«Кровавый карлик»: был ли на самом деле нарком Ежов жестоким

За Ежовым прочно закрепилась слава самого «кровавого» наркома СССР. Ее во многом подкрепляют официальные данные числа репрессированных. Но вопрос в другом. Была ли неуемная активность наркома его личной инициативой или им двигали другие мотивы? Власть, несмотря ни на что Биография Николая Ежова полна недомолвок. Точно неизвестно, где он родился, какое у него образование, как прошли его молодые годы. Не меньше загадок представляет и личность Ежова. С виду это тщедушный человечек с улыбкой ребенка, который никак не ассоциировался с образом «железного наркома». Писатель Лев Разгон, неоднократно общавшийся с главным чекистом страны, писал: «Ежов совсем не был похож на вурдалака. Он был маленьким, худеньким человеком, всегда одетым в мятый дешевый костюм и синюю сатиновую косоворотку. Сидел за столом тихий, немногословный, слегка застенчивый, пил мало, не влезал в разговор, а только вслушивался, слегка наклонив голову». Ежов их тех людей, у которых внешность не соответствует содержанию. Историк Никита Петров, один из авторов книги «Сталинский питомец», сравнивая Ежова с Ягодой, называет его бесцветным и однолинейным. И если второй, по словам историка, был хитер и коварен, то первый – примитивен и мстителен. Ежов был функционером не самых выдающихся способностей, но тем не менее Сталин обратил на него внимание. Это яркий пример того, как революция выплескивала наверх самых посредственных личностей, не имевших при другом раскладе шансов занять высокий государственный пост. Но чем же на фоне других посредственностей выделялся Ежов? При росте в 151 см Ежов вписывается в классический психотип человека, страдающего «комплексом Наполеона», главное жизненное кредо которого – всевозможными средствами компенсировать свой физический недостаток. Так ли это? Большой вопрос, но вся симптоматика налицо: непомерное честолюбие, скрытая агрессия, болезненное стремление к власти. Коллеги не раз обращали внимание на отличительные качества Ежова – исполнительность и услужливость, которые порой не знали меры. Но еще более страшное качество Ежова – это готовность переступить даже через самых близких людей. Пройдет совсем немного времени после возвышения Ежова, и он без всякого угрызения совести отдаст под расстрел своего бывшего товарища Ивана Москвина, который открыл ему дорогу в большую жизнь. Через четыре месяца судьбу Москвина повторит его супруга Софья Александровна, подкармливавшая Ежова домашними обедами. Большой террор маленького человека Николая Ежова если и не назовешь главным зачинателем «Большого террора», то он уж точно в числе его главных действующих лиц. По своему размаху чистки 1937-1938 годов заметно превзошли репрессии первых полутора десятков лет Советской власти. Ведь если прежде советские карательные органы были нацелены на «классовых врагов», то теперь изменников искали уже внутри партии. По приблизительным подсчетам за период, в течение которого НКВД возглавлял Ежов, было арестовано не менее 1,7 млн. человек, почти 700 тысяч из них были казнены. О наращивании мощи репрессивного аппарата НКВД в период «Большого террора» свидетельствуют две цифры: если в 1936 году в СССР было расстреляно 1 тысяча человек, то уже в 1937-м их число возросло до 350 тысяч. Подавляющее большинство исследователей ставят под сомнение необходимость такого количества жертв, многие их которых совершенно не вписываются в образ врага народа. А ведь среди репрессированных (как расстрелянных, так и переживших лагеря) немало тех, кого можно назвать гордостью нации: Павел Флоренский, Осип Мандельштам, Василий Блюхер, Павел Дыбенко, Лев Гумилев, Сергей Королев, Николай Заболоцкий. Активное участие Ежова в репрессиях подтверждают не только его подписи в списках, приговоренных к различным мерам наказания (преимущественно к расстрелу), но и объем номенклатурной работы, который он проделал, прежде чем давать ход следственным делам. Именно с инициативы Ежова началась практика упрощенного порядка судебного рассмотрения, одобренная в октябре 1936 года Политбюро. Немаловажно, что это произошло в отсутствие Сталина, отдыхавшего в то время в Сочи. Но и с вождем Ежов уже в должности наркома внутренних дел поддерживал тесные и частые контакты в том числе и по вопросам политических процессов. Историк Олег Хлевнюк, изучивший журналы посещений кабинета Сталина, писал, что за неполные два года Ежов на приеме у главы государства был 288 раз, в общей сложности проведя у него 850 часов. По этим показателям он уступал лишь наркому иностранных дел Молотову. Вряд ли Ежов делился со Сталиным тем, как проходил процесс дознания обвиняемого. Об этом нам оставили воспоминания очевидцы событий тех лет. К примеру, Айно Куусинен, супруга видного партийного деятеля Отто Куусинена, осужденная в январе 1938-го, писала: «Позднее я выяснила, что внизу, прямо под стенами моей камеры, стояло низкое строение, безобидно называвшееся "отделением для допросов". На самом деле это была камера пыток. Оттуда раздавались страшные, нечеловеческие крики, беспрерывные удары плётки». Конечно, пытки применялись и до, и после Ежова. Однако, как заметил историк Евгений Антонюк, если, к примеру, при Берии предпочитали бить по местам где оставалось минимум следов, то при Ежове избивали так, что на осужденных зачастую не оставалось живого места. В отличие от того же Берия Ежов неоднократно сам принимал участие не только в дознании, но и в казнях. Александр Павлюков в своей книге «Ежов. Биография» сообщает о том, что в расстрельном списке из 45 членов и кандидатов в члены ЦК, который Ежов подал Сталину в ноябре 1937 года, девять человек были расстреляны лично наркомом: в их числе – Первый секретарь Воронежского горкома Анна Калыгина. Не Ежовым единым Но повинен ли один Ежов в последствиях «Большого террора»? Списывать всех жертв на одного наркома будет несправедливо. Немаловажную роль сыграла внутри– и внешнеполитическая обстановка в которой оказалась наша страна. Резонансное убийство Кирова, активная деятельность оппозиционеров, поражение прокоммунистических сил в гражданском конфликте в Испании создали благоприятную обстановку для усиления шпиономании в СССР. Не будем забывать и о Сталине – истинном творце «Большого террора». Уже в феврале 1937 года хозяин Кремля начинает подписывать расстрельные списки. По данным историка Никиты Петрова, из 44 тысяч намечавшихся по спискам жертв в итоге высшая мера была одобрена вождем для 39 тысяч человек. Правда расстреляли не больше 34 тысяч. Причина банальна. Ежов с таким рвением составлял списки, что допускал в них дубликаты фамилий. Специалист по сталинской эпохе, историк, профессор МГУ Олег Хлевнюк в своих работах приводит массу других документов, адресованных Сталиным руководителям региональных партийных ячеек, в которых содержаться недвусмысленные посылы на усиление репрессивных мер. По оценке Хлевнюка, на данный момент можно говорить примерно о 35-40 тысячах осужденных поименно, санкции на расстрел которых были завизированы лично Сталиным. О большинстве документов, где нет подписи главы СССР, можно с уверенностью сказать, что они не прошли мимо его контроля. Вождь, как известно, охотно изучал протоколы следственных допросов, докладные записки по арестам и часто дополнял уже существующие списки отдельными именами. К моменту завершения активной стадии массовых репрессии судьба Ежова была уже предрешена. «Ежов - мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли», – не без лукавства говорил Сталин. Неизвестно, догадывался ли Ежов, что его изначально использовали как одноразовый инструмент, но на скамье подсудимых он себе не изменил: «Я почистил 14000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил».