В Москву хотят вернуть останки драматурга Александра Сухово-Кобылина
Вернуть в Москву останки драматурга Александра Сухово-Кобылина, место нахождения которых долгие годы было неизвестно, задумал московский историк Сергей Санков. Кладбище французского городка Болье-сюр-Мер в Ницце, ячейка № 9 колумбария № 2: о том, что здесь хранится прах драматурга Александра СуховоКобылина, широкая общественность узнала всего каких-то девять лет назад. Да что там общественность — для многих специалистов это стало откровением. В последние годы о месте последнего пристанища Александра Васильевича помнил разве что настоятель местной православной церквушки для русских эмигрантов отец Антоний. Это он, выходец из Крыма, после женитьбы на француженке переехавший в Болье-сюр-Мер, задался однажды вопросом: где покоятся останки классика? А когда выяснил, стал рассказывать каждому русскому прихожанину, каждому залетному туристу из России — никак иначе узнать о том, что кладбище Болье-сюрМер стало последним пристанищем известного соотечественника, они с определенных пор не могли. — Дело в том, что СуховоКобылин последние три года жизни провел в этом городе на Лазурном Берегу, — рассказывает историк Сергей Санков. — Здесь он жил вместе с дочерью, здесь и был в 1903 году похоронен. Но в 1988-м французы ликвидировали могилу, так как закончился срок ее оплаты, а прах драматурга перенесли в колумбарий. Но никакой опознавательной надписи, таблички не сделали. Освободили кусок земли, и дело с концом. Емкость с прахом простояла безымянной 21 год. Раскошелился на мемориальную табличку бывший вице-мэр Москвы Валерий Шанцев (с августа 2005 года по сентябрь 2017-го — губернатор Нижегородской области; сегодня — гендиректор московского хоккейного клуба «Динамо». — «ВМ»), к которому, прослышав рассказы отца Антония, обратились за помощью биографы Сухово-Кобылина. Чиновник приехал в Ниццу, поудивлялся беспечности французов и от щедрот ссудил необходимую сумму. Так у последнего пристанища Сухово-Кобылина вновь появились «координаты»: спасибо, в местной префектуре сохранились архивные документы с записью номера ячейки, в которую когда-то перенесли прах из могилы русского драматурга. Не зря, видимо, Александр Васильевич называл судьбу Великим Слепцом. Кажется, он и сегодня не прозрел. Убил или нет? Отчего же Сухово-Кобылин пенял на провидение? Оттого, что баловнем судьбы он, при всех своих достоинствах, не был. Породистый дворянин, красавец, выходец из благородной богатой семьи, крестник Александра I, талантливый драматург, которого критики то и дело сравнивают с Гоголем, но по воле того же Великого Слепца не снискавший при жизни и толики гоголевской славы, автор смелых пьес «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина», Александр Сухово-Кобылин страдал от предвзятости цензоров, а его имя, к сожалению, чаще упоминается в связи с убийством француженки Луизы Симон-Деманш. Страстно влюбившийся в девицу Деманш, Александр Васильевич, отличавшийся, по словам историков, необузданной тягой к слабому полу, перевез ее из Франции в Москву, обеспечил существование, какое полагается столичной купчихе, владеющей лавкой, и восемь лет жил с ней как с гражданской женой. Луиза же, которую свидетели описывали как милую и заботливую девушку, считала Сухово-Кобылина мужем, ухаживала за ним, вила любовное гнездышко и страшно ревновала к другим женщинам. Это дворянина раздражало. Самой большой костью в горле Деманш была светская львица Надежда Нарышкина (впоследствии Нарышкина родила Сухово-Кобылину дочь, тоже Луизу, с которой тот и доживал жизнь в Болье-сюр-Мер). Кстати, именно Нарышкину молва записала в сообщницы убийства француженки. Историки пишут, что со временем Луиза надоела русскому дворянину, и он спровадил было ее обратно во Францию, но на родину девушка не вернулась. 9 ноября 1850 года труп Деманш обнаружили в сугробе недалеко от Ваганьковского кладбища. «Кругом горла на передней части шеи на- ходится поперечная, с рваными расшедшимися краями рана, длиною около трех вершков», — приводит запись из полицейского протокола тех лет писатель Владислав Отрошенко в своей книге-расследовании «Сухово-Кобылин». Во флигеле особняка Александра Васильевича на Страстном бульваре следователи нашли кровь, что и послужило поводом для первого ареста. После был и второй, были допросы, Александра Васильевича то отпускали (когда трое его крепостных, отряженных работать у Луизы, вдруг признались в ее убийстве), то снова вызывали для беседы (когда крестьяне так же неожиданно отказались от показаний, сославшись на то, что они были выбиты под пытками). Семь лет длилось разбирательство. В итоге дело было закрыто. Доказать причастность к преступлению Сухово-Кобылина не удалось. Равно как и вину его крепостных. Барские замашки Так или иначе, у многих из тех, кто знал Александра Сухово-Кобылина, его участие (прямое или косвенное) в преступлении сомнений не вызывало. Слишком крут был нравом. Читаем Владислава Отрошенко: «Внешностью он поражал всех, кто с ним встречался. Вот знаменитый портрет, перед которым слуги Кобылина замирали в паническом страхе, когда им случалось зайти в барский кабинет в отсутствие хозяина. Его написал художник Тропинин в 1850-х годах, в самый разгар следствия по делу об убийстве Деманш. Александр Васильевич смотрит с портрета холодными черными глазами. Взгляд его исполнен самообладания, смуглое лицо с заметными восточными чертами выражает горделивую независимость и непреклонную волю, крутой и властный характер; огромные усы заострены на концах, смоляные волосы зачесаны назад, на галстуке бриллиантовая брошь с фамильным гербом. До глубокой старости сохранял он лоск и осанку родовитого барина. Знавшие его в один голос твердят, что в 70 лет он выглядел крепким сорокалетним мужчиной, был красив и статен. Борода росла у него полумесяцем, круто загибаясь концами вверх, и только на девятом десятке полумесяц разогнулся, превратился в широкую лопату, под глазами появились мешки, сгладились черты восточного властелина, унаследованные им по материнской линии от рода Шепелевых — потомков татарского хана». «Грубым и нахальным» называл Александра Васильевича бывший домашний учитель племянников Сухово-Кобылина Евгений Феоктистов, описывая его в своих мемуарах так: «Этот господин, превосходно говоривший по-французски, усвоивший себе джентльменские манеры, старавшийся казаться истым парижанином, был, в сущности, по своим инстинктам жестоким дикарем, не останавливающимся ни перед какими злоупотреблениями крепостного права. Дворня его трепетала. Мне не раз случалось замечать, что такие люди, отличающиеся мужественной красотой, самоуверенные до дерзости, с блестящим остроумием, но вместе с тем совершенно бессердечные, производят обаятельное впечатление на женщин». — Действительно, — подтверждает историк Сергей Санков, — Сухово-Кобылин был резок. В источниках есть подробности того, как он обходился со своими крепостными девушками. Право первой ночи, когда кто-то из них собирался замуж, всегда принадлежало ему. Причем он мог приковать жениха цепью к воротам, а невесту уводил в покои. Девушек он нещадно порол. И только потом допускал до своего ложа. Такими «развлечениями» Сухово-Кобылин грешил уже в нежном возрасте. У семьи было имение в Птичном (сейчас это поселок в Новой Москве. — «ВМ»), где Сухово-Кобылин прожил до 16 лет. Именно здесь он и начал взрослую, полную острых ощущений жизнь. Место в Птичном Сюда же, в Птичное, где Александр Васильевич родился, где настоятель местной церкви и сейчас упоминает его имя в молебнах, возникла идея перевезти прах драматурга. Идея спонтанная, из разряда «а почему бы и нет» принадлежит двум историкам: Сергею Санкову и его приятелю, преподавателю русской истории и перевода французского Национального института восточных языков и цивилизаций Андрею Рачинскому. — Дело было в прошлом году, — рассказывает Санков. — Из Франции приехал Андрей, и мы ездили по историческим местам ТиНАО. По дороге из окна машины я показал: мол, смотри, а это бывшая усадьба Сухово-Кобылина. Андрей загорелся посмотреть дом. Оказалось, его жена, хоть и француженка, большая фанатка Александра Сухово-Кобылина и перечитала все его труды. К сожалению, зайти внутрь усадьбы мы не смогли: в доме располагалась администрация совхоза «Птичное», но снаружи полюбовались. Благодаря тому что в доме всегда находились какие-то организации, он прекрасно сохранился таким, каким был при драматурге. Во время этой незапланированной экскурсии в Птичное Рачинский рассказал другу историю про «пропажу и обретение праха», и так, слово за слово, историки договорились заняться перевозкой останков Александра Сухово-Кобылина в Москву. Сначала в частном порядке, а там, глядишь, и официальные лица присоединятся. — Ведь это не простой человек, — объясняет Санков. — Это величина, наша история. Какую бы тень ни наложило на имя Сухово-Кобылина полицейское разбирательство, вклад драматурга в культуру велик. Больше года шла подготовка. Санков побывал в Больесюр-Мер, провел операцию по поиску прямых потомков русского драматурга (без их разрешения перевозка праха была бы невозможна), но таковых не нашлось. Он получил добро от властей городка под Ниццей, настоятеля тамошней церкви, выбил бесплатное место под могилу на кладбище в Птичном и нашел спонсоров, готовых оплатить перевозку урны в Россию и перезахоронение. — Печально, что, кроме нас двоих и русских эмигрантов в Болье-сюр-Мер, никто из официальных лиц пока не проявил интереса к затее. Похоронить драматурга в родной земле — важно, но это не должно превратиться в междусобойчик, — считает историк. Биографы Сухово-Кобылина уверяют: он никогда не стремился безвыездно обосноваться за пределами России. Про себя и свою дочь Александр Васильевич писал: «Мы с Луизой русаки!»
