«За прошедшую пятилетку мы ничего не сделали для развития»
В общественно-политической жизни Приморского края последних десятилетий этот человек принимал самое активное участие. И сегодня Виктор Горчаков предлагает тот философский и взвешенный подход к осмыслению проблем социума и экономики, который приходит после десятилетий раздумий, дел и ошибок. — Виктор Васильевич, как специалист по ядерной физике можете дать прогноз, насколько осуществимы планы по строительству атомных ледоколов и вообще современных крупных судов в Большом Камне? — В Заксобрании я как депутат курировал Большой Камень. Еще в советские годы, поскольку завод «Звезда» ремонтировал подводные лодки, ДВГУ выполнял ряд хоздоговорных работ для предприятия для новых АПЛ. Наши химики занимались проблемой водоочистки. В 2000-е мы контактировали с государствами, которые финансировали утилизацию атомных подлодок на «Звезде». Как складывается ситуация, я представляю. Для начала: мы спохватились несколько поздно. Первая попытка создать судоверфь была в 2000-х, тогда планировали широко привлечь корейских судостроителей. Обсуждался вариант строительства второго блока судостроительного комплекса в бухте Пяти Охотников. Потом наступила тишина. Видимо, в Москве решили, что верфь будет слишком далеко, слишком много кадровых и прочих проблем. Но затем проект ожил и сейчас активно реализуется. Есть несколько факторов, работающих против нас. В соседних странах судостроение развито серьезно, и большой вопрос, сможем ли мы конкурировать. Предполагаю, такой задачи пока и не стоит, но строить «за любые деньги» «Роснефть», как рыночная компания, вряд ли будет. Вторая сложность — кадры. Ресурс судоремонтного предприятия «Звезда» исчерпан, произошла смена поколений. Акционеры предприятия ищут и заманивают специалистов по всей стране и даже за рубежом. Тем не менее, мне кажется, с атомными ледоколами должно получиться, учитывая потенциал ДВЗ «Звезда» для аккуратной работы с энергетическими источниками. Если будет отработана технология производства по «Афрамаксам» и понятна специфика работы с атомными реакторами, хотя на АПЛ они несколько иные, чем на надводных кораблях. Больше, в общем-то, атомные ледоколы и негде строить. Санкт-Петербург? Невозможно для России иметь единственный центр судостроения. Нельзя забывать про опыт Великой Отечественной. В то время как центр страны был парализован, развернули производство в Сибири, на Дальнем Востоке. Стал набирать силу завод в Арсеньеве, перешел на военные рельсы Дальзавод. Я не к тому, что нужно вернуться в те времена. Но варианты могут быть разные, и резервы нужны. «В непочтительной форме объяснили…» — Не так давно в разговоре вы упоминали о том, что в последние годы Приморье потеряло темпы социально-экономического развития. В чем причина? — Я регулярно читаю статистику, где сравниваются данные разных регионов Дальнего Востока. Пользовался ими и когда был председателем Заксобрания. Зачастую цифры там иные, чем нам предоставляли профильные департаменты администрации края. Какая-то заключена здесь хитрость, не до конца мне понятная. Вывод же один: за прошедшие 5–6 лет мы на самом деле ничего не наработали наперед, не сделали для развития. Это грустно. Не знаю, чем руководствовался Владимир Владимирович Миклушевский. Но уж настолько он был осторожен во взаимоотношениях с Москвой, в постановке вопросов финансов и так далее. Те вопросы, которые поднимает сейчас Кожемяко, могли быть решены гораздо раньше. Могут быть вопросы и к депутатам, но работала партийная дисциплина. От нас требовало московское руководство голосовать по тому или иному вопросу соответственно. — Тем не менее в 2009 г. Заксобрание, невзирая на партийную принадлежность, вступилось за «правый руль» и отстояло его? — Так и получилось. Тогда меня вызвали в столицу и в непочтительной форме объяснили, что я не прав. Пытался было объяснить свою позицию, но товарищи мне посоветовали принять критику молча. Что и сделал, нет вопросов. Жизнь нашей большой страны значительно более разнообразна, чем даже правильная мысль, рожденная в Москве. Ведь мы никакие не антигосударственники. Но знаем, как в непростые 90-е годы приморцев выручала возможность поехать «помогайкой» в Китай, привезти машину из