Земли Обручева
«По весенним брызгающим дорогам я был доставлен в Мозжинку, академический поселок возле Звенигорода. Как только машина подъехала к даче, на крыльцо выскочил маленький старичок с седенькой бородкой и шершавой, серой, словно мхом обросшей кожей, приставил руку к уху и закричал детским голосом: „А? Кто? Кто приехал? Журналист? Я вчера ждал журналиста“. Дача была большая просторная, но кабинет академика помещался в маленькой боковушке. И столик там был низенький, и табурет у столика низенький вроде сапожного, на столе и подоконнике лежали книги. Академик работал тогда над записками о своем путешествии в Джунгарию в 1906 году. У Обручева была своя манера работать: он любил возвращаться к прежним наблюдениям и пересматривать их с новой точки зрения, тем более, как часто бывает у стариков, он великолепно помнил то, что видел полвека тому назад. И вообще он полагал, что опубликовано должно быть все написанное…», — так советский фантаст Георгий Гуревич вспоминал одну из своих встреч с Владимиром Обручевым — на тот момент уже старым и заслуженным академиком. Обручев происходил из старинного дворянского рода — его предки были друзьями и сподвижниками Чернышевского, Герцена и Огарева — и пережил царя, революцию, Великую Отечественную войну и сталинские репрессии. Но все эти социальные и политические потрясения удивительным образом практически не затронули его судьбу: ему прощали и симпатии к левым до революции, и дворянское происхождение после — Обручев, независимо от идеологических предпочтений современных ему властей, оставался уважаемым и востребованным специалистом. Эффект Жюля Верна В детстве Обручев подхватил из книг Жюля Верна и Фенимора Купера «вирус приключенца»: стремление к путешествиям, помноженное на склонность к занятиям естественными науками. Его впечатлили не только образы отважных путешественников, но и рассеянных ученых, хранящих в памяти как латинские названия рыб, так и умение делать взрывчатку. В 1881 году он поступил в Петербургский горный институт, потому что это было практично (геологическое образование тогда давало верный кусок хлеба) и давало возможность утолить страсть к приключениям. В студенческие годы Обручев начинает писать стихи и рассказы, печатается петербургских газетах — настолько удачно, что даже подумывает бросить Горный институт ради литературы: обилие математики и механики в программе его утомляло. После окончания университета Обручева отправляют в Туркмению, где строили Закаспийскую железную дорогу. В те времена очень немногие допускали возможность успешной постройки и нормальной эксплуатации железной дороги в пустынных областях к востоку от Каспия. Там Обручев изучал движение песков и придумывал, как защитить от них железную дорогу. «В первый год, по неопытности, я не завел себе палатки. Часто ночевал под открытым небом, питался иногда одними сухарями и чаем, если не попадалась дичь или не было кочевников, у которых можно было купить барана», — вспоминал геолог. Вернувшись из пустыни, он написал свои первые капитальные научные работы: «Пески и степи Закаспийской области» и «Закаспийская низменность». Выводы его исследований о свойствах песков получили подтверждение позже, в 50-е годы XX века, в результате детальных геологических исследований при строительстве главного Туркменского канала. Дальше будет должность геолога при Горном управлении в Иркутске и ряд экспедиций на Ангару, Лену и Байкал; за ними последует приглашение в экспедицию на Кяхту, Кульджу и дальше, в Китай, принесшая ему славу одного из наиболее выдающихся исследователей Азии. Обручев за два года пересек Китай в широтном направлении, тщательно собирая геологические образцы, которые позволили ему впервые описать геологию и геоморфологию Восточной и Центральной Монголии и нескольких китайских провинций. Он также описывал рельеф, составлял карты, и делал массу фотографий. В музее археологии и этнографии Томского госуниверситета до сих пор хранится привезенный Обручевым из экспедиции веер династии Цин с пионами и журавлями. Именно в Китае Обручев начал изучать одну из главных тем его жизни — лёссы, вид суглинисто-супесчаной горной породы. По рассказам, он работал без секретаря, сам рисовал многие диапозитивы, сам готовил этикетки