Дмитрий Трубицын: «Мы быстро нашли общий язык с сокамерниками»
Дмитрий Трубицын — выпускник физического факультета НГУ, основатель и бывший генеральный директор научно-производственного предприятия «Тион», которое зарегистрировал в конце 2006 года вместе с товарищами по университету. Компания занимается разработкой систем комплексной очистки и обеззараживания воздуха, её оборудование поставляют в больницы по всей России, а также в 14 странах мира. Компания является резидентом Сколково и Технопарка Академгородка, где расположена её штаб-квартира. В июне 2017 года в отношении Трубицына возбудили уголовное дело и отправили в СИЗО, откуда выпустили под домашний арест — по мнению следователей, бизнесмен «из корыстных побуждений» начал выпускать очистители без специальных деталей, из-за чего они стали стоить дешевле, но воздух не очищали. Весной уголовное дело вернули прокурору, а на прошлой неделе сняли все обвинения. Сейчас в прокуратуре проверяют законность и обоснованность прекращения уголовного дела. — Когда и как вы впервые узнали об уголовном деле? — Впервые об уголовном деле я узнал в 7:00 утра 7 июня 2017 года, когда ко мне домой пришли с обыском. Это было, конечно, неприятно, но я с самого начала верил, что мы сможем доказать свою невиновность. Друзья и коллеги очень сильно меня поддержали: организовали сбор подписей в мою защиту, приходили в суд и через семью передавали тёплые слова. Такая поддержка в самом начале дела была просто неоценимой с эмоциональной точки зрения. Многие знакомые предприниматели видели в этом уголовном деле угрозу для всего сообщества технологических компаний Академгородка, поэтому его закрытие много значит не только для меня. — Расскажите о первых днях после задержания, как это происходило? — Как я уже сказал, рано утром 7 июня ко мне домой пришли с обысками и забрали телефон. После этого у меня было несколько часов свободной жизни, а вечером после первого допроса в Следственном комитете меня задержали, и двое суток я просидел в изоляторе временного содержания. Моими сокамерниками были интересные персонажи. Один из них обвинялся в убийстве, второй — в вымогательстве и, по-моему, в грабеже, а третий был наркоманом со стажем (в чём его обвиняли, не помню). Я рассказывал им о наших образовательных проектах, о дефиците квалифицированных инженерных кадров, а они угощали меня сгущёнкой и давали советы по поводу того, как вести себя в СИЗО. То есть мы довольно быстро нашли общий язык. После двух суток в ИВС был суд по мере пресечения. В суд пришло столько людей, что не все смогли поместиться в зале и не всем хватило места даже в коридоре. Мои конвоиры были этому очень удивлены и поначалу подумали, что я строитель, а в суд пришли обманутые дольщики. Но когда меня повели в наручниках до зала суда, а люди стали скандировать слова поддержки — всё встало на свои места. — Следователи говорили о том, что ваше оборудование не соответствует стандартам и не очищает воздух, почему они так посчитали? Хоть где-то в этой истории была ваша вина? — Сначала у нас самих возникли сомнения: вдруг по недоразумению какой-то из административных регламентов всё-таки был нарушен? Но это в любом случае не уголовное преследование, тем более по статье, которая предполагает нелегальное производство медизделий, а у нас серьёзное производство с лицензией. Все сомнения были довольно быстро сняты стороной защиты: скорее всего, подозрения возникли из-за менявшихся регламентов, и государство само в них немного запуталось. Таким образом, в моих действиях не было даже административного нарушения: всё наше оборудование всегда было безопасным, эффективным и должным образом зарегистрированным. — Позиция вашей компании от начала и до конца была одна — грязная кампания конкурентов. Есть кого можно подозревать? — Нет, мы про это ничего не знаем. Были или не были недоброжелатели — рынок не обманешь: наше оборудование продолжало оставаться востребованным. Бывает, что система совершает ошибки, и мы рады, что справедливость восстановлена. Завершение этого уголовного дела — важный прецедент для правоприменительной практики по статье, по которой меня обвиняли. — Чем вы занимались, пока были под домашним арестом? — Домашний арест оказался очень интересным и полезным периодом моей жизни. Я много читал, думал, работал, общался с детьми, занимался спортом. Мне довольно быстро разрешили прогулки по два часа в день и отдельно посещение бассейна, так что я сумел даже подготовиться к своему первому полному Ironman, который я сделал в августе этого года. Ну и, безусловно, у меня оказалось достаточно свободного времени для того, чтобы сформулировать идеи наших новых проектов и продуктов, над которыми сейчас мы активно работаем. Один из таких проектов — система мониторинга качества воздуха в городах CityAir. — Когда вас отпустили из-под домашнего ареста, вы сразу вышли на работу. Насколько губительно расследование повлияло на деятельность компании? — Как это ни парадоксально, мой арест положительно отразился на компании. Команда повзрослела, приняла ответственность на себя, научилась работать более слаженно. Я бы сказал, что возникло очень сильное «чувство локтя». После шока первых дней у команды появился новый сильный мотив — выстоять и победить. Выстояли и победили: в этом году мы рассчитываем на рекордные для нас показатели объёмов продаж и собираемся выпустить несколько новых продуктов. — С какими эмоциями восприняли новость о закрытии уголовного дела? — Новость о прекращении уголовного дела я встретил на выставке в Дубае, где мы презентовали наш проект CityAir и ряд продуктов в области профессиональной очистки воздуха. В целом последнее время я не сильно переживал и безусловно верил в нашу победу. Однако когда я получил копию постановления, в течение некоторого времени по коже бегали мурашки. Подсознательно это, конечно, давило, и было приятно наконец избавиться от этого чувства. Статья 238.1 УК РФ (обращение фальсифицированных, недоброкачественных и незарегистрированных медицинских изделий . — Прим. ред.), по которой мне было предъявлено обвинение, на мой взгляд, в текущей редакции создаёт неоправданные риски для любого добропорядочного производителя изделий медицинской техники в России. Но я рад, что мы приняли деятельное участие в формировании правильной правоприменительной практики, пускай и такой ценой. Если бы под такую раздачу попала другая, более слабая компания, то результаты для неё и для рынка в целом были бы менее радостными. — Как этот неприятный опыт повлиял на вас, как на бизнесмена, и как — на человека? Произойдут ли в компании какие-то глобальные изменения? — Мы постоянно меняемся. Сейчас я директор по развитию, и это позволяет мне фокусироваться на проектах развития. Моя ближайшая цель — реализация организационных изменений, которые, как мы надеемся, позволят нам выйти на следующий уровень развития и стать заметным игроком на международном рынке. Так что с учётом того, как всё закончилось, я склонен расценивать опыт как полезный для меня и для компании в целом. Дальше — только вперёд. Читайте также: «Следующий год будет самым тяжёлым для бизнеса» Каждая пятая компания работает в убыток — среди них оказались ритейл и те, кто зарабатывал на богатых.