Почему русскими нельзя управлять как на западе

Хотели как лучше, а получилось как всегда — под эту чеканную формулу разводили руками тысячи отечественных менеджеров, растерянно глядевших на плоды своего чуткого руководства. И никакие швейцарские IMD, французские INSEAD и прочие Кембриджи не объяснят, почему то, что дает прекрасные всходы на Западе, на нашей почве прорастает натуральной лебедой. Никуда не денешься — национальный компонент… Откуда тянутся корни означенной лебеды, пытаются объяснить многие. Кто-то грешит на неизжитое наследие Совдепии, кто-то — на наркотический дурман от нефтяной иглы, кому-то в перманентном хаосе нашей действительности мерещится заговор мировой закулисы. Это не хаос — это нелинейный динамический порядок, уверен преподаватель Ярославского госуниверситета Александр Прохоров. И то, что является нашим проклятьем, в итоге оборачивается нашей же силой. Много долгих лет изучал Прохоров этот феномен, углублялся в первоисточники, забуривался в историю («земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет…») и, похоже, нащупал ключевой момент. Фишка российского администрирования — в его парадоксальности: управление, неэффективное в каждом конкретном пункте в каждый момент времени, в конечном счете достигает таких успехов, для достижения которых вообще-то требуется эффективное управление. Феномен, естественно, оказался многокомпонентным и подробно был описан первооткрывателем в многостраничном труде «Русская модель управления». Так что теперь любой пытливый ум, забив на мильон терзаний, может ответить себе на вопросы, кто виноват и куда ж нам плыть. Родина-мать зовет В общей сложности Прохоров насчитал 19 характерных черт этой самой модели, о самых ключевых из которых мы сегодня и расскажем. Итак, первая и основная особенность русского пути развития — в его маятниковом характере. Систему управления периодически кидает в крайности — у нас всегда либо стабильность и застой, либо «война и немцы ». В первом случае все действуют по накатанной, не забивая себе голову инновациями (все ж и так хорошо, зачем трепыхаться?), во втором — система в спешном порядке концентрируется на том, как залечить кровавые раны, нанесенные жареным петухом. «Срочно призываем варягов!», «Быстро рубим окно в Европу!», «Сейчас же делаем атомную бомбу!»… На борьбу с пернатым объявляется всеобщая мобилизация, и чудовищным напряжением всех ресурсов задача решается в кратчайшие сроки. Но чтобы это произошло, последствия нерешения должны быть по-настоящему катастрофическими: «Если мы не эвакуируем авиазавод за неделю, его уничтожат, страна окажется без самолетов, и немцы нас по- работят»; «Если не починим этот «гелик» к утру, приедет братва и нас положит»; «Если я не похудею к понедельнику, Вовка не поймет, какая я клевая, пригласит на Новый год Ирку, женится на ней, а я останусь старой девой»... Возникает закономерный вопрос: если мы так прекрасны в условиях аврала, почему бы не создавать его постоянно? Проблема в том, что каждый авральный прорыв сопровождается крайним напряжением сил и перерасходом ресурсов. В бедной, немноголюдной России Иван Грозный собрал для Ливонской войны грандиозное, но плохо оснащенное и обученное стотысячное войско. В европейских армиях народу было на порядок меньше, но это были хорошо вооруженные профи. У русской системы управления нет нужды экономить ресурсы ради эффективности, считает Прохоров. Если царь в состоянии мобилизовать чуть ли не всех мужчин страны и аккумулировать все финансы, на кой ему эта эффективность? Гораздо продуктивнее провести еще одну мобилизацию. Рационально мыслящий русский управленец не заморачивается экономией, он тратит силы на привлечение дополнительных ресурсов. Но бесконечно это продолжаться не может. Как только угроза глобального кирдыка отступает, в системе срабатывают защитные механизмы. Теперь сколько ни кричи «Волки, волки!» — никто и не подумает браться за дело. Если крики уж очень досаждают, можно сделать вид, что ты работаешь над проблемой (чтобы система не наказала), но в реальности просто зализывать раны и восстанавливать силы. В общем, вдохновенно создавать видимость работы, пребывая в блаженном застое — ровно до того момента, как на горизонте объявится очередная смертельная угроза. Вот приедет барин Вторая особенность нашего управления: жесткая централизация власти при вольнице на местах. Власть в русском понимании — это что-то отдаленное и преходящее. Два раза в год в наш медвежий угол прискакивает князь за данью и «дает начальника»: вершит суд, набирает рекрутов, устраивает смотр невест, собирает налоги и отчаливает на полгода. В промежутке между двумя ревизиями наша дружная деревня (кластер, по Прохорову) живет сама по себе. Довольны все: кластер не оспаривает решений власти, за это власть не лезет в дела кластера, предоставляя народу самому решать, как оптимально организовать там свою жизнь. Независимо от исторической эпохи и специфики кластера схема всегда одна: начальство транслирует кластеру задачу (взять высоту, увеличить надои, поднять выручку на пятьсот мильенов рублей), если надо, перераспределяет ресурсы, потом объясняет, что будет за невыполнение приказа («каждый примет смерть жуткую, лютую…»), и самоустраняется. Люди внутри кластера собирают волю в кулак и достигают недостижимого. А какими правдами-неправдами — никого не должно волновать. Кластер проблему решил? Вот и отстаньте. Смесь лояльности и угрюмой раздражительности по отношению к власти — вещи для нас типичнейшие. Ведь в кластере все равны, выскочкам там не место (стахановцев, как известно, регулярно били), кто выбился в начальники — перешел в лагерь противника, кто донес на своих — стал неприкасаемым. Палки-выручалки Дополнительную жесткость вертикали власти придают параллельные структуры управления, которые ее контролируют, могут в случае чего брать на себя все полномочия и даже менять одну вертикаль на другую. Примеры из нашего времени — КПСС, НКВД, КГБ, ФСБ. Примеры из прошлого — думные бояре, фискалы, опричники. Эти параллельные прямые при необходимости переводят систему из стабильности в аврал, а во времена затишья поддерживают готовность для такого перехода. Без этих палок-выручалок российская система управления обойтись не может: поскольку всю работу генерируют почти автономные ячейки на местах, контролировать их могут лишь структуры, подчиненные центру и чуждые ячейкам. Закон что дышло То, что дышло это в зависимости от ситуации может крутиться у нас на 360 градусов, стало уже общим местом. Стабильных правил в нестабильной жизни просто не бывает. Если вчера, в условиях мобилизации, грабить награбленное было святым делом, то сегодня узаконить это на веки вечные никак нельзя. Ведь это значит, что завтра мы не сможем пережить режим стабильности, когда нужно, чтобы каждый работал и не боялся за свое добро. Поэтому судят у нас не по закону, а по совести, причем совесть — продукт текущего момента (был Павлик Морозов герой, стал — моральный урод). При этом вся страна — от пастуха до монарха — дружно плюет на закон и всячески уклоняется от его исполнения: «Титанических трудов, изнурительного внимания к мелочам требует жизнь на Западе от русского человека, — пишет Прохоров. — Все время приходится поступать не так, как привычно и как удобно, а как положено, идет ли речь о соблюдении правил уличного движения, ритуалов служебного этикета или же общения в быту. Оказывается, невероятно сложно существовать в правовом государстве, настолько мы, русские, беззаконны». Можно было бы объяснить правовую вольницу нашей азиатской деспотичностью, при которой вышестоящим нет нужды ограничивать законами свой произвол («я начальник, ты дурак»), но и это не прокатывает. Ведь у нас (при условии стабильности) не только начальники нарушают закон, но и подчиненные запросто игнорируют инструкции свыше. В Азии падишах посылает сановнику шелковый шнурок и знает, что тот им непременно удавится. Как исполнят этот приказ в России? У нас либо шнурок окажется гнилым, либо курьер оплошает, либо чиновник тонкого намека не поймет, либо его жена экспроприирует тесемку для хозяйственных нужд. Взять и перепрятать А еще мы очень любим заначки — то, что можно утаить от государства, барина, директора или жены. Люди ищут варианты работы, где заработок не регистрируется, не облагается налогами, не чреват продразверсткой, оброком, алиментами... Прохоров считает, что заначка вошла в нашу плоть и кровь еще в глубоком средневековье. Из дани, которая собиралась с русских земель для отправки в Орду, князь московский скрывал (заначивал) часть в пользу Москвы. Заначкой крепла Русь, и ее же потом намертво вплела в модель управления, трансформировав в банальное взяточничество. Даже в конце XIX века чиновники получали смехотворное жалованье и жили на взятки практически открыто. Порицались лишь те мздоимцы, которые не выполнили обещанного. Как выжить в обстановке повсеместного надувательства? Сформировать цивилизованную ячейку или вести дела только со своими (родственниками, друзьями, членами гильдии, пайщиками, участниками деловой сети). Даль светла Приведет ли этот особый путь страну в прекрасное далеко? Прохоров считает, что, если оставить все как есть, нам это не светит. Слишком изменился мир вокруг. Система «аврал — стабильность» уже не срабатывает. Одно дело — мобилизовывать ресурсы в виде рекрутов, десятин земли и п одатей. И совсем другое — в виде активов подставных фирм, офшоров и прочей неучтенки. Но и примириться с отставанием страны мы не сможем, потому что государственные амбиции намертво впаяны в наши прошивки. Выход только один: корректировка модели ради сохранения ее ключевых характеристик. Россия уже переросла ту стадию, где госаппарат «склеивает» разрозненное общество, но еще не созрела передать управление народу. А значит, пока это придется делать промежуточному звену — кластерам. «Экономика РФ станет конкурентоспособной лишь тогда, когда продавцы будут сражаться за покупателя с не меньшим рвением, чем их деды бросались в бой «за Родину, за Сталина!» — уверен экономист. — Когда менеджеры не будут согласны даже на почетное второе место в общенациональном рейтинге предприятий, когда сбытовики станут добивать конкурента демпингом с тем же энтузиазмом, с каким их прадеды раскулачивали ни в чем не повинных односельчан, а рядовые журналисты даже в отпуске будут с пеной у рта доказывать соседям по пляжу, что их журнал — лучший, а все остальные — макулатура». ПРЯМАЯ РЕЧЬ Владимир Ананьин, преподаватель «Школы IT-менеджмента» РАНХиГС при президенте РФ: — Уже несколько десятилетий мы в основном пользуемся западными практиками управления, так что англо-саксонская модель уже сформировала у нас представление о норме. Наша реальная практика с этой нормой систематически расходится. Отсюда и бесчисленные стоны про то, что управление в России — это хаос. А это не хаос, а другой порядок, который просто мало кто изучал. Я глубоко уверен в огромном и крайне недооцененном потенциале нашей модели управления. В условиях кризиса она открывает потрясающие способности к восприятию нового и к мощному коллективному творчеству. Знаю компанию, которая, будучи в ситуации вымирания, сумела так мобилизоваться, что в кратчайшие сроки создала на базе Сосенского приборостроительного завода натуральный калужский кай-дзен (японская практика, которая фокусируется на непрерывном совершенствовании процессов производства и всех аспектов жизни. — «ВМ»). Так что, думаю, пора уже и себе под ноги посмотреть. КСТАТИ По данным компании 1С-Битрикс, в организациях, имеющих 5000+ сотрудников, на прохождение служебной записки по всем инстанциям уходит неделя. В фирмах «500+ сотрудников» счет на оплату проходит за 3–4 дня. В конторах «40+ сотрудников» заявление подписывается на следующий день. СПРАВКА В 1928–1938 годах (период индустриализации) доход на душу населения в СССР рос на 5% в год. В других странах рост составлял 1–2%.

Почему русскими нельзя управлять как на западе
© Вечерняя Москва