Японии. Зачем лишать людей этого? Тогда люди просто хотели жить. Когда инженер с завода «Прогресс» занимался торговыми сделками в Суйфэньхэ, кроме грусти и жалости к нему и к себе, что мы могли испытывать? Также, если на то пошло… Сейчас Владивостоком руководит и. о. главы Сергей Шерстюк. Мы долго не давали согласия на новую редакцию избрания главы города через думу. Дело не в Игоре Пушкареве, у того были свои интересы. Я же считал, что у руководителя должен быть авторитет, он должен быть надеждой для избирателя. А поставить во главе сложного, незащищенного города менеджера, которого могут в любой момент «поднять за шкирку»… Недавно я разговаривал с депутатами Думы Владивостока и спрашивал: предоставите вы право городу самому выбирать главу? Они в задумчивости. Возможно, все зависит от результатов губернаторских выборов. — Почему осенью приморцы перестали голосовать за кандидатов партию власти, в 2014?г. ведь все прошло гладко? — Выборы 2014 г. были очень хорошо организованы административно. Но мы-то знали реальное настроение людей. Народ разочаровался в авторитете власти. Много чего обещали, и не получилось. Наверное, надо быть осторожнее с обещаниями. А если уж обещали — делать. «Единая Россия» не очень проявила себя на выборах в сентябре. Чего стоили одни телевизионные сюжеты, когда выходили люди и говорили, что Андрей Тарасенко должен совершить. Напротив стояли и слушали какие-то другие люди. У меня это вызывало страшное недоумение: как так, надо выходить и работать самому кандидату. Вопрос доверия к власти — еще серьезнее, и он, как мне кажется, не снят пока. — Незадолго до выборов в сентябре на мой вопрос, какая самая главная проблема в Приморье, Тарасенко ответил: «За что ни возьмешься, ни в чем порядка нет». Как считаете, у нас действительно такой беспорядок во всем? — На выборах высказывания бывают чрезмерными. Понятна задача — показать, что «с моим приходом все будет совершенно по-другому». Но есть некие сложившиеся на разных уровнях отношения, которые так сразу не переломишь. Недавно смотрел телевизионное интервью, где врио губернатора рассуждал о том, что в Приморье нет медицины. Будем честными до конца. Мы были свидетелями того, как разваливали здравоохранение в муниципальных образованиях. Потом героически занимались строительством ФАПов. Но шел необратимый процесс потери кадров, которые не хотели с этим связываться. Сегодня мы хотим их вернуть, и это надо сделать. Вот что я вспомнил. Когда работал в Заксобрании, ежегодно осенью мы проходили учебу в Фундаментальной библиотеке Московского госуниверситета. Там несколько лет назад оказался за одним столом с коллегой из Татарстана. Смотрю, он разговаривает по сотовому телефону, руководит республикой из МГУ, решает вопрос по учителям. Я спросил: тема больная для всех регионов, как вы вопрос решаете? Ответ: выделяем деньги из бюджета на обучение, молодых специалистов направляем потом на работу. Я спрашиваю: как так, у нас законодательство в России другое, не позволяет такого сделать. Когда мы пытались распределение кадров устроить в Приморье, прокуратура заявила: нельзя, опротестуем. Коллега говорит: мы с нашим прокурором договорились, он не возражает. Необходимость целенаправленной подготовки медиков и учителей стояла давно, все об этом знали. Но закрывали глаза, говорили: в рыночном государстве свободный рынок труда, после выпуска идите работать куда хотите. Насколько я знаю, в Приморье нет учителей физики, им всем под 70 лет, и никто в Школе педагогики ДВФУ в Уссурийске на физиков не учится. В государстве, в котором капитализм в полном объеме не народился, использовать рыночные стандарты бессмысленно. Начали думать: как сохранить видимость рыночной болтологии и решать проблему? И вот сегодня приходится предпринимать героические усилия по педагогам и врачам. — Вопрос состоит еще и в том, что новый пакет социальной поддержки, предложенный врио губернатора и принятый Заксобранием, стоит бюджету больше 11 млрд рублей в год. Цифра серьезная. Что скажете на этот счет? При вас подход к формированию бюджета был более консервативным? — Думаю, риск состоит в том, что у людей породили большие надежды. Цифра симпатичная, но она должна быть реализована. А денег в стране нет. Что касается бюджета: дело не в консервативности. Миклушевскому хотелось быстрее вернуться в Москву, хотелось быть симпатичным московскому руководству. И он старался быть таковым. Недаром нашел быстро место работы и там трудится. Олег Кожемяко пошел на риск, поставив вопросы по деньгам, по ЭРА-ГЛОНАСС и прочим перед председателем правительства. Ведь за этой историей наблюдают наши соседи по Дальнему Востоку. Если номер с лоббированием интересов региона пройдет, они также захотят требовать. Недавно только сняты большие деньги со всей страны по социальным расходам. А Приморью дали. — Но ведь заявлено на самом высоком уровне, что Приморье в приоритете? — Будем реалистами: за что Приморскому краю приоритет? Центр международного сотрудничества стран АТР — это эфемерно, облако, в котором мы живем. Если бы это был единственный закон, который не выполняется… Я примерно понимаю ситуацию, в которой мы живем. Последние дни — сплошные совещания по оборонным вопросам, военной технике. Мы прекрасно понимаем, что приоритет — в укреплении обороноспособности страны. — «Проклятый» вопрос для краевых депутатов всех созывов: насколько распределение бюджетных средств между регионом и муниципальными образованиями правильное? — Оно несправедливое, и не только на уровне края, а страны в целом. В 2012 г. в Москве мы обсуждали этот вопрос, большинство говорило: не надо забирать деньги у муниципалов. Нас выслушали и сделали по-другому. Народ избирает своего представителя, тот искренне хочет сделать, но ничего не может. Поэтому никто не хочет быть депутатом муниципальных дум, главой — нет денег, возможностей решать проблемы. Примерно так получилось и с Виталием Веркеенко. Разрыв между властью и общественностью существует и так, муниципальный уровень призван их сближать. Муниципальной власти государство должно уделить сейчас самое большое внимание. Иначе люди скажут: голосуйте сами, делайте все сами. «Вопрос очень деликатный» — Не скучаете ли вы после работы в высоких политических эшелонах на научно-преподавательском поприще? — Нет — по разным причинам. Складывается впечатление, что механизм формирования власти дает сбой. Речь для меня не идет о том, чтобы пристроиться и побыть там еще какое-то время. Закон о «детях войны» мы пытались принять — даже вместе с группой КПРФ. Но Миклушевский сказал: этого нельзя делать. Подчиняясь партийной дисциплине, мы голосовали против. Искали аргументы, и главный был — в бюджете нет денег. Как выглядят сейчас депутаты «ЕР», которые с восторгом говорят: «Как здорово, что мы сделали»? Что вы сделали? Надо бы прийти к «детям войны» и извиниться за то, что несколько лет мы не могли принять этот закон. — Насколько важен для вас фактор преемственности власти? — Вопрос очень деликатный. В начале 1990-х объявили: «Все, что было при Советах, неправильно». Какая тут преемственность? Обратите внимание, как отмечали 80 лет Приморью. О знаменитых людях говорят, а о том, что происходило в те десятилетия в регионе, — молчание. Может быть, эти люди жили в вакууме или занимались совершенно ненужной, пустой работой? Я предложил начальнику филиала провести лекторий, поднял старые материалы. По статистике, показатели в Приморье росли в годы пятилеток хорошими темпами, кроме самой последней. Наработано было много всего, не говоря уже о прорывах в строительстве, рыбной отрасли. Представлять так, что вся прошлая деятельность была никчемной? Все мы до сих пор пользуемся советскими наработками. Как выясняется, целый ряд космических проектов, которые сейчас развивают, зародился в советские времена. И не такие глупые были наши ученые. Студенты, которые учились в школах по новым программам, пишут, как бы с гордостью: «Это уже не советская молодежь». Юным такое простительно, они жизни не знают, какая она будет. Ну а мы что? Недавно приглашали писателя Василия Авченко с лекцией. Спрашивают, о чем он будет рассказывать. Я говорю: о Фадееве. Ни один мускул ни у кого не дрогнул на лице. Не знают, кто такой Фадеев. Из школьной программы писателя убрали. Говорю: но у нас же учебный корпус на улице Фадеева. «Ну, мало ли улиц». Да, наверное, у человека были ошибки, не всегда он себя вел так, как кто-то от него ожидал. Но от этого не исчезли замечательные произведения Фадеева о Дальнем Востоке. «Бизнес работает с оглядкой на власть» — Почему с трудом внедряются новые таможенные режимы, связанные со свободным портом, ТОРами? — Сложности возникают не у таможенников, а у участников внешнеэкономической деятельности, у резидентов. Государство не готово снять всякий контроль над пересечением грузов через границу, как некоторые думают. У нас есть печальный опыт СЭЗ Находки. Есть вопросы, связанные с оформлением товаров, и критика была услышана таможенными органами. Аппарат полпреда в ДФО готовит корректировку соответствующих законов. Проблема в другом: Америка жестко взяла другие страны за горло, и они боятся инвестировать к нам. Внешние инвестиции упали. Чуда с притоком средств и производств из-за границы не произошло. — Вы немало работали с дипломатическим корпусом. Ваше отношение к новым инициативам по Курилам? — В 1951-м в Сан-Франциско на конференции, в которой СССР не принимал участия, представители США, умышленно или нет, не стали уточнять вопрос по Курильским островам. Что оставило для Японии возможность впоследствии оспаривать наш суверенитет. В 1956 г. между правительствами СССР и Японии было заключено соглашение: в случае, если СССР и Япония подписывают мирный договор, два южных острова отходят нашему соседу. При этом ставилось условие: Япония не должна участвовать в союзах против СССР. Но в 1960 г. Токио и Вашингтон подписали договор безопасности между ними, который похоронил надежды на нейтралитет и оставил в Японии военные базы США. Что дало советским представителям моральное право отказаться от выполнения своих обязательств. Почему этот вопрос так обострился сегодня? Если помните, он поднимался не раз и ранее — еще когда президентом России был Ельцин. Для японцев (по крайней мере, тех, что у власти) возврат Курил — принципиальный, трепетный, суперважный вопрос. Вопрос сохранения лица. Наши официальные круги пока помалкивают. Спешит Синдзо Абэ, который хочет увековечить себя в истории Японии как успешный премьер. — Настолько ли нужен мирный договор и какую он играет роль? — Это не формальность. При строгом отношении к международным документам они важны. Если к ним относиться небрежно, как то делают некоторые державы (не беру Японию), то можно договоры и не заключать. Живем же мы рядом 70 лет, и ничего. Но экономического скачка в отношениях нет, японцы ведут себя сдержанно. Что касается развития международных отношений: все, что не связано с государственными решениями, развивается. Туристы к нам полетели. Но бизнес работает с оглядкой на власть. Американцы указали китайским банкирам: если те будут давать кредиты российским предприятиям, у них будут проблемы с работой на рынке США. Китайцы затихли с инвестициями и технологиями. Все, о чем договаривались наши предприниматели, ушло в песок. Наша надежда на то, что политические отношения КНР и США ухудшаются. Но у китайского бизнеса главный интерес в Америке. Думаю, проверкой станет проект строительства металлургического завода в Амурской области. «Потребуется время» — Много критики в адрес ДВФУ — университет хромает и в области образования, и науки. В чем причина? — Мне небезразлична судьба вуза, поскольку ДВГУ я отдал 30 лет жизни. Решение о создании крупного федерального вуза с международной функцией было правильное. Другой вопрос, как свои задачи университет решает. Потребуется время — не самые оптимальные кадровые решения принимаются. Студенты должны учиться, ученые — заниматься исследованиями, а ДВФУ чрезвычайно увлечен представительскими вещами — форумами и выставками. Самая большая проблема — в лабораторной базе. До сих пор часть оборудования не перемещена на Русский — не хватает помещений, вторая очередь кампуса не построена. Думаю, вуз встанет на ноги. — В вашу бытность ректором ДВГУ было проще работать? — Было больше ясности, определенности в государстве. При этом мы сумели основать и существенно продвинуться во многих областях: в физико-техническом направлении, в биологии, использовании минерального сырья, в изучении восточных языков. Сегодня все это оказалось очень востребованным. В 1990-е стало больше свободы, открытости, и народ слегка растерялся: куда бежать? Сейчас вроде бы наука слегка оправилась, все должно нормально и спокойно развиваться.