетающих ледников. — Вулканологи из США, среди которых, кстати, был и наш бывший коллега, исследовали керны из Швейцарии, Гренландии и Антарктиды, — рассказал «Вечерке» Станислав Кутузов, завотделом гляциологии Института географии РАН. — Как известно, вместе со снегом на ледник падает все, что находится в этот момент в воздухе, и каждый снегопад, уплотняясь под тяжестью новых наслоений, формирует в итоге климатическую летопись Земли. Так что по керну можно узнать все о погоде и атмосфере того или иного года: какие химические аэрозоли витали в воздухе, откуда они прилетели, как циркулировал воздух, много ли было осадков, где и когда испытывали ядерное оружие, что было с промышленным производством, а главное — подробный состав атмосферы прошлого. Ведь в пузырьках, которые остаются внутри льда, запечатывается тот самый воздух, которым дышали живые существа за много веков до нас. Новая технология позволила нарезать 72-метровую ледяную колбасу на пластинки толщиной в 120 микрон (для сравнения: толщина человеческого волоса — 80–110 микрон). Таким образом каждая из 3,6 миллиона пластинок уподобилась окошку в несколько дней или недель, а весь батон сконцентрировал в себе 2000 лет земной эволюции. Образцы подвергли анализу на десятки элементов, и в районе 536 года как раз натолкнулись на вулканический пепел. — Анализ кернов показал, что 15 из 16 самых холодных лет за эти два тысячелетия происходили после серьезных вулканических выбросов, — объясняет Кутузов, — причем после 536 года «запыленным» оказалось целое десятилетие, что, скорее всего, связано с несколькими крупными извержениями, которые случились один за другим предположительно в Исландии. Миллионы тонн пепла, закрывшие Землю от солнечных лучей, понизили среднегодовые температуры на 3 градуса... К слову, следы серьезных извержений находили и в наших образцах. Правда, так далеко в историю вулканологи не углублялись: — Мы извлекали керны с ледников на Эльбрусе, начиная с отметки 1773 года, — продолжает гляциолог, — и тоже обнаружили следы нескольких крупных вулканических извержений. Например, выброс 1912 года от вулкана Катмай на Аляске, который тоже вызвал снижение температуры воздуха в отдельных широтах, пусть и не так значительно. Нашли и следы от индонезийского вулкана Тамбора, (выброс 1815 года), которому мы обязаны термином «вулканическая зима»... Последний, к слову, накуролесил действительно серьезно. Мало того, что занес в анналы 1816-й под именем «год без лета», вызвал катастрофические неурожаи, голод и резкий — в десятки раз — скачок цен на зерно, так еще и проредил человечество. Взрыв вулкана (который, на минуточку, слышали аж за 2000 километров) спровоцировал гибель 71 тысячи человек (самое большое число погибших от извержения за всю историю), тотальное уничтожение островной культуры и полное вымирание одного из языков (все его носители разом отправились к праотцам). Но был и прибыток: из-за извержения вулкана население Америки быстро пополнилось десятками тысяч европейцев, бежавших на дальний континент от бескормицы, бунтов и массовых грабежей. В общем, 1816-й тоже может претендовать на звание одного из самых худших — по крайней мере для зоны покрытия. Коллега Назаренко по институту, политолог Андрей Митрофанов, считает, что к истории вполне применительно сослагательное наклонение: — Оценивать годы можно по разным критериям: можно брать экономические показатели или время серьезных эпидемий и неурожаев. Но история — наука социальная, и в этом смысле можно выделить несколько рубежных точек, которые я бы назвал годами упущенных возможностей. Для меня это 1825 год (восстание декабристов) и 1905-й (первая русская революция). При этом историка совсем не впечатляют сентенции про «узок круг этих революционеров…»: — Первая дата связана с единственной для России (по крайней мере в первой четверти XIX века) возможностью пойти по пути реформ. Напомню, что и в других частях мира (в Латинской Америке, Испании, Италии, Франции) в XIX веке реформаторы-революционеры были представителями элит. Просто в тех случаях, когда бунт начинался с низов, это ни к чему, кроме хаоса, не приводило. Толпа не формирует политическую повестку, не выдвигает программу. Массами движут сиюминутные экономические потребности — нехватка продовольствия, взлет цен, религиозный или национальный аспект… Массы 1825 год не заметили, но для политической истории страны он оказался чрезвычайно тяжелым. Не сложилось у российской истории и с 1905-м: — Началась революция бурно, царизм под ее нажимом уже начал идти на уступки, но потом произошла перегруппировка самодержавной элиты страны, и она смогла дать отпор революционерам. И мне кажется, что если бы это восстание оказалось удачным, не было бы и катастрофы 1917 года. Вполне возможно, в стране утвердился бы конституционный режим или она пошла бы по пути политического плюрализма. Но шанс, увы, был упущен. Член научного совета РГАДА историк Александр Каменский вспомнил о поражении в Крымской войне 1856 года: — Год, конечно, не из самых плохих, но он привел к резкому падению авторитета России на международной арене, сильно ослабив ее позиции. Стоит назвать и катастрофический 1917-й, и символический 1937-й, потому что последствия репрессий были очень серьезными, как в моральном, так и в чисто практическом плане, поскольку был уничтожен цвет нации. Согласился с коллегой и зав кафедрой факультета архивного дела Историко-архивного института РГГУ Евгений Пчелов: — Сложных годов в нашей истории хватало, но ни один из них не переформатировал саму суть русской цивилизации. Это все были крайне тяжелые испытания, но они не вызвали того тектонического слома государственности, социальной структуры, культуры, экономики и всего остального, как это было в 1917-м. И в этом отношении он абсолютно вне конкуренции. Что же из этого следует? Следует жить и — по возможности — радоваться. Хотя бы тому, что Мамай прошел и больше не вернется; тому, что в холодильнике есть еда, а в аптеках — лекарства; тому, что улицы наших городов не топчет вражья конница и брат не идет на брата. Ну и тому, конечно, что пока что все опасные вулканы спят и видят сны. О ДРУГИХ ПОСЛЕДСТВИЯХ СТРАШНОГО 1816 ГОДА: — химик Юстус фон Либих, мальчиком переживший голод в «год без лета», посвятил жизнь изучению питания растений и в итоге создал суперфосфат — первое в мире минеральное удобрение, а также первое эффективное лекарство от холеры; — невозможность накормить лошадей подтолкнула изобретателя Карла Дреза к поиску транспортной альтернативы. В итоге был создан прототип велосипеда; — погодные аномалии 1816-го вызвали мутацию вибриона холеры, которая, добравшись к 1830 году до России, заперла Пушкина в Болдине — в ту самую осень, ставшую нарицательной; — из-за нескончаемых ливней лорд Байрон с компанией друзей оказались изолированными на вилле Диодати. Скуки ради они начали сочинять страшные истории. Так, Мэри Шелли придумала Франкенштейна, а Байрон — Августа Дарвелла, пившего кровь возлюбленных. Последнюю историю позже пересказал врач поэта Джон Полидори, положив начало всем последующим сагам о вампирах...