для образцов пород и составлял каталог библиотеки. Как декан факультета, с удовольствием участвовал в жизни студентов и был на их стороне во время студенческих волнений. При нем в число студентов начали набирать девушек, а богословие признали необязательным для изучения технологами. Тогда же он выдвинул кандидатуру Григория Потанина (который, собственно, и зазвал его в китайскую экспедицию) в Почетные члены Томского технологического института. Делать этого не следовало, так как Потанин — географ, друг Бакунина, революционер и сибирский сепаратист — был в опале у царской власти. Поэтому когда Министерство народного просвещения в 12-м году взялось чистить университеты от политически нежелательных преподавателей, Обручеву и предложили подать в отставку. Ученый уехал в Москву, где семья довольно сносно жила на его пенсию, гонорары от экспертиз и научно-популярных статей. Получив передышку в экспедициях, Обручев стал приводить в порядок записи, отчеты и полевые дневники, накопленные за предыдущие четверть века. К началу первой мировой войны увидели свет полторы сотни его трудов в виде монографий, статей и карт, опубликованных в журналах, ученых ежегодниках и «Известиях» различных институтов. Но на месте он усидел недолго — крепко сидевший в геологе «вирус Жюля Верна» звал в путь. В 1914 году Обручев едет в Центральный Алтай, где изучает следы постплиоценового оледенения, геологию и тектонику региона. Потом — революция, и озабоченная подъемом тяжелой промышленности советская власть очень нуждалась металлах и минералах, и как следствие — в тех, кто может искать и исследовать месторождения сырья. Так что Обручев, несмотря на свое благородное происхождение, и в это время оказался ко двору. Уже в 1918 году он проводил для новой власти разведку месторождения цементного сырья на Донбассе. «Весной 1922 года, — писал ученый, — на годичном собрании Московской горной академии по поводу трехлетия ее существования я сделал доклад об ископаемых богатствах России и их утилизации для войны… Доклад подводил краткий итог состоянию горного дела при старом режиме… На этом собрании присутствовал М.И. Калинин, которому И.М. Губкин [тоже геолог, прим «Чердака"] представил меня… Это первое знакомство с крупнейшим представителем советского правительства оставило во мне самое приятное впечатление…». Вскоре Обручев занял кафедру геологии в Таврическом университете в Симферополе и читал там лекции по физической и исторической геологии, затем вернулся в Москву, стал профессором Московской горной академии и до 1929 года читал там лекции по рудным месторождениям, полевой геологии и руководит дипломным проектированием. «Впервые я увидел Владимира Афанасьевича на большом пустынном дворе Московской горной академии, окаймленном скучными желтыми зданиями бывшего мещанского училища, — вспоминал ученик Обручева геолог Евгений Павловский, — Энергичными шагами двор пересекал суровый с виду старик в форменной фуражке горного инженера, одетый в парусиновую толстовку, серые брюки, заправленные в сапоги. Бросались в глаза маленький рост, желтоватая прокуренная седая борода, стекла очков, за которыми молодо блестели небольшие светлые глаза, прямая спина, военная выправка всей фигуры, от которой веяло совсем иным, чем жил наш студенческий, несколько бесшабашный мирок в эти первые послереволюционные годы, годы нэпа. Стукая тростью в такт каждому шагу, профессор пересек двор и вышел через ворота на Калужскую улицу…». Дальше карьера Обручева продолжает брать новые и новые высоты: его избирают действительным членом Академии наук СССР, после переезда в Ленинград он становится директором Геологического института Академии, продолжает публиковать труды по геологии. Проходит еще 10 лет — и он возглавляет только что созданный Институт мерзлотоведения, потом переходит в Институт докембрия, и снова его возглавляет… Умирает Обручев в 56-м году, будучи ученым с мировым именем. Некролог по поводу его кончины опубликовал журнал Nature, где упомянул не только невероятную плодовитость научной карьеры усопшего — собрание сочинений Обручева содержит более 70 томов, это 3 872 напечатанных работы — но и ценность его, как коммуникатора науки. «Говорят, что к нему приходили тысячи писем, и ни одно не оставалось без ответа, если о том просили», заканчивал свою заметку журналист. Золото, ледники и тектоника Круг научных интересов Обручева определялся пятью крупными проблемами и, по большей части, одним регионом — Сибирью. Работы Обручева посвящены происхождению осадочной породы лёсса, древнему оледенению Сибири, тектонике, проблема золотоносности Сибири и вопросу так называемого «древнего темени Азии». По словам декана геолого-географического факультета Томского госуниверситета Платона Тишина, Обручев несомненно внес большой вклад в разведку месторождений золота, в частности он исследовал область Байкало-Патомского нагорья (район Бодайбо), известный золотыми приисками. Крупнейшее там золотое месторождение, Сухой лог, только недавно начали готовить к эксплуатации. Немало интересовала Обручева и тектоника — движение земной коры. По словам Тишина, ученый создал одну из первых в России тектонических гипотез — о пульсирующей земле, — согласно которой планета под действием определенных сил изменяет свой радиус, то разжимая, то сжимаясь, из-за чего и происходит движение земной коры. Эта гипотеза не нашла ни подтверждения, ни опровержения, и сейчас геологи развивают другие идеи — тектоники плит и плюм-тектоники. Они отличаются от гипотезы Обручева тем, что в ином видят причину движения тектонических плит — это не «сокращения» планеты, а процессы плавления жидкой лавы в мантии планеты. «Но надо сказать, что на том этапе познания Земли это была довольно таки продвинутая и грамотная гипотеза. В рамках ее Обручев выдвинул теорию активных тектонических поясов. Он в частности, выделял пояс Алтаит на Алтае и сопредельных территориях. Еще 10 лет назад мне попадалась монография, в которой эта гипотеза активно обсуждалась», — говорит Тишин. Кроме того, подтвердилась и выдвинутая Обручевым гипотеза формирования лёссов, которые можно обнаружить в пустыне Гоби на территории нынешних Туркмении, Таджикистана и Китая. Он выяснил, что лёсс — продукт выветривания горных пород Центральной Азии, которые в виде пыли переносились ветром, образовав за миллионы лет мощные слоистые отложения. Изучая древнее оледенение Сибири, Обручев уделял особое внимание так называемым сибирским увалам, сформированным в результате движения ледника. «Если вы посмотрите на карту Западной Сибири — то на равнинной территории появится полоса холмистой местности — это огромные массы камней, которые были сборонированы — лед шел и впереди себя, как бульдозер, тащил землю. Так сформировались сибирские увалы — геоморфологическое проявление древнего оледенения. Обручев изучал это явление и вопросы, связанные с древними ледниковыми отложениями», — рассказывает Тишин. Притом в то время главной считалась точка зрения геологов Александра Войекова и Ивана Черского о том, что в Восточной Азии не может быть оледенения из-за засушливых условий в регионе. Но Обручев собрал множество находок в доказательство того, что к северо-востоку от Байкала оледенение все же было. В итоге древнее оледенение, покрывавшее значительные площади древней Сибири, было признано. Со своим главным учеником — Михаилом Усовым, Обручев фактически основал сибирскую геологическую школу. Он сформулировал в Томском технологическом институте принципы организации геологии, как науки, и дал начало местной традиции преподавания геологии и горного дела, организовав тут отделение горных инженеров и геологов. Со специалистами, воспитанными в традициях сибирской школы, связаны зарождение и развитие индустриализации Сибири, в частности, освоение Кузнецкого и Канско-Ачинского угольных бассейнов и открытие Западно-Сибирского нефтегазового комплекса. Выпускник созданного Обручевым отделения, Николай Урванцев, открыл уникальное норильское медно-никелевое месторождение, став основателем Норильска. Когда Обручева вывезли из Томска в Москву, он и там проявил свой талант организатора, приняв участие в создании Московской горной академии. Затерянные земли Научно-популярные статьи Обручева впервые появились на страницах журнала «Природа» в 1914 году. Тогда же он начал писать два своих научно-фантастических романа: «Земля Санникова» и «Плутония». Как отмечает доктор филологических наук, составитель книги «Владимир Обручев. Избранное» Николай Серебренников, литераторская популярность пришла к Обручеву поздно, в шестьдесят один год. Рукописи художественных сочинений обычно складывались в стол, и только в 1924 году Обручев надумал опубликовать написанный в 1915 году роман «Плутония», фантастический, но более правдоподобный, нежели «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна, чье изображение полой планеты Обручев счёл неверным. Своей задачей он поставил увлечь читателей картинами доисторических эпох, чем дальше вглубь Земли, тем древнее, и критика упрекала автора в том, что он «ярче воссоздаёт образы вымерших чудовищ, чем людей». В том же 1924 году Обручев завершил свой второй популярный научно-фантастический роман «Земля Санникова». Как пишет Серебренников, поводом к созданию снова послужило недовольство: Карел Глоух в романе «Заколдованная земля» поместил оазис с первобытными людьми и мамонтами в Гренландии, а такого быть не могло, поскольку ледники там движутся. Сюжетом Обручев избрал поиск таинственного острова в море Лаптевых, виденного в 1811 году полярными исследователями Яковом Санниковым и Матвеем Геденштромом, и фиксированного Эдуардом Толлем как «контуры четырёх столовых гор, которые на востоке соединились с низменной землей». Тогда многие спорили, была ли это земля или плавающий остров. Обручев считал, что хороший научно-фантастический роман должен быть правдоподобен, внушать читателю убеждение, что все описываемые события при известных условиях могут иметь место, что в них нет ничего сверхъестественного, чудесного. «Если в романе нагромождены разные чудеса — это уже не роман, а сказка для маленьких детей, которым можно рассказывать всякие небылицы», — считал Обручев. И его книги казались читателям того времени вполне правдоподобными. Он даже получал от них письма, «в которых одни совершенно серьезно спрашивали, почему не снаряжаются новые экспедиции в Плутонию для изучения подземного мира; другие предлагали себя в качестве членов будущих экспедиций; третьи интересовались судьбой путешественников, выведенных в романе…» «Плутония» и «Земля Санникова» были не единственными научно-фантастическими произведениями Обручева. В 1910-е годы он начал писать так и оставшуюся незаконченной утопическую повесть «Тепловая шахта», действие которой происходит в начале ХХ века в Петербурге и в «экстерриториальном» городе Безмятежном на русско-китайско-корейской границе. Его перу принадлежит повесть «Путешествие в прошлое и будущее», которой он хотел продолжить «Машину времени» Уэллса. Практически все его фантастические произведения малой формы были изданы в сборнике «Путешествие в прошлое и будущее» в 1961 году. После его смерти среди рукописей был также найден психологически-бытовой роман «Лик многогранный», неизданный роман «Наташа», пьеса из греческой жизни «Остров блаженных», написанная под влиянием Метерлинка, повесть «На Столбах» (опубликована только в конце 80-х в книге «За тайнами Плутона»), несколько рассказов, планы пьес, главы задуманных романов. «Он воплотил юношескую жажду стать писателем, выражать свое время в художественных сочинениях. Литераторская деятельность позволяла доказывать и научные положения в доходчивой образной форме, — считает Серебренников, — к какой-либо литературной школе Обручев не принадлежал. Стиль его интересен тем, что представляется едва ль не одинаковым для научных работ и для беллетристики. При этом слог статей удобочитаем и ясен, а язык художественных произведений оказывается затруднен, от штампов научного описания свободны лишь драматические сцены. Увлеченный сюжетом, массовый читатель обычно не замечает, что читает не только роман, но и курс лекций. При оригинальности тех иль иных сюжетов либо их разработки, Обручев целиком в традиции европейской научно-фантастической и приключенческой литературы». О признании заслуг Обручева перед наукой говорит множество объектов, названных в его честь — улица Обручева в Москве, на которой стоит Институт космических исследований РАН, горный хребет в Туве, ряд гор, оазис в Антарктиде, минеральный источник, минерал «обручевит». Так имя ученого сохранилось не только в человеческих объектах, но и в самом долговечном материале, который можно найти на Земле — в горных породах, которые Обручев всю жизнь изучал